Взятка лесу
Романов слетел с катушек. Стал панически бояться за Марью! С трудом отпускал её на работу, звонил ежечасно, чтобы узнать, что да как. Поэтому она заступила на новую должность с тяжёлым сердцем. Её тоже магнитом тянуло к нему.
Через три месяца она ушла в декрет, и это было счастьем для обоих. Вместо себя она порекомендовала Андрея Огнева. Романов пересилил себя и лично встретился с ним.
Он приехал в Академию управления в конце рабочего дня. На КПП ему сказали, что видели ректора где-то на территории. Охранник связался с секретарём, тот вызвонил Огнева, и уже через пять минут оба сидели в кабинете главного. Ни удивления, ни недоумения, ни вообще хоть какой-то человеческой, в гомеопатической дозе выраженной эмоции Андрей Андреевич не проявил. На красивом, безоблачно спокойном лице его приветливо сияли синие глаза, вот и всё.
Они обменялись рукопожатием. Романов достал фляжку из внутреннего кармана пиджака, и под пять грамм они по-мужски поговорили.
Романов попытался хитрыми вопросами выудить из Огнева хоть что-то, изобличавшее их с Марьей порочную связь. Но великан смотрел светло и выглядел безмятежным, как море в штиль. Романов успокоился и озвучил цель визита.
– Андрей, дружище, ты ведь такой же посланник, как и Марья? – утвердительно спросил он.
– У нас разные небесные покровители.
– Но миссия-то одна?
– В общем и целом – да.
– Тогда сними с её плеч и переложи на свои мужские плечи её нагрузку. Стань Атлантом. Негоже хрупкой женщине, да ещё и на восьмом месяце беременности, тащить на себе дело планетарной важности.
– А конкретнее?
– Возьми на себя её нынешнюю должность, доверши начатое, а там поглядим.
– Всегда готов.
– Вот и алес гут. Давай, дружище, ещё по напёрстку – за сбычу мечт.
Свят разлил ещё по маленькой, они выпили, занюхали рукавами.
– Можешь обращаться ко мне на ты, Огнев! Ты ведь очень много сделал для Марьи, а значит, и для меня, и для всех.
– Святослав Владимирович, встречное предложение. Может, это тебе хватит отсиживаться в засаде? Скорее всего Марье в недалёком будущем выкатят самый высокий пост в государстве. Я солидарен с тобой и скажу, что это не женское дело. Она слишком чувствительна и жалостлива. А тут нужна стальная выдержка. И только ты можешь её собой прикрыть.
– Да вы что, сговорились с ней? Она тоже вылезла с намёками. Вернее, попыталась внушить мне эту мысль. Ладно, Андрей, не будем заглядывать в далёкое будущее. Важно, что я получил от тебя согласие на рокировку, и Марья, наконец, угомонится. Ей не сегодня-завтра рожать.
Дело было сделано. Огнев впрягся и по итогу поднял его на запредельный уровень.
Реформа в здравоохранении и социалке прошла без единого эксцесса. Были выправлены все вывихи систем. Андрей нежно, гладко, элегантно и стремительно перевел их из категории обдираловок народа в удобные и функциональные опоры для каждого россиянина, нуждающегося в помощи. Мега-мозг продумал все узлы и сочленения, нашёл и убрал все слабые места и лазейки.
Руководящий состав обеих сфер был тщательно профильтрован. Не окончательно проросшие в коррупцию дружно отправились на понижение, а отпетые воры ушли в отставку с предписанием добровольно вернуть государству три четверти присвоенных денег, недвижимости, активов. В кресла начальников сели выпускники Академии управления, получившие значительный опыт работы под Марьиным началом.
Медицина на сто восемьдесят градусов развернулась в сторону предупредительной своей ипостаси -- профилактики. В каждый профильный университет пришло новое руководство. Была кардинально реорганизована учебная программа медвузов, изданы концептуально новые учебники. Отменена зубрёжка мёртвого латинского языка – отныне все лекарства должны были быть написаны только на родном языке. Закрылись все анатомические музеи, а экспонировавшиеся в формалине останки и пластинированные мумии были отпеты и захоронены в братских могилах. И сотни тысяч неупокоенных, прикованных к этим изуверским кунсткамерам душ смогли от них открепиться и уйти в предписанные им иные миры.
И ещё множество новшеств упростили и облегчили жизнь студентов-медиков и врачей, главной задачей которых стало не пускание больных людей гулять по кругу для выкачивания из них денег, а качественное диагностирование и полное излечение.
Социальная поддержка населения была реформирована ещё более молниеносно. Из непомерно раздувшегося сборища бюрократов, больших специалистов шуршать бумагами, эта отрасль превратилась во всероссийское помогальщицкое движение – своего рода единую тимуровскую команду.
Пенсионный Фонд и присосавшиеся к нему коррупционные структуры были распущены, а все его богатства пошли народу. Ухаживать за одинокими больными и слабыми, а так же отправлять их в последний путь было предложено ближайшим соседям – за хорошее жалованье. И рядом живущие семьи охотно откликнулись и окружили заброшенных стариков и инвалидов заботой и вниманием.
Оформлять пенсии стали на последних местах работы без всяких собираний документов. Пенсии сделались для всех одинаково большими, чтобы ни один пожилой россиянин не чувствовал себя униженным и обиженным. Санаторное и курортное лечение, обогащавшее орды чиновников, было передано на баланс больниц и поликлиник, которые предоставляли путёвки всем желающим или нуждающимся, а не особо избранным.
Огнев быстро разобрался с каждым сегментом этих двух пёстрых секторов и везде навёл железный порядок с отчётностью ему лично.
А на должность ректора Академии управления заступил надёжный, как скала, Пётр Антонов. Этот участок преобразовательной работы в России был приоритетным, так как ковал неподкупно честные и высокопрофессиональные кадры. Марья читала там лекции, и ей это очень нравилось.
Великое множество Марьиных птенцов, выпущенных Академией, уже превратились в орлов и стали методично вычищать авгиевы конюшни российской действительности.
Беременность её протекала атипично – развилось многоводие. Марья отекла и опухла, стала шарообразной. Однако роды прошли стремительно. Между схватками она непрерывно молилась. И на свет в срок явился чудесный мальчишка. Тройное обвитие шеи пуповиной не помешало ему выбраться на волю – к великому удивлению профессоров. Хотя те уже начали привыкать, что у Марьи Романовой всё всегда атипично!
Через пятнадцать минут после первой потуги Елисейка уже лежал на столике в родзале, осмотренный, омытый, взвешенный, измеренный, в распашонке. Романов, бегавший по коридору, как тигр по клетке, твердил себе под нос: “Всё, аста ла виста, баста! Это последние роды! Замучил я её!”
Но как только он взял на руки нежнейшее существо с серыми романовскими глазками и чубчиком на мягонькой головке, так сразу подумал: “Нет, конвейер производства романят останавливать не буду! Марья выдюжит! Пусть всё идёт как идёт!”
Когда после недолгого отсутствия Марья Ивановна вернулась в Академию – стройная, в стильном, с иголочки костюме, студенты ахнули! Аудитория во время её лекций, и без того переполненная, теперь уже не вмещала желающих послушать её завораживающие монологи. Молодёжь сидела в проходах, на дополнительных стульях, усаживалась на полу. Пришлось докупать и монтировать новые скамейки.
Марья никогда не расписывала лекции от а до я. Она всегда вдохновенно импровизировала. Затвердив знания со студенческой скамьи, она обогатила их своим опытом и украсила множеством сочных примеров из жизни. Всё это густо пересыпала юмором и сдабривала философскими изюминками.
Каждую лекцию она заканчивала широким крестным знамением всей аудитории и благословляла студентов словами: «Во имя Отца, и Сына и Святаго Духа несите пользу людям».
Академия находилась в десяти километрах от поместья Романовых, куда вела грунтовая, усыпанная хвоей дорога, всегда абсолютно пустынная. Разве что грибники пересекали её да редкие пикникующие. Поэтому Марья сама решилась сесть за руль подаренного ей мужем маленького электромобиля, не боясь кого-то задавить. Понемногу освоила автовождение, которого раньше боялась как огня.
Однажды она подвезла Антонова в “Сосны”. Ректор академии, объект воздыханий студенток, очень изменился! Стал настоящим метросексуалом с модной элегантной причёской, с ухоженной бородкой, в стильном костюме. Словом, писаным красавцем с печатью интеллекта на лице и поэтической дымкой в глазах.
Марья без всякой задней мысли подкатила к воротам и очень обрадовалась встречавшему её мужу. А тот увидел Петра, выходившего из её машины, и изменился в лице. И уже через минуту буквально взбесился. Снял видеорегистратор и изучил каждую секунду их спокойного, делового десятиминутного разговора. Тем не менее вынес чёткий и безапелляционный вердикт:
– Будешь сидеть дома с детьми!
Марья хотела посмеяться, но, увидев аномально белое лицо мужа, осеклась. Она подошла к нему, осторожно взяла его за руку и повела к дому. Поднялась с ним в спальню, уложила, позвонила Аркадию и, по его совету, дала Романову успокоительного чая. Доктор приехал так быстро, как мог, и снял кардиограмму. Покачал головой: надо ложиться в клинику и укрепить сердчишко. Романов, естественно, наотрез отказался.
Тогда Марья твёрдо сказала ему следующий текст:
– Свят, я больше не буду читать лекции, не сяду за руль, а тем более никогда не подвезу ни одного человека, а особенно несчастного Петьку!
– Молодец! – похвалил Романов. – Хорошая жена.
Он отправил доктора вниз отобедать, а жену попросил прилечь рядом. И она как есть в дизайнерском костюме легла, ласково обвилась вокруг него, стала шебуршать в его волосах и шептать, как она его любит и как он великолепен. И он мирно уснул.
Марья спустилась к Аркадию. Тот спросил, чем был вызван приступ. Она рассказала. Северцев озлился:
– Слушай, Марьванна, ты же знаешь его буйный ревнивый нрав!
– Виновата! Я уже решила: ухожу с работы и буду при нём неотлучно.
– Нет уж, это я буду при нём неотлучно, пока на ноги не поставлю. Без него благополучию тысяч людей придёт конец, и моему тоже. Он всем нужен живым и здоровым! Марья, ты обязана окружить его заботой.
– С радостью! Но ведь я не давала повода для ревности! Он отсмотрел видео, претензий не высказал. Петру понадобилось к родителям, нам было по пути, я просто его подвезла.
– Больше так никогда не делай! Сам доберётся, если надо, у него целый парк служебных машин. Ты слепая, что ли? Невооружённым глазом видно, как Антонов к тебе относится! Свят ещё после просмотра фильма, где вы с Петром играли, просёк, что парень к тебе неравнодушен! Неужто ты не замечала? В тебе, своей жене, Романов уверен, не спорю! Но влюблённый молодой мужик в лесу, в пустынном месте, наедине с объектом страсти способен на многое!
Марья аж покачнулась. Да, опыт такой у неё уже есть! Она села и безутешно заплакала! Сквозь всхлипывания выдавила:
– Боже, как мне Романова жалко! И Петю тоже.
Аркадий открыл рот, чтобы сказать: и меня пожалей, я ведь тоже люблю тебя давно, преданно и безнадёжно. Однако мысленно похвалил себя, что сдержался. Зачем ей лишний груз чьей-то любви, на которую она не может ответить ничем, кроме грустной улыбки?
...Романов пробыл в клинике неделю и вырвался, наконец, домой. Марья встретила его у ворот вместе с алабаями. И он сразу же предложил ей прогуляться в лес, примыкавший к бору, под охраной ошалевших от восторга собак.
Они оба любили эту светлую сквозную рощу с ручьями, мхами и урочищами. Романов как свои пять пальцев знал тамошнюю сеть тропинок и никогда не плутал.
– Конечно же пойдём! Только надо раздобыть хлебца! – весело отозвалась она. Романов велел Грише смотаться к Зае и взять у неё пакет пирожков, которые та пекла каждое утро. Когда заказ был доставлен, они тронулись в путь.
На опушке Марья нашла пенёк, положила на него пирожок, пошептала, и они двинулись в чащобу.
– Маруня, почему ты всегда оставляешь на пнях еду? Муравьям, что ли?
– Им тоже. Но вообще это подношение хозяину. Чтобы его задобрить.
– Леснику?
– Нет же, духу здешнего леса.
– Со взятками борешься, а сама подмазываешь?
Марья засмеялась.
– Это всего лишь угощение. Если бы мздоимцы брали пирожками, им бы цены не было...
– Ну так что по духу этой рощи.
– Думаю, наши с тобой ангелы-хранители уже оповестили его о том, что мы сюда идём и нам нужна защита. Они поручили ему проследить, чтобы мы не поранились, не напоролись на змею или кабана, не упали в яму. Но я персонально выказываю почтение лесовику. Они, духи лесов, гор, водоёмов, нуждаются в уважении и признании того, что они есть.
– Значит, они подчиняются ангелам?
– Конечно, но только на этапе вхождения в природную зону. Ангел ставит в известность лесовика, тот обещает. Но если человек начинает безобразничать, громко орать, свинячить, включать какофонию, ломать ветки и сучья здоровых деревьев, топтать цветы, обижать зверушек, тогда хозяин может рассвирепеть и нарушить слово, данное ангелу. И человека ждёт отмщение. В смысле, беда.
– А как же браконьеры? Они же убивают зверей. Свежуют их, жарят мясо и едят под водку. И возвращаются домой целыми и невредимыми. А маньяки? Те в лесах нападают на людей, истязают, и такие душераздирающие крики разносятся на всю вселенную! Лесорубы с их бензопилами опять же – они валят лучшие деревья!
– Какой же ты у меня умничка, Романов! Но не будем забывать, что, кроме светлых бесплотных существ, есть ещё и тёмные. Хозяин леса прячется в дупло, когда лесорубы, браконьеры и маньяки заявляются сюда в сопровождении бесов и демонов, которые этих людей инвольтируют. Бедный лесовик трясётся в своём убежище, воет от страха и рыдает…
– Выходит, нормальным и уважительным посетителям лесовик оказывает какой-то особый приём?
– О да, он много чем радует! Самые богатые грибные полянки показывает, и малинники, где медведь не хаживает, и родник со вкусной водичкой, и орешники, и клюквенники, и накормит, и с собой даст, а если гости заплутают, то к дороге выведет.
– А давай заплутаем!
– Тогда хозяин нам на ночлег самые бархатные мхи постелет! И комаров отгонит. А ты разве не заметил, Свят, сколько бы мы с тобой по лесам ни бродили, нас ни разу ни один кровосос не укусил!
– Вообще-то да. Я даже удивлялся. А идём-ка, милая, искать бархатные мхи! Что-то прилечь захотелось.
– Романов, ты хочешь нашего доброго лесовика засмущать? Он же ходит за нами по пятам. Вон алабаи на него реагируют, смотри!
Романов обернулся и был поражён: собаки шли, подняв головы и глядя на что-то выше их. При этом бешено вращали хвостами и повизгивали от удовольствия, словно кто-то их гладил.
– Ну, Марья, с тобой весело! А ты его видишь?
– Нет. Но чувствую. Он хороший, ласковый и приветливый.
– А если я тебя поцелую, он не будет возражать? Я ведь тоже ласковый и приветливый.
– Он будет внимательно смотреть, только и всего. Мы для него – маленькое приключение и милое развлечение.
– Тогда иди ко мне.
Романов притянул к себе жену и стал целовать её с таким пылом, словно не видел её миллион лет. Наконец она, захмелев, легонько отстранилась и провела по его губам пальцами, имитируя застёгивающий жест. Сказала заплетающимся языком:
– Святик, любименький, а не вернуться ли нам домой? Там уже обед готов!
– Понеслася баба в баню, только веники шуршат! А я вот сейчас возьму и заплутаю нас!
– А обед? Я утром не ела, каждые полчаса бегала тебя встречать.
– Ну ладно. Раз бегала, тогда пойдём. Давай лапку, я тебя выведу наикратчайшим путём. А наш добрый лесовик не даст нам сбиться с пути!
Через полчаса они уже сидели за столом и уплетали Заину стряпню. И опять болтали и смеялись, словно школьники. Потом гуляли с детьми, и снова веселились. Романов был в ударе. После соснового фитонцидного воздуха дети, как всегда отрубились сразу после ужина. И сказка им не понадобилась.
Наконец Романов, пыша жаром, потянул её в опочивальню. По дороге она жалобно спросила:
– Святик, любименький, а тебе это не навредит?
– Весь день ждал этого коварного вопроса! Вижу, что моё здоровье тебя очень колышет. Ты не в курсе, а ведь Аркашка оказался перестраховщиком! Нагородил мне тысячу слов про гипертонию, стенокардию, кардиомиопатию, ишемию, аритмию и прочие ия. А я здоров! Съездил пару дней назад в другую клинику, пока Северцев на конференцию в Питер мотался, и анонимно прошёл обследование. Нет у меня и половины того, чего он на меня навесил!
– Оборзеть! Но половина-то осталась?
– Аритмия – да! Но профессор заверил, что скорее всего это врожденная аномалия, которая сугубо моя и никакая не патология. Так что целибат, навешенный на меня Аркашкой, снят!
– Надеюсь, ты не выгонишь его с работы?
– Если ты хорошо попросишь! И подкрепишь тактильно. Идём уже, наконец, на наши бархатные мхи!
Марья счастливо засмеялась. Спросила на ушко:
– Святушка, любименький, а можно мне будет вернуться к преподаванию?
– Вот лиска, знаешь ведь, когда просить! Разве я могу тебе в этом приподнятом состоянии отказать? Но не больше трёх лекций в неделю!
– Ты самый хорошенький муженёчек в мире!
Продолжение следует.
Подпишись – и мир повернётся к тебе своим самым румяным бочком.
Копирование и использование текста без согласия автора наказывается законом (ст. 146 УК РФ). Перепост приветствуется.
Наталия Дашевская