Летом 2023 года трое обветренных мужчин с металлоискателями и потрёпанной картой застряли на высокогорном перевале в районе озера Ихначкуль. Алайский горный массив принял их неласково: град размером с перепелиное яйцо, словно пулемётная очередь, заставил искателей приключений зарыться в камни, как кротов.
— Гиблое место, — бормотал седой проводник с лицом, прорезанным морщинами. — Четвёртая экспедиция за десять лет, а толку? Осиповское золото не дастся в руки. Оно проклято.
Они искали сокровища, исчезнувшие больше ста лет назад. Три миллиона рублей царскими деньгами, пятьдесят тысяч золотом, драгоценности и разнообразная валюта. Всё это богатство последний раз видели в руках 24-летнего большевика, военного комиссара Туркестанской республики Константина Осипова, бежавшего в январе 1919 года через эти же самые перевалы.
В наше время, когда золотые горы Клондайка и пиратские сокровища Карибского моря давно растащили по крупицам, осиповский клад остаётся единственным крупным нетронутым сокровищем, лежащим где-то в безлюдных горах. Парадокс в том, что спрятал его не пират и не разбойник, а большевик, верный ленинец, партийный товарищ с какой-то совершенно небольшевистской фамилией.
Впрочем, с этим человеком вообще всё не так просто. Бегая от красных, он притворялся белым. Служа красным, мечтал быть белым. А в итоге стал каким-то третьим, мистическим призраком гражданской войны, единственным авантюристом, которому удалось обвести вокруг пальца обе воюющие стороны и исчезнуть в клубах замерзающего тумана, унося сокровища целой республики.
Оборотень в красной шкуре
Нельзя сказать, что Костя Осипов с малых лет готовился стать великим предателем. Родившись в 1896 году в Красноярске, этот сорванец и гимназист-отличник не слишком выделялся среди своих сверстников. Хотя нет, выделялся, своим карьеризмом и умением потрясающе чувствовать, откуда ветер дует.
В 17 лет он якобы вступил в партию большевиков, хотя в те годы даже самые ушлые сыщики едва могли отличить эсера от социал-демократа, а меньшевика от большевика. Но если верить биографии Осипова, которую он сам себе соорудил, стал он именно большевиком.
Окончив ташкентскую гимназию, Осипов выдержал в Москве экзамен для вольноопределяющихся. Затем служба в запасном полку и, вот вам первый признак везучести, вместо передовой и окопной вши парень попадает на курсы в 4-ю Московскую школу прапорщиков. Закончив её с блеском, он остаётся там же преподавателем. Пороховой дым так и не коснулся его ноздрей, но погоны на плечах уже блестят. Судьба бережёт своего будущего любимчика, будто карточный шулер туза в рукаве.
К концу 1916 года молодой офицер получает направление в Туркестан, где становится вторым адъютантом у генерала Полонского в городе Скобелеве (будущей Фергане). Осипов выглядел как щёголь с журнальной обложки, говорил красиво, нравился женщинам и умел находить общий язык с нужными людьми.
Когда в 1917 году полыхнула революция, наш герой и бровью не повёл. Он просто зашёл в кабинет своего начальника, сорвал со стены портрет царя, и бросил его на плацу под ноги солдатам.
К октябрю того же года Константин Павлович числился членом Совета солдатских депутатов и выступал на митингах, копируя манеру Керенского. Вот так, в стране сменилось за восемь месяцев два режима, а этот молодой человек умудрился быть своим при обоих.
Когда власть взяли большевики, Осипов снова оказался на правильной стороне. Летом 1918 года он отличился в боях по разгрому Кокандской автономии и белоказаков под Самаркандом. Может, и не было этих боевых заслуг, но в наградных листах они значились. Результат? В 22 года(!) этот молодой человек получает назначение и становится военным комиссаром целой Туркестанской республики.
Бывших сослуживцев, знавших Осипова, такой взлёт не удивил. За глаза его называли «Ташкентским Наполеоном» — не столько за рост (который у Осипова в отличие от французского императора был вполне обычным), сколько за непомерные амбиции и высокомерие. В военной форме, с неизменной папиросой в тонких пальцах, с холодными голубыми глазами, он производил впечатление человека, рождённого для власти.
Но внешность иногда бывает обманчива. Внутри этот красный комиссар оставался тем же царским офицером, воспитанным в уважении к кодексу чести и монархии, презирающий большевистскую чернь. Прирождённый актёр, он играл роль верного ленинца с таким талантом, что сами большевики, обычно чувствовавшие своих и чужих за версту, ничего не заподозрили. Впрочем, может быть, всё дело было в его молодости? Кто мог заподозрить предательство в таком юнце?
"Совет пяти" и кровавый январь
К январю 1919 года Туркестан задыхался в кольце блокады. Не было ни караванов с мукой из России, ни эшелонов с углем с Урала. Со всех сторон на молодую советскую власть смотрели голодные волки: с юга — басмаческие банды хитроумного Мадамин-бека; с запада нагло ухмылялись английские колониальные офицеры, расположившиеся в Ашхабаде как у себя дома; на востоке точили шашки белоказаки, а с севера грозил кулаком усатый атаман Дутов. Большевистский Ташкент напоминал тонущий корабль — команда ещё пыталась заделать пробоины, но трюмы уже наполнялись водой.
В этом болоте отчаяния и паники, как поганки после дождя, выросли заговорщики. Недобитые офицеры, потомственные дворяне, для которых большевики были хуже татаро-монгольского нашествия, создали своё тайное братство под названием Туркестанская военная организация. Финансировали их щедро и с размахом: английские фунты текли рекой через дипломатических курьеров. Большевистские чекисты осенью 18-го года накрыли верхушку, но развалить подполье полностью не смогли. Главари сбежали, а рядовые агенты только залегли на дно.
Город тем временем превращался в клоаку безвластия. На развалинах разгромленной офицерской организации выросла новая гидра — конспиративный "Совет пяти". Состав его поражал: большевик со стажем Василий Агапов, который когда-то пил чай с самим Лениным; два царских полковника — Цветков и Руднев, чудом избежавшие расстрела; чиновник Александр Тишковский. Приглашение стать пятым получил военный комиссар Осипов.
Заговорщики не слишком доверяли Осипову. Их план был прост: использовать его войска для захвата власти, а потом убрать потенциально опасного и амбициозного временного союзника. В то же время руководство Туркреспублики не сомневалось в верности своего военкома, хотя некоторые признаки его двурушничества были заметны. Более того, когда чекисты арестовали адъютанта Осипова Евгения Ботта, сам председатель Совнаркома Фигельский лично вмешался и отдал арестованного на поруки Осипову. Слепая доверчивость, граничащая с самоубийством.
Вечером 18 января 1919 года начался мятеж. Верхушка большевиков — Войтинцев, Фигельский и Шумилов — сразу же поехала к военкому выяснять обстановку. Когда их привели к Осипову, председатель ТуркЧК Войтинцев растерянно улыбнулся:
— Костя, что это значит? Неужели я арестован? Это же ошибка.
— К сожалению, нет, — хладнокровно ответил Осипов.
Абсолютно спокойно, с видом человека, подписывающего рутинные документы, он подписал приказ о расстреле туркестанских комиссаров. Приговор сразу привели в исполнение. Место казни, обычная навозная куча, была выбрана символично. Всего за два дня мятежа по приказу Осипова были казнены 14 комиссаров.
Осознавал ли молодой диктатор, что расстрелом своих партийных товарищей он отрезал себе все пути к отступлению? Всё говорит о том, что да. Это был не просто акт мщения презираемым большевикам, но и способ скрепить кровью всех участников мятежа. Теперь они могли только победить. Или погибнуть вместе.
А вот мятеж шёл вразрез с планом. За день до "часа X" бдительный председатель Ташсовета Шумилов, словно почуяв неладное, полностью сменил караул у Главных железнодорожных мастерских. Агапов, явившийся туда с фальшивым мандатом, вместо триумфального захвата арсенала получил холодный приём и наручники, сами рабочие скрутили его и сдали властям.
Но настоящим ушатом ледяной воды для Осипова стал ответ коменданта военной крепости. Иван Белов, будущий командарм Бухарской группы, на требование сдаться хладнокровно ответил:
— Передайте Осипову, что шестидюймовые гаубицы не различают, кто перед ними. Если увижу его войска в радиусе полуверсты от крепости, превращу его штаб в братскую могилу.
Утро 19 января принесло мятежникам иллюзию успеха. Осиповцы расползлись по городским кварталам. Сопротивлялись только отчаянные чекисты да милиционеры в своих участках. Но два ключевых бастиона остались непокорёнными.
К вечеру спешно сколоченный Временный реввоенсовет превратил мастерские в неприступную крепость. А на рассвете 20-го Белов показал, что артиллеристов в царской армии готовили на совесть. Его батареи методично, квартал за кварталом, выжигали гнёзда мятежников, а за огневым валом шли в атаку красногвардейцы и рабочие батальоны.
План разваливался на глазах. Осипов, привыкший к быстрым победам, оказался не готов к затяжной борьбе. Огромное нервное напряжение приходилось снимать обильными возлияниями. В мятежном штабе бутылки пустели быстрее, чем патронные ящики. Глава заговорщиков, прячась в подвале от рвущихся над городом снарядов, искал выход из ловушки, в которую сам себя загнал. В голове метались мысли, пока вдруг не родилась идея.
Похищение века
К полудню 20 января военная удача окончательно отвернулась от мятежников. Белов методично обстреливал их позиции, бомбя не только военные объекты, но и гражданские здания, где укрывались осиповцы. Город был захвачен красными больше чем наполовину, и кольцо вокруг мятежников сжималось.
Осипов понимал, что ещё немного, и он окажется в ловушке. «Ташкентский Наполеон» лихорадочно искал выход.
Во второй половине дня к Народному банку Туркреспублики подкатил захваченный мятежниками броневик "Гарфорд. Из него выпрыгнул молодой офицер и деловито, будто расставлял шахматные фигуры, рассредоточил своих солдат по периметру, перекрыв все возможные пути к зданию.
— Срочный приказ командующего! — рявкнул он. — Все ценности и наличность грузить в броневик. Командир, молодой прапорщик с нервным тиком на лице, только и смог выдавить:
— Но как же... А куда? Мы же ещё держимся?
— Выполняйте приказ! — рявкнул офицер. — Командующий ждёт в автомобиле!
Через полчаса к зданию банка подкатил «Руссобалт», роскошный автомобиль, очень редкий в тех краях. Из него вышел Осипов, помятый, бледный, с покрасневшими от недосыпа глазами. Но в его бледном взгляде всё ещё читалась твёрдость и решимость.
Банковские служащие под дулами винтовок лихорадочно паковали ценности. Осипов осматривал добычу, подсчитывая в уме возможный выкуп. Ему доложили: три миллиона рублей николаевскими деньгами, пятьдесят тысяч рублей золотой монетой, драгоценности и золотые изделия, а также валюта.
— Золото в мою машину, — прервал доклад Осипов.
От него разило водкой и дорогим одеколоном. Даже в этот критический момент «Ташкентский Наполеон» оставался верен своему имиджу — идеально выбритый, с напомаженными волосами, в безупречно сидящей форме. Только мешки под глазами выдавали смертельную усталость.
К вечеру мятежники двинулись на восток. Мороз крепчал. Ташкент в ту зиму сковало небывалыми для Средней Азии холодами. По заснеженным тёмным улицам колонна выползла на Чимкентский тракт. С Осиповым ушло шестьсот человек.
В этот момент в военной крепости собрался экстренный Реввоенсовет. Узнав о похищении казны, они понимали, что если Осипов уйдёт с деньгами, он сможет не только спасти свою шкуру, но и финансировать контрреволюцию по всей Средней Азии. В Чимкент срочно направили отряд Селиверстова. Эскадрон Лея, около двухсот всадников, отправился в погоню по заметённому тракту.
Снежная могила
Остатки «армии» Осипова приближались к Чимкенту. Они не знали, что на подступах к городу их уже ждал отряд Селиверстова. Красные бойцы, усиленные лёгкими орудиями, всю ночь просидели в снежных окопах. Мороз достигал 30 градусов.
К утру 23 января показалась колонна беглецов. Артиллеристы не подкачали и первым же залпом накрыли головной грузовик, гружённый горючим. Взрыв, огненные языки бензина, паника в рядах мятежников. С криками «ура» Перовский отряд пошёл в атаку.
Осипов действовал молниеносно. Под шквальным огнём он руководил перегрузкой золота с обречённых грузовиков на лошадей. Часть ценностей пришлось бросить, николаевские кредитки в ящиках занимали слишком много места. Но золото и драгоценности были спасены. Бросив половину своего отряда прикрывать отступление, Осипов с двумя сотнями бойцов ринулся на юг, к спасительным горам. К концу боя подоспели кавалеристы Лея. Прямо с марша они устремились в погоню.
Началась охота. Красные кавалеристы, привыкшие к степным просторам, теперь преследовали добычу в предгорьях. Осипова травили, как загнанного зверя. На привалах беглецы находили обмороженных и раненых осиповцев с пачками бесполезных теперь николаевских денег. Они отстали от отряда или были оставлены своим командиром, когда слишком замедляли движение.
Зазубренные пики Алайского хребта терялись в молочных облаках, а бесконечный белый саван спускался по круче, скрывая предательские расщелины и обрывы. Осиповцы карабкались вверх, проваливаясь в сугробы и срываясь в пропасти. Но остановка означала гибель, ведь позади неумолимо приближались красноармейцы.
У Чимгана их уже ждали. Перевал перекрыли наспех вооруженные местные жители. Ловушка захлопнулась: спереди горцы с оружием, сзади мстители в буденовках, по бокам непроходимые кручи.
После недели отчаянных маневров измученный отряд прорвался к Карабулаку. От шестисот человек осталась сотня обмороженных бойцов, два пулемета и несколько лошадей. Но золото Осипов не бросил, хоть это и стоило жизни многим его людям.
У высокогорного озера Ихначкуль произошло финальное столкновение. Бой был коротким и отчаянным. И вдруг природа, словно разгневавшись на эту человеческую возню, взяла дело в свои руки. Потревоженная выстрелами, от вершины откололась снежная громада. С оглушительным грохотом лавина обрушилась прямо на сражающихся. Шестьдесят пять мятежников были погребены заживо под толщей снега.
Но ни Осипова, ни золота среди погибших не нашли. Проваливаясь по грудь в сугробы, цепляясь обмороженными руками за выступы скал, теряя последних соратников, он уходил всё дальше и выше. Погоня выдохлась и отстала.
Наступал вечер. Историки пишут, что Осипов, одетый в охотничий меховой тулуп, всматривался в перевал. Снег в потемневших ущельях отливал синим, а шапка в лучах заходящего солнца горела красным. Там, далеко на юге, лежал город Скобелев, там было спасение.
Жизнь после смерти
Когда весной местные жители под присмотром чекистов откопали тела осиповцев из-под снежной лавины, предводителя не нашли. Как не нашли и следов золота. И, казалось бы, история могла закончиться здесь — авантюрист-неудачник погиб в горах при бегстве, как и сотни других белых офицеров в те неспокойные годы.
Но летом 1919-го в Ташкент поступили сенсационные сведения: Осипов жив! В лютую стужу, без надлежащего снаряжения, он каким-то чудом перевалил через Пскемский и Чаткальский хребты (высотой более 4000 метров каждый).
По непроверенным данным, в 1926 году Осипов объявился в Кабуле при дворе Сеид Алим-хана, который бежал туда после падения Бухары в 1920 году. История сделала ещё один виток — человек, предавший большевиков, теперь служил эмиру, которого большевики лишили трона. Если, конечно, это был тот самый Осипов.
А что же случилось с золотом и драгоценностями? Этот вопрос до сих пор не даёт покоя историкам и кладоискателям. Любопытно, что самых близких сподвижников Осипова после краткого допроса спешно расстреляли в застенках ТуркЧК.
Время стирает многое, но оно не властно над тайнами. Кто знает, может быть, когда-нибудь в горах Тянь-Шаня кто-то случайно наткнётся на потаённую пещеру или замаскированный схрон. И тогда призрак Константина Осипова снова оживёт — беспокойный дух авантюриста, который в свои 24 года успел стать и большевистским комиссаром, и контрреволюционным мятежником, и беглецом с золотом республики.