Марианна распахнула дверь. Волк, замотанный в простыню, стоял со свечой в руке и с мольбой смотрел на неё.
— Клянусь, я вас не трону, — сказал он.
— Вы не будете храпеть?
— Вы не услышите ни звука!
Несколько бесконечно долгих минут Марианна следила за игрой света на потолке. Волк не соврал, дыхание его было тихим. Когда оно выровнялось, Марианна выглянула из-за края кровати.
Волк раскинулся на спине. Простыня лежала на нём, как римская тога, открыв плечо, часть груди и мускулистого живота. Мех, чёрный с проседью, блестел в полумраке. Ей невыносимо захотелось коснуться его, зарыться пальцами в жёсткую шерсть на холке... На холке? Марианна едва сдержала крик. Она перекрестилась, зашептала молитву Пресвятой Деве Марии, но осеклась на полуслове, потому что от жгучего стыда запылали уши. Марианна уткнулась носом в подушку, глаза наполнились горячими слезами. Она тихо застонала. От мятного дыхания шевельнулись волоски на её виске.
[Все рассказы]
— Кого мы обманываем? — прошептал волк.
Марианна проглотила слёзы, повернулась к нему, к его светящимся, лучистым глазам и подняла одеяло. Волк скользнул к ней, прижался к её горячему телу. Марианна обвила его руками и ногами, зарылась носом в мех, вцепилась пальцами в жёсткую шерсть на загривке. От ощущения этой шерсти между пальцами тело свело нежной судорогой.
"Кого мы обманываем?" — беззвучно повторила она.
Потом она стояла у окна не в силах поверить в то, что только что случилось. Сзади чиркнуло кресало, потянуло жжёной тряпкой. Волк неслышно возник за её спиной и прижал её к себе.
— Будешь? — Он протянул ей самокрутку.
Марианна затянулась, тяжёлый дым оцарапал лёгкие. Она задохнулась, закашлялась, разбрызгивая слёзы.
— Ну-ну, — улыбающимся шёпотом пробормотал ей в ухо волк. — Сейчас полегчает.
В самом деле, лёгкие всё ещё горели огнём, но в голове просветлело и тяжёлые мысли растаяли.
— Не надо было этого делать, — Марианна вернула самокрутку волку.
— Перестань. От одной затяжки цикорием ничего не будет.
— Я не об этом.
— Ну-ка, ну-ка. — Волк развернул её к себе, склонив лобастую голову заглянул в глаза. — Тебе не понравилось?
— Мы с тобой разных биологических видов: ты – волк, я – человек.
— Это не так. Есть всего два биологических вида: волки и гуппи. Я — волк, ты – волчица.
— Я не понимаю, — растерялась Марианна.
— Вина?
* * *
Волк сидел на полу, Марианна лежала, положив голову ему на колени. Он поглаживал её волосы лапой и, потягивая рейнское из бокала, объяснял:
— Единственное, что на самом деле разделяет всех живых существ — это отношение к детям. Есть волки, они кормят собой волчат. Есть гуппи, они кормятся своими мальками. Я уже говорил, ты — волчица.
— Я не готова никого собой кормить.
— Это ты сейчас так говоришь, а только родишь первого волчонка... Он будет пить твои соки изнутри, потом высосет молоко из твоей груди. Он выест твою молодость, заберёт красоту, время, силы, и ты с радостью всё ему отдашь. Ты выкормишь его своей жизнью, станешь компостом, питательной средой для него. В конце концов волчонок заберёт всё, что ты имеешь, после твоей смерти, если повезёт... Мама кормила тебя грудью?
— Нет, у меня была кормилица... Почему ты спрашиваешь?
— Наверное, вы с матушкой не очень близки...
— Странный вывод и вообще теория у тебя очень странная.
— Видишь в ней противоречия?
— Не знаю, не уверена.
Марианна села и нашарила свой бокал.
— А моя бабушка, она волчица?
— Вне всяких сомнений. Вы с ней очень похожи, ты знаешь?
— Не замечала. Что-то я проголодалась. Суп ещё остался?
— Конечно! — Волк вскочил и скрылся за дверью. — Сейчас разожгу камин, — крикнул он, сбегая по лестнице.
* * *
Они сидели в столовой, напротив друг друга, за длинным столом, накрытым крахмальной скатертью. Волк зажёг свечи в витых бронзовых канделябрах, их мерцающий свет переливался золотом на густом волчьем меху. Марианна разломила ржаную булочку и глотнула немного вина, оттягивая гастрономический восторг.
— В чём секрет? — спросила она. — Какие-то редкие травы?
— Травы тоже, — кивнул волк. — Но самое главное — я пять часов вымачивал мясо в сливках. У твоей бабушки, как оказалось, очень жёсткое мясо.
Марианна закрыла ладонью рот и бросилась в клозет.
Пока она, судорожно вцепившись в края ночной вазы, задыхаясь и кашляя, изливала из себя съеденный суп, смешанный с рейнским, волк заботливо придерживал её волосы.
— Умоляю, скажи, что я не так тебя поняла, — всхлипывая взмолилась Марианна.
Волк покачал головой:
— Прости, но так. Бабуля сама об этом попросила, и о том есть бумага, заверенная нотариусом. Она не хотела, чтобы у меня были потом неприятности.
— Но зачем?!
— Я же говорил тебе, что бабуля — настоящая волчица. Она относилась ко мне, как к родному сыну. Ну, почти.
— Стой! — выставила руку, защищаясь, Марианна. — Ничего не хочу об этом знать.
— Хорошо, — легко согласился волк. — Она меня выкормила, научила говорить, ходить на задних лапах, разливать вино, готовить, наконец. Она бы меня усыновила, но ханжеские законы нашего герцогства такого не позволяет. Теория про волков и гуппи — тоже её, она мне рассказала. Я принял её всей душой, и в моей жизни настала полная гармония. Знаешь, как это было? Как-то раз она назвала свою невестку — твою мать — тупой гуппёхой, и сказала, что если не принять меры, она тебя сожрёт.
— Моя мама не такая...
— Да? Скажи, почему она послала тебя с какими-то примитивными пирожками через дремучий лес к свекрови? На ночь глядя, одну. Бабуля поваров Его Милости готовить учила! Зачем ей эти пирожки? Она их и есть не станет
— Подожди. — Марианна опустилась на пол у ночной вазы и прижалась спиной к холодной стене. Она всё ещё не могла посмотреть в глаза волку, поэтому невидящим взглядом упёрлась в противоположную стену. — Какой в этом толк? Ну, допустим, съели меня волки. — Она нервно покосилась на волка и вытерла рот. — Извини. Ей какая с того корысть? Как это укладывается в твою теорию о рыбах, поедающих собственное потомство.
— Я не знаю... Могу предположить, что где-то в серванте у тебя дома лежит договор о страховании твоей жизни в каком-нибудь "Альте Ляйпцигер". Не посещали ли твою матушку какие-нибудь серьёзные гости с портфелями? Может быть, именно после их визита в твоей матушке проснулись кулинарные таланты?
— Поверить не могу...
— Так бывает. И гуппи может родить волчонка, и волчица — гуппёху. Ты — волчонок, рождённый для заклания. Даже в твоём имени заложен этот символизм. Твоя мать француженка, так? Я догадался и по имени, и по твоей фригийской шапочке — такие давно уже не носят. Вспомни: Марианна — дитя французской революции, а что делает революция со своими детьми? Пожирает.
— И революция — гуппи, что ли?
Волк пожал плечами:
— Вот видишь, насколько это широкое понятие.
— Как-то притянуто.
— Ничуть, моя волчица, ничуть. В имени наша судьба. Смени имя, и судьба твоя изменится.
— А как зовут тебя?
— Вольф, — рассмеялся волк. — Просто Вольф. Люпус, Ликос, Влк, Фалькас — я тот, кто я есть и никто иной. Твоя бабушка тоже могла бы носить моё имя — она точно никогда не отправила бы тебя через лес с тухлыми пирожками.
* * *
Рано утром Марианну разбудил аромат свежесваренного кофе. Она открыла глаза, сначала в мутной сонной пелене увидела фарфоровый кофейник с пасторальными пастушками, две изящных чашечки и тонко нарезанный штрудель с яблоками, потом — морду волка, виноватую, но с хитрыми огоньками в глубине янтарных глаз.
— Никакого мяса, — заверил он. — Только яблоки и корица. Ешь, волчица, для тебя пёк.
Марианна отодвинула поднос.
— Сначала скажи, зачем ты это сделал?
Волк отвернулся и со вздохом опустился на пол. Теперь она видела только его крепкие плечи и затылок с торчащими ушами.
— Бабуля старела. Она сделала десятки пластических операций, правильно питалась, занималась спортом и регулярно... молчу, молчу, об этом ни слова... Это давало результат снаружи, но внутри... Она старела. Ты не представляешь, как это грустно, когда стареет дорогой тебе человек. Настал день, когда она привела в порядок дела, написала завещание и распоряжения о своей смерти. Когда нотариус ушёл, мы остались одни, вот тогда она и попросила меня об этом. Настоящая волчица! Всю свою жизнь, всё своё состояние она отдала волчонку, тебе. Она хотела, чтобы и тело её съели те, кто её любит, а не безмозглые черви. Я просто добавил специй.
Снова волк держал волосы Марианны, чтоб они не падали в ночную вазу, и гладил её содрогающиеся плечи.
— Что ж у тебя такой желудок слабый? Я думал, ты уже привыкла. Это всё от неправильного питания, — приговаривал он, и от этих слов её кашель становился ещё надсаднее.
Пока Марианна приходила в себя, волк куда-то исчез, потом появился снова, с небольшим узелком в лапах.
— Вот, — сказал он, глядя в сторону. — Я взял немного еды на первое время... Почти, волчица, но мне пора уходить.
— Почему? Зачем? — удивилась Марианна.
— Ну, знаешь, я не могу быть уверен, что гибель бабушки не повесят на меня. Очень не хочется стать новым чучелом в Вольфенбюттеле.
— Ты же сказал, что есть бумага, заверенная нотариусом...
— Должна быть, бабуля так сказала, но я её не видел. Да и будет ли она иметь какой-то вес? Много ли стоит в нашем богоспасаемом герцогстве жизнь какого-то волка? Лучше мне в лес податься, целее буду.
— Постой, а как же я?
— Ты же сама говорила, что мы разных видов.
— Ты убедил меня в обратном!
— Чего не сделаешь ради красивой женщины.
Марианна бросилась на него с кулаками. Волк бросил узелок, на пол, в нём что-то несъедобно звякнуло, и обхватил её лапами.
— Успокойся, волчица, я шучу. Конечно, мы с тобой волки, только другим об этом знать не надо, — Он прижал её голову к груди и тихо-тихо сказал в ухо: — Я покручусь неподалёку, пока всё не успокоится, а потом буду рядом. Захочешь меня увидеть — позови.
— Как?
— Свечку на окно спальни поставь, и я сразу прибегу. Этот дом теперь твой. Приду, если не одичаю... В лесу поговорить не с кем.
Мариана высвободилась из его лап.
— Значит, ты говоришь, что моя мама — гуппи...
— Да, волчица, будь с ней настороже...
Марианна молча, приподняв бровь, смотрела в жёлтые глаза волка. Он озадаченно нахмурился, потом ухмыльнулся во всю свою зубастую пасть:
— Ухи захотелось?
Подхватив узелок, он выскочил из спальни и поскакал вниз.
— Для тебя — что угодно, волчица! — услышала Марианна его крик перед тем, как хлопнула дверь.
Конец истории,
но можно почитать другие:
Про то, как молодой парень искал смысл жизни для столетней женщины
Про то, как взрослела официантка из приморского бара, или
о спасшемся после потопа царе и его писце