Остерегайтесь нанимать на ваши промысловые корабли бледных юношей с высоким лбом и запавшими глазами; юношей, склонных совершенно некстати погружаться в задумчивость; ведь чтобы добыть кита, его нужно сначала увидеть, а этот юный платоник со своими впалыми глазами десять раз обведет вас вокруг земного шара и ни одной пинтой спермацета не сделает вас богаче.
Может быть, они в самом деле не попадаются, а может быть, наоборот, плавают целыми стаями; но, убаюканный согласным колыханием волн и грез, этот задумчивый юноша погружается в такую сонную апатию смутных, рассеянных мечтаний, что под конец перестает ощущать самого себя; таинственный океан у него под ногами кажется ему олицетворением глубокой, синей, бездонной души, единым дыханием наполняющей природу и человека; и все необычное, еле различимое, текучее и прекрасное, что ускользает от его взора, всякий смутно мелькнувший над волнами плавник невидимого подводного существа представляется ему лишь воплощением тех неуловимых дум, которые в своем неустанном полете посещают на мгновение наши души.
Г. Мелвилл. Моби Дик
Новый роман Алексея Иванова "Вегетация", в котором он зашёл на территорию научной фантастики (что, собственно, и привлекло меня), начинается с козырей. Главный герой, простой парень с Урала, Серёга Башенин (фамилия неслучайная, принадлежала в девятнадцатом веке Сарапульским купцам и лесопромышленникам) убивает своего соперника, чтобы занять его место в сердце девушки, а заодно и в бригаде своеобразных лесных контрабандистов, и посреди всего этого движа находит брата-близнеца Митю, вроде бы ученого, который каким-то образом заблудился в лесу и потерял память.
Серёга и Митя путем неимоверных усилий оказываются в бригаде лесорубов, охотящейся не просто за деревьями, а за Моби Диками среди деревьев, так называемыми вожаками, которые представляют собой центры ускоренной вегетации леса. Почему лес ускоренно растет и как-то странно себя ведёт - это отдельный вопрос, ответ на который собственно и составляет суть книги.
Насколько мне понравились самые первые главы книги, настолько же сложно далось мне прибытие в бригаду и знакомство с ней. Примерно первая четверть истории посвящена борьбе с очумевшей от внедрения грибницы лесозаготовительной техникой и немудрёным матерным диалогам. Очевидно, с целью показать всю глубину падения хомо сапиенса (как будто мы и так не видим).
Думаю, в эту печальную часть моего повествования и стоит вставить тематический коктейль. Сегодня мы пьем твист на московский мул, в котором заменим имбирный эль тархуном. На 1 порцию: смешать в стакане/кружке, наполненном льдом, сок половинки лайма и 50 мл водки, долить доверху тархуном и украсить веточкой мяты. Зеленый цвет напитка позволяет нам с полным правом назвать этот вариант коктейля Вегетацией)
То ли по достижении рубежа первой четверти я просто привыкла к сеттингу, то ли с появлением лешаков действие и в самом деле стало более увлекательным. Признаюсь, это не первая книга с такой долгой экспозицией. Я уже привыкла, что долго запрягает Исигуро, я приняла то, что у Мьевиля в Вокзале потерянных снов экспозиция заняла 400 страниц, за которые другой автор успел бы уже закончить книгу целиком. В общем, явление сейчас довольно распространенное, просто отмечу это для тех, кто тоже решит посвятить некоторое свободное время романтике лесозаготовок. Шучу, конечно, это книга не о лесозаготовках, она о лесе, о месте человека в природе. Он постоянно ставит себя вне природы, а она постоянно напоминает ему, что он ошибается.
Много историй о лесе можно вспомнить, в которых лес действует как единое живое существо. Возможно, это наши футуристические фантазии об эволюции этой экосистемы, но, возможно, в этом есть что-то от древних анималистических верований. С другой стороны, почему должно быть только что-то одно, ведь мифы можно рассматривать как перевёрнутую во времени эволюцию. На историю о противостоянии леса с людьми, рассказанную в Вегетации, очень похожи еще две сказки о лесе, очень любимые мною. Это Неукротимая планета Гарри Гаррисона и Навсикая из Долины ветров Хаяо Миядзаки. Во всех случаях лес это антагонист человека, человек боится его, затевает с ним настоящую войну, с танками и огнеметами. В Навсикае даже с неким искусственным титаном, который когда-то погрузил планету в огонь (это, конечно, воплощение идеи апокалиптической мощи ядерного оружия, в Вегетации этот образ последней войны и ее последствий тоже эксплуатируется). Лес из безмолвной жертвы (в состоянии которой мы наблюдаем его сейчас в реальности) превратился во врага. Если экологическое мышление хорошо развито, то мы понимаем, что по-настоящему нашим врагом лес станет, умерев, как это произошло на острове Пасхи, в Исландии, в Гаити. Но идея эволюционирующего, борющегося леса обладает особой притягательностью мифологизированного образа. Медленная вегетативная жизнь развивает механизмы взаимодействия, позволяющие влиять на окружающий мир новыми способами. У Гаррисона растения стали психочувствительными, они чувствуют страх и ярость людей. А люди, отгородившись от Леса Периметром, отстреливаются от его растений и животных. и, чем больше они стреляют, тем злее становится Лес, порождая все более и более кровожадных и смертоносных тварей. Пустошь, как называют лес, непригодный для жизни людей в Навсикае, использует ому для захвата новых территорий. Люди поджигают Пустошь и оттуда вырываются орды ому, сносящие все на своем пути к проплешинам человеческих земель. Они уходят так далеко от Пустоши, что уже не могут вернуться и умирают от голода. Их тела разлагаются и прорастают растениями пустоши. Ядовитыми, прогоняющими людей прочь.
В Вегетации споры непонятного происхождения гриба прорастают в механизмы и животных, вмешиваясь в их электрическую активность как своеобразный вирус, не генами, но мемами, единицами информации. Это новый вариант эволюции леса - эпохи искусственного интеллекта.
Всегда, даже в самом отчаянном противостоянии, находится некто, сумевший найти общий язык. Переговорщик. Навсикая умеет разговаривать с ому и выращивать в оранжерее растения из Пустоши.
Корчевщики у Гаррисона живут в лесу как обычные фермеры и охотники и понимают язык животных, потому что Лес чувствует, что они не боятся. Можно вспомнить еще Пандору Стругацких, такую свирепую и непонятную в глазах землян, которые прилетают на неё, вооруженные до зубов, но не всегда решаются спуститься с утеса в зеленый океан, роняя туда безвозвратно тапочки. И она же - тихая и в целом скучная планета - для аборигенов, которые поливают лужок закваской, чтобы пообедать, и сеют себе травку для подстилки. В Вегетации тоже есть такой промежуточный персонаж, застрявший, как Нео, между мирами. Это Митя. Лес каким-то образом воздействует на него так, что он ощущает свою связь с ним, понимает его, чувствует, чего он хочет. Возможно, он даже лучше понимает лес, чем людей, которые его окружают в бригаде, хотя это настолько хищный тип людей, что их тяжело понять не только ему. В какой-то момент несколько членов бригады тоже теряют способность чувствовать себя по эту сторону фронта войны между лесом и людьми, вернее, в целом утрачивают из вида эту линию.
В книге Иванова на экологическую повестку наложено и достаточно актуальное политическое влияние обобщенных запада и востока на наших соотечественников. При этом обе эти пограничные стороны представлены как технократы, использующие наш природный ресурс, только разными способами. И в этом смысле, невзирая на то, что подавляющее большинство героев книги лесорубы, можно увидеть в нашей связи с лесом потенциал эволюционного пути взаимодействия человека и природы. Но только если позволить тому романтичному мальчику на палубе китобойного судна ощутить "глубокую, синюю, бездонную душу, единым дыханием наполняющую природу и человека".