Ольга Николаевна жила спокойно и размеренно, как и полагается женщине её возраста, которая уже многое повидала и сумела обустроить свою жизнь так, чтобы в ней было уютно и тепло. Пенсия у неё была приличная — не роскошь, конечно, но хватало на всё необходимое и даже на мелкие радости вроде новой кофточки или набора редкого чая. Она жила в просторной трёхкомнатной квартире с дочерью Людмилой и внучкой Аней.
Дом был аккуратный и чистый. На полках в гостиной стояли фарфоровые статуэтки — фигурки балерин, кошек и забавных ангелочков, каждая из которых имела свою историю. На окнах — горшки с фиалками и геранью, в воздухе — аромат ванили и свежевыпеченных пирогов. Всё здесь дышало уютом.
Ольга Николаевна была женщиной аккуратной и степенной. Она любила порядок во всём — от идеально выглаженных халатов до аккуратных причёсок. Пепельно-седые волосы были всегда уложены в строгий пучок, на щеках — лёгкий румянец, а взгляд оставался цепким и внимательным, способным подметить мелочи, которые ускользали от других. Она умела быть обаятельной, но когда хотела, легко включала образ «бедной старушки», вызывая сочувствие и желание помочь.
Людмила, женщина сорока пяти лет, работала бухгалтером и часто задерживалась на работе, приходя домой усталой и задумчивой. Аня же, студентка филфака, была полной противоположностью — энергичная, шумная, постоянно на связи с друзьями и в вечной спешке.
И хотя жизнь текла ровно, Ольга Николаевна иногда развлекала себя своеобразным способом.
***
Тот осенний день был серым и прохладным — небо затянулось плотными тучами, ветер шуршал листвой под ногами, но Ольга Николаевна не собиралась сидеть дома. Она надела своё серое пальто, накинула светлый платок и, подойдя к зеркалу, критически осмотрела себя.
— Старушка-старушкой, — пробормотала она, добавив чуть более усталый вид, слегка нахмурив брови. — Вот так-то лучше.
Она даже немного ссутулилась, словно тяжесть лет внезапно дала о себе знать.
Сумка была почти пустой — только старенький кошелёк и упаковка леденцов — но Ольга Николаевна демонстративно придерживала её обеими руками, будто та непосильно тяжела.
В аптеку она вошла медленно, шаркая ногами, и сразу оценила ситуацию: очередь была приличной.
«Отлично», — подумала она и заняла место в хвосте.
— Ох, что-то сегодня ноги совсем не держат… — полушёпотом произнесла она, будто случайно, надеясь, что кто-то обратит внимание.
Женщина впереди мельком повернулась.
— Вам плохо? — спросила она.
— Ой, милая, спасибо, — Ольга Николаевна улыбнулась, — ничего, я так, постою… Жизнь она такая — то болит, то отпустит.
Очередь продвигалась медленно. Ольга Николаевна слегка опиралась на трость, изредка вздыхая, а когда до окошка оставалось всего пара человек, начала шарить в сумке, изображая лёгкую растерянность.
— Ну где же они... — пробормотала она. — Я ж вроде брала…
Наконец, подошла её очередь. протянула фармацевту листок с аккуратно выведенным списком лекарств и глубоко вздохнула. Вытянув из сумки небольшой мешочек с мелочью, она начала неспешно раскладывать монеты на прилавке.
— Вот... пятьдесят... ещё двадцать... — она пересчитывала с нарочитой неторопливостью. — Ах... — она театрально вздохнула, — не хватает.
Пальцы дрожали всё сильнее. Губы тронула неловкая улыбка, и она с преувеличенным вздохом театрально подняла глаза:
— Ах, беда какая, — Ольга Николаевна тяжело опустила руки на стойку. Голос её звучал глухо и обречённо. — Пенсия только через неделю…
Фармацевт подняла брови, на миг оторвавшись от кассы. Взгляд её был непроницаем — то ли удивление, то ли раздражение, то ли сочувствие. В помещении повисла короткая пауза, наполненная тихим перешёптыванием очереди и мерным щелчком часов где-то за стойкой.
Тут из-за её спины послышался женский голос:
— Подождите! Я доплачу. Сколько не хватает?
Ольга Николаевна обернулась, как будто не веря своему счастью. Перед ней стояла молодая женщина лет тридцати в светлом пальто и с мягкой улыбкой.
— Ой, милая, да что вы! — замахала руками бабушка. — Я как-нибудь… неудобно же!
— Ну что вы, — женщина достала кошелёк, — пустяки.
— Спасибо вам огромное! — Ольга Николаевна сложила руки, как в молитве. — Дай вам Бог здоровья!
Когда она взяла пакет с лекарствами, женщина даже вызвала ей такси.
— Вам с сумками тяжело будет идти, я вызову.
— Да вы ангел! — всплеснула руками Ольга Николаевна, чувствуя прилив счастья от того, как удачно всё сложилось.
Сев в машину, она едва сдерживала улыбку — губы предательски дрожали от восторга. Она уже представляла, как расскажет эту историю дома.
***
Вечером, когда Люда пришла с работы, Ольга Николаевна уже ждала её с чашкой чая и тарелкой бутербродов.
— Ты бы знала, какой случай у меня сегодня был! — начала она с горящими глазами.
— Что опять? — Люда сняла пальто и устало села за стол.
— Представь себе: стою я в аптеке, а у меня денег не хватает! Стыд-то какой! И тут — бац! — женщина за меня платит и такси вызывает.
— Вот как, — кивнула Люда, листая ленту новостей в телефоне. — Добрые люди бывают.
— Да какие добрые! — Ольга Николаевна оживлённо подалась вперёд. — Я ей сказала: «Дай вам Бог здоровья!» А она мне: «Это пустяки». А я сижу в такси и думаю — ну вот же, не всё ещё потеряно! Люди добрые есть!
— Мам, только не перегибай. Ты же не специально? — Люда прищурилась.
— Ну что ты! — Ольга Николаевна улыбнулась уголками губ, пряча лукавство. — Так… судьба распорядилась.
А в её глазах мелькнула искорка.
***
Как-то раз, возвращаясь домой, Люда заметила Ольгу Николаевну у рынка. Та стояла у прилавка с клубникой и, похоже, была в глубокой задумчивости. Её глаза были сосредоточены на ценнике, который явно её не радовал.
Продавщица, заметив её растерянность, не выдержала и предложила скидку на два килограмма свежей ягоды. Бабушка, словно вернувшись из своих раздумий, с радостью согласилась, бережно взяв два пакета с клубникой в руки.
Люда не могла удержаться от улыбки, подойдя ближе.
— Смотрю, ты свою тактику и тут применила, — с насмешкой сказала она, подходя к матери.
Ольга Николаевна подняла голову, и её лицо озарилось улыбкой.
— Главное — уметь расположить к себе людей, — ответила она, её глаза блеснули хитринкой.
Люда смеялась, но в душе ей было как-то не приятно.
Позже, дома, Люда рассказала дочери о происшествии у рынка.
— Мне кажется, бабушка просто развлекается, — сказала Анна.
— Может быть, — ответила Люда. — Но ты заметила? Она всегда возвращается с победно горящими глазами.
Но тут Анна поймала себя на мысли: бабушка — настоящий стратег. Всё, что она делала, имело какой-то скрытый смысл, возможно, и не всегда заметный, но всегда эффективный.
После одного случая в автобусе Анна стала более осторожной в своих выводах. Бабушка вошла в автобус, демонстративно постояла у двери, опираясь на трость, и молодой парень, не раздумывая, уступил место. Весь его вид говорил о том, что он сделал это с чувством собственного достоинства, гордясь своим жестом. Но Анна знала, что трость бабушке не нужна.
Девушка покачала головой, заметив, как бабушка с благодарной улыбкой села.
— Бабуль, ну это уже перебор, — сказала Анна, подбирая слова с некоторым недоумением, когда они выходили из автобуса. — Почему ты не сказала, что тебе не нужно место?
Та, не изменив своего спокойного и уравновешенного вида, взглянула на внучку и пожала плечами.
— Зато парень почувствовал себя джентльменом, — с улыбкой ответила она, словно ничего необычного не случилось.
— Но это же не правда! Ты притворяешься! — возмутилась Анна, пытаясь понять, как так может быть.
Ольга Николаевна усмехнулась, но Анна увидела, что её слова задели бабушку.
***
Такие истории с Ольгой Николаевной случались часто. Она умела сыграть нужную роль — слегка наклонить голову, вздохнуть потяжелее, придать голосу печаль. Она знала, как вызвать сочувствие, и делала это мастерски. В её арсенале были и лёгкая дрожь в голосе, и усталый взгляд, и умение говорить «невзначай» о своих бедах.
— Мам, ты же можешь оплатить продукты сама! — возмутилась Люда однажды, когда снова услышала историю о случайном «добром человеке», который помог в магазине.
Ольга Николаевна развела руками, изображая лёгкое недоумение:
— Да ты что, я же не прошу! Просто люди сами предлагают. Это их добрая воля.
Аня, которая слушала разговор, хихикнула и, не удержавшись, добавила:
— Бабуля, ты прям актриса. Свой «Оскар» заслужила.
Ольга Николаевна довольно улыбнулась, словно этот комплимент пришёлся ей по душе. Её действительно забавляла эта игра — чуть-чуть приукрасить бедственное положение, оставить намёк на то, что она в сложной ситуации, и посмотреть, кто проявит сочувствие. Это было похоже на проверку людей на доброту, но в глубине души она просто наслаждалась вниманием.
Люда задумалась. Сначала такие моменты казались мелочью — бабушка иногда преувеличивает, немного драматизирует, ну и что? Но теперь она начала вспоминать все случаи, когда Ольга Николаевна «случайно» оказывалась в ситуациях нужды: то сумка порвётся прямо у выхода из магазина, и кто-то поможет донести пакеты, то она, оставшись без мелочи, сетует на нехватку денег в аптеке, и ей «по доброте душевной» покупают лекарства. Казалось, это мелкие случайности, но с каждым воспоминанием пазл складывался.
Всё стало на свои места. И пусть это выглядело безобидно, у Люды внутри что-то кольнуло. Её мама будто искала подтверждение собственной значимости, используя сострадание других.
Вечером Люда решила поговорить с Ольгой Николаевной напрямую. Она выбрала момент, когда бабушка спокойно вязала на кухне.
— Мам, зачем тебе всё это? У нас же всё есть, ты же не одна.
Ольга Николаевна замялась. Она подняла глаза, словно не сразу поняла суть вопроса.
— Людочка, ну я же не попрошайничаю! — её голос был почти обиженным. — Просто люди добрые, приятно ведь, когда тебе помогают. Душа радуется.
Люда нахмурилась:
— Мам, но ты же обманываешь! Люди думают, что ты нуждаешься. Это не просто мило — это манипуляция!
Ольга Николаевна пожала плечами:
— А что плохого? Я ведь не прошу денег. Просто… когда стареешь, становишься невидимой для людей. Они мимо проходят — будто тебя нет. А так хоть кто-то улыбается, интересуется, нужна ли помощь.
И тут Люда поняла: в жизни, как и в людях, важно уметь различать, что скрывается за внешним фасадом. Умейте отличать: старый не всегда бедный и мудрый, иногда он просто хитрый.