Здравствуйте, уважаемые читатели!
Вот ведь как бывает. Хотел написать всего лишь одну статью про свой родной дом на Невском проспекте и про культовое место под названием "кафе Сайгон". Ну всё это дело как-то неожиданно для меня самого разрослось в целый цикл под названием "Вижу город, которого нет".
Слово за слово и потянуло меня на рассказы о родных и близких местах. Поговорили и про Сайгон, кафе Лягушатник, и про Володина, рюмочные, кондитерскую Бормана, мозаики Фроловых, редакцию первого номера "Правды", Толстовский и Довлатовские дома, мою родную школу - первую гимназию СПБ, Ольгу Берггольц, ее дом, и про что-то еще значимое для меня. Потом я захотел написать про соседний от меня дом, тот который был "ДК пищевиков", про его историю и про то новодельное безобразие, в которое его превратили. Ну тут дело такое, наши питерские разговоры, связанные со стариной - это очень опасная штука. Только начни, засосет в пучину воспоминаний с большой опасностью просто утонуть в мощном культурном бэкграунде этих мест. Ну, естественно, коль имеется живой интерес к таким темам и жизненное любопытство, которое во мне до сих пор теплится, вступая в полное противоречие с моим совсем не пионерским возрастом, в котором жизненное любопытство должно по идее угасать и уступать место старческим невесёлым раздумьям и погружённости только в самого себя.
И вот так получилось, что про этот самый ДК и связанные с ним культурные события я пишу вот уже четвертую статью. И будут ещё статьи, потому что к теме любимого Владимира Семёновича Высоцкого и его первого в жизни публичного выступления в Ленинграде, которое происходило на сцене ДК Пищевиков в 67 году, я даже и не приступал. Точно также, как и к выступлениям музыкантов ленинградского рок-клуба, которых тоже на этой знаменитой сцене было немало. Более того, вот эта связка: "ДК Пищевиков - фотомастерская Бориса Смелова - творчество Бориса" вызвала у меня желание написать потом и о Мите Шагине (потому что он был пасынком Смелова). Ну а где Митя, там и такой художественный и культурный феномен, который называется "Митьки". Уверен, все читатели знают, что - это "советская и российская группа художников из Санкт-Петербурга, объединяющая около двух десятков человек и названная по имени одного из них, Дмитрия Шагина, а также субкультура, сформировавшаяся на основе их мировоззренческих принципов". Ну а я, будучи человеком, погружённым в культурные явления, которые связаны с любимым городом, просто обязан написать о Митьках, тем более что они очень тесно связаны с музыкантами моего рок-клуба, да и вообще, существует целый пласт под названием "Музыка Митьков", так что проиллюстрировать это художественное явление огромным количеством музыкального материала для меня представится удачная возможность. А меня, как вы уже могли заметить, хлебом не корми, лишь бы мне куда-нибудь воткнуть любимую музычку. Ну а если её воткнуть не просто так, а по теме, то это вообще будет для меня "майский день - именины сердца". А потом от Митьков прогнозирую своё следующее душевное движение - рассказать о культовом культурном центре под названием "Пушкинская 10". Все питерцы, конечно, знают, что это такое, но так как мои статьи читают не только жители Петербурга, то могу напомнить, что Арт-центр «Пушкинская-10» — культурный центр в Санкт-Петербурге, ориентированный на некоммерческое современное искусство. На территории центра, во дворе, находится знаменитая вертикальная улица Джона Леннона, уходящая в небо.
С Пушкинской 10 очень тесно связаны и Митьки и Аквариум, поэтому про неё много чего можно рассказать и много всякой музыки можно будет послушать. Тем более, что Пушкинская 10 от моего дома совсем рядом, так что почему бы не прогуляться?
Ну а по дороге я вам расскажу и про памятник Пушкину на этой улице, очень родной уютный и человечный. Это самый первый памятник А. С. Пушкину в городе, 1884 года. Говорят, что он больше всех похож на оригинал, хотя Шаляпин почему - то его (памятник, не оригинал) люто и ненавидел.
Так что погулять ещё придётся и темы для рассказов еще имеются. Если читатели, конечно, будут не против.
И к чему я это все пишу? А пишу я это всё к тому, что вот так — совершенно неожиданно для меня — статья про мой родной дом (про которую я думал, что это будет просто одна статья и никакого цикла тогда и не задумывал), потянула за собой весь этот городской цикл, а потом статья про ДК Пищевиков, про которую я также предполагал, что она будет единичной, потянула за собой целый вложенный цикл статей, так или иначе связанных с этой статьей про ДК. Так что вполне могу сказать про себя: "Не буди лихо, пока оно тихо". К своему стыду должен признаться читателем, что я не то что не знаю, куда меня уведёт этот цикл "Вижу город, которого нет", но даже, когда начинаю каждую статью этого цикла, не знаю, чем она закончится. Потому что давно уже не живу по планам в реальной жизни и не собираюсь жить по ним в жизни виртуальной. Все чисто по велению бессмертной души, противоестественно еще неугасшего жизненного любопытства, старого горячего натруженного сердца, подпитываемого вот этим самым жизненным любопытством и ровестницы этого самого сердца - старой, горячей, натруженой печени, подпитываемой широким ассортиментом экспонатов знаменитой сети Петербургских музеев под названием "Красное & Белое".
И вроде как ближайшие планы наших с вами городских прогулок мною только что как бы и намечены, но это абсолютно не значит, что я буду им следовать и не собьюсь от намеченного маршрута, потому что ноги меня могут завести куда угодно и они уже давно не следуют планам головы. Да и голова уже давно не слушается указаний души. И всё потому, что я 👇
Ну а читатели, если желают, вместе со мной могут поплавать по волнам моей памяти, окунуться в бурные потоки моего неспокойного подсознания... до тех пор, пока они не посоветуют автору всего этого безобразия заткнуть свой фонтан красноречия. Существует большая вероятность, что автор прислушается к этому читательскому совету и именно так и пообещает поступить, но потом с еще большей вероятностью всё сделает по-своему. А почему - смотри картинку. 👆😊
________________
Но раз уж речь зашла о Борисе Смелове, о школе петербургской фотографии и о творческих последователях Бориса, хочу вам сегодня рассказать об очень яркой фотохудожнице - Марии Снигиревской.
У Смелова была масса последователей, но только один настоящий ученик - Маша Снигиревская.
Мария Снигиревская - родилась в Ленинграде в 1967 году.
Маша росла в артистической семье (её мама — художница Наталья Жилина, старший брат — художник Дмитрий Шагин, а отчим — фотограф Борис Смелов).
С 1980 года училась фотографии у Бориса Смелова. C 1986 года работала фотографом в Русском музее, в коллекции которого хранятся ее работы. С 1991 г. ее работы выставлялись в США, Франции, Швеции, Германии, Дании, Хорватии, Польше, Болгарии, публиковались в различных журналах, каталогах и альбомах, посвященных фотоискусству.
Фотографии Марии Снигиревской находятся в собраниях Государственного Русского музея (СПб), Государственного музейно-выставочного центра РОСФОТО (СПб), Музея Органической культуры (Коломна), Zimmerli Art Museum (США), Columbus Museum of Modern Art (США); представлены в коллекциях фонда ‘Свободная Культура’ (СПб), галерее ‘Борей’ (СПб) и др.
C 2004 года Мария начала заниматься живописью, продолжая снимать.
С 2014 года живопись становится очень важной сферой деятельности Марии, постепенно вытесняя фотографию
Мать Снигиревской -
ЖИЛИНА
Наталья Владимировна
(25 декабря 1933 — 26 июня 2005)
Художница и писатель. В девичестве Нейзель. Родители — потомственная петербургская интеллигенция. Родилась в Ленинграде. Пережив блокаду, после школы она поступила в «Таврическое» художественное училище (ЛХУ им. Серова) на живописный факультет. После окончания училища в 1955 году, работала на Комбинате графического искусства художником-декоратором, где оформила несколько научных изданий. Затем в Художественном фонде по специальности "микрографика" (1962-1982). Параллельно занималась иллюстрированием произведений Булгакова, Достоевского, Шекспира и поэзии обэриутов. В 1953 году познакомилась с Владимиром Шагиным. В качестве его подруги, а затем жены сблизилась с художниками арефьевского круга. Это серьезно повлияло на её творчество и эстетику художника. В тот период она входила в так называемый «арефьевский кружок». Участвовала в получивших огромный общественный резонанс художественных выставках «Газаневщины», которыми независимые художники дали старт организованной борьбе за право свободы творческого самовыражения. За участие в этих выставках она была уволена из Художественного Фонда РСФСР, на долгие годы став по сути «запрещенным художником». В последующие годы, наиболее существенное влияние оказал художник А. Эндер, с которым она была дружна в 1970-е годы, позже - М. Иванов. В 80-90-е годы её работы выставлялись на многочисленных квартирных и музейных выставках, с середины восьмидесятых она фактически бессменный участник «митьковских» художественных выставок. Последняя из них открылась в Царском Селе буквально за сутки до смерти.
В настоящее время её работы можно встретить в ведущих отечественных музеях: таких, как Государственный Русский Музей, Государственная Третьяковская Галерея, петербургский Музей истории города, Тверская художественная галерея. Ее творчество представлено также и за границей, в частности, в Музее современного искусства «Циммерли» (США).
Сын - Дмитрий Шагин (1957), художник, в 1984 году организовавший группу художников, получившую название «Митьки».
Во втором браке родилась дочь, ныне известный фотограф Мария Снигиревская. Третьим мужем был Борис Смелов. Умерла в Петербурге 26 июня 2005-го от инсульта.
Похоронена в в Петербурге, на Смоленском кладбище рядом с Борисом Смеловым.
_____________
Вполне естественно, что Маша, будучи из какой художественной семьи, стала фотохудожником.
Снигиревская - художник и фотограф, которая выросла в уникальной художественной среде, всю жизнь общаясь с самыми талантливыми людьми Петербурга. С фотографией Мария познакомилась в середине 1970-х годов, и уже в 12 лет по собственному желанию начала брать уроки у отчима, Бориса Смелова.
Вот что она пишет про Смелова и себя:
"Совместные прогулки по городу открывали для меня новые мироощущения. Исчезала обыденность: существовали только ожившие тени, таинственные дворы, мостики и каналы. Это была прекрасная школа особого видения мира и техники исполнения – двух связующих, без чего не может существовать фотография"
И вот тоже из рассказов Снигиревской (спустя 2 года после смерти Бориса) -
Кафе «Сайгон», на углу Невского и Владимирского проспектов, в конце 60-х – начале 70-х было местом, где собирались творческие люди, не желавшие заниматься официальным искусством. Там Борис познакомился с К. Кузьминским, В. Кривулиным, Б. Кудряковым (Гран-Борис).
Костя Кузьминский устраивал у себя дома квартирные выставки, в том числе была фотографическая выставка «Под парашютом», в которой участвовал Борис. У Кузьминского Борис познакомился с художником Дмитрием Шагиным, который пришёл в восторг от его фотографий, и познакомил Бориса со своей мамой художницей Натальей Жилиной.
После неуютной жизни в новостройках, Борис опять оказался на родном Васильевском, поселившись у своей жены, Натальи Жилиной, моей и Митиной мамы. В доме было весело, собирались большие компании друзей Бориса, мамы и Мити. Между хмельным весельем, велись серьёзные философские беседы. Устраивались квартирные выставки.
....Вот уже третий год при виде только что выпавшего снега, первое желание бежать к Боре с криком: «Вставай, снег выпал, пошли на съёмку!»..........
Мы всегда выскакивали, сломя голову, чтобы застать выпавший снег, совсем идеальным, не затоптанным. Особенно ценен был снег, выпавший ранней осенью, когда скульптуры в Летнем саду ещё не закрыты. Мне, двенадцатилетней ученице Бориса, было очень весело целыми днями бродить по сказочно заснеженному городу, забираться на чердаки и крыши, высматривая виды на город с «птичьего полёта». И потом, уже по раскисшему снегу, забредать в мастерские к друзьям Бориса и слушать разговоры о фотографии, мечтая о том времени, когда и я стану «настоящим фотографом».
Поездки за город, в основном в Павловск и Петергоф, играли немалую роль в творчестве Бориса. Фонтаны Петергофа в работах Бориса, поражающие своим великолепием, выглядят совершенно необычно, несмотря на такую популярную тему среди фотографов. А Кентаврский мостик в Павловске, к съёмке которого он возвращался вновь и вновь! Один и тот же мостик, и каждый раз абсолютно новая восхитительная фотография!
Собирая старинные бутылочки, раковины и всевозможные вещицы из дореволюционного быта, Борис выстраивал из них удивительно изящные и завораживающие взгляд натюрморты. Волшебный мир, рождался из штофов, графинчиков, часов и зеркал, и, несмотря на огромное количество предметов, поражал своей стройностью и гармонией.
В 1993 году, когда давно забылись запреты на выставки, и Борис уже участвовал во многих выставках в России и за рубежом, наконец-то состоялась его вторая персональная выставка в галерее «Борей» на Литейном проспекте. На открытии было не протолкнуться, такое было количество друзей и поклонников его таланта.
Казалось, всё очень радужно, искусство свободно, и талантливые художники будут по достоинству оценены. Но после «перестроечной» эйфории на смену официальному «совковому» искусству пришёл модный «концепт», толком не дав художникам высунуться из подполья. Искусствоведы быстро переориентировались и объявили, что в современном искусстве есть только соцреализм, китч и концепт. А художникам, ищущим гармонию и красоту, нет места в так называемом «актуальном искусстве».
Пытаясь как-то противостоять этому, Борис, я, мой муж фотограф Александр Соколов и мой ученик Алексей Зеленский, объединились в группу под названием «Пунктум». И начали с того, что устроили выставку в «Борее», назвав её «To be continued», но продолжения не последовало, несмотря на то что, выставка имела успех у истинных ценителей искусства. Ведь для борьбы с «акулами» концептуального искусства нужно стать такими же зубастыми и клыкастыми, что абсолютно не вяжется с призванием художника. В результате мы просто продолжали работать в тишине и безвестности, как и прежде, не тратя попусту сил на борьбу за выживание в социальной среде.
Как-то раз друг Бориса, приехав из Америки, подарил ему инфракрасную плёнку. Эффект этой плёнки, сказывающийся в основном на необычайной белизне листвы деревьев, увлёк Бориса, и он с помощью этой плёнки сделал большую серию совершенно феерических фотографий. В результате ставших заключительным этапом творческой деятельности Бориса.
Такое ощущение, что Боря знал о том, что скоро уйдёт из этой жизни. Гуляя по своему любимому Смоленскому кладбищу, он не раз говорил приходившей в ужас от его слов жене: «Обязательно похорони меня здесь, на Смоленском».
Сколько раз мы в волнении ждали его, когда он не возвращался вечером домой, блуждая по городу, зачарованно пьяный от вина и фантазий. Он всегда возвращался на утро, рассказывая о том прекрасном для него моменте, когда сознание возвращается из бездны опьянения, и тогда особенно остро воспринимается красота окружающего мира.
.... 18 января 1998 года он так и не вернулся, заснув и не проснувшись на Большом проспекте Васильевского острова, между часовней и распивочной....
Мало сказать, что Борис любил Петербург, он не мыслил себя вне Петербурга. Даже когда, город носил название Ленинград, для Бориса это не имело значения, он жил в своём старинном, руинном, заброшенном Петербурге, где каждая трещинка в стене прекрасна. Он бродил по городу в поисках пригрезившихся ему в полусне кадрах, и ловил своей «лейкой», становившейся единой с его глазом, нужное освещение, выпавший снег, воплощая свои видения в дивные фотографии.
Приверженец прямой фотографии (без всяких рукоприкладств), Борис создавал работы, выходящие за рамки привычной реальности, но отображающие иную реальность, полную гармонии и тайны, открывающуюся только отрешенному от социума взору великого художника.
(Мария Снигиревская, ноябрь 2000)
Мария начала заниматься фотографией с раннего детства под сильнейшим влиянием Смелова и его любимых фотографов — Йозефа Судека, Билла Брандта, Дианы Арбус, Картье Брессона.
По признанию самой Снигиревской, на неё также оказал серьёзное влияние московский фотограф Борис Савельев; ещё, конечно же, немаловажную роль играет творческое сотрудничество с мужем — замечательным фотографом Александром Соколовым, но всё же, думается, решающим фактором в её творческой биографии была многолетняя работа рядом со Смеловым.
Оставаясь и сегодня «ученицей Смелова», Маша, тем не менее, перестала быть просто его последовательницей, а довольно рано превратилась в узнаваемого самостоятельного автора с ярко выраженным собственным лицом и с собственным кругом тем и сюжетов.
Фотографии Маши сразу узнаются на любой выставке — это всегда квадратные (владея в совершенстве всей фототехникой, включая цифровую, для творческой работы Маша использует только старомодные камеры Rolleiflex формата 6х6, введённые в обиход Борисом Смеловым) чёрно-белые снимки, построенные на контрастной игре света и тени (эти-то свет и тень на самом деле и есть главные персонажи фотографий Снигиревской, но, увы, эта субстанция плохо поддаётся словесному описанию — поэтому лучше просто сами посмотрите на эти фотоработы.
Чаще всего Маша снимает «традиционные» натюрморты, интерьеры или пейзажи — хотя граница между этими жанрами у Снигиревской весьма и весьма условна: натюрморт зачастую плавно перерастает в интерьер или пейзаж, захватив часть комнаты или приватизировав кусок пейзажа в окне, интерьер представляет из себя просто большой натюрморт с предметами мебели, а пейзаж на поверку оказывается скорее каким-то интерьером наизнанку, а то и натюрмортом. Эпизодически в этих интерьерах-пейзажах-натюрмортах появляются люди или животные — тогда такие снимки можно (хотя тоже очень условно) отнести к жанру или портрету.
На фотографиях Марии Снигиревской не встретить всем известных достопримечательностей нашего города вроде Эрмитажа, Петропавловки или Мариинки — но каждый снимок является очень точным портретом именно Санкт-Петербурга, а ещё точнее, пожалуй, — Васильевского острова, на 18-й линии которого Маша живёт всю жизнь. Перепутать тут невозможно: такие вещи, такие дворы, такие окна — только здесь, такие фотографии не сделать ни в Москве, ни в Париже, ни в Лондоне. Ни даже, пожалуй, на Петроградской.
Снигиревская снимает на средний формат, на любимую камеру Rolleiflex и в основном на черно-белую пленку. Средний формат, квадрат важен для нее как форма построения кадра, идеальной композиции, которая служила бы идее и вызывала бурю эмоций у зрителя.
Одним из главных героев сюжетов Снигиревской становится свет. Его переплетение с тенями, бесконечная динамика переходов и разнообразие композиций, основанных на этом противостоянии. Как любит говорить сама фотограф, 'меня зовет солнце, и я чувствую, что надо идти'.
Считается, что к началу 90-х окончательно сформировался стиль фотографа. Именно в этот период окончательно закрепилось использование свободной линии горизонта при построении кадра.
Романтический конструктивизм Марии Снигиревской.
Проект "Романтический конструктивизм Марии Снигиревской" был начат в 1993 году и до сих пор является главной творческой темой автора.
Некоторые фотоработы Марии Снигиревской
Городские зарисовки. Петербург.
Венеция
Разное
Выставка живописи Маши Снигиревской
_______
Ну и на этом тему питерской художественной фотографии на время приторможу. Но может быть когда- нибудь к этой теме ещё вернусь.
_______
Всем спасибо за внимание и терпение!
До встречи!
Удачи!
Пока!
_____
( ** Все фотографии - Снигиревской и Смелова. Ну, кроме парочки фотографий, естественно 😊)