— Галя, ну ты ведь понимаешь, у нас просто нет другого выхода… — сестра смотрела на неё виновато, вытирая руки о передник.
— Значит, ко мне? — Галина Васильевна поставила чашку на стол и глубоко вздохнула.
Кухня наполнилась тяжёлой тишиной. Валентина отвела глаза, словно искала спасение в занавеске с вишенками.
— Ну… ты ведь одна живёшь, тебе проще, — добавила она неуверенно.
— Валя, не начинай. Проще? Тебе-то, конечно, виднее, как мне проще.
— Галя, ну не так… Просто ты же знаешь, мама уже не может…
Галина медленно провела пальцем по краю чашки. Конечно, она знала. И понимала. И предвидела этот разговор ещё месяц назад, когда услышала, как в голосе сестры появилось странное напряжение.
— Сколько ей лет?
— Семьдесят девять.
— А мне пятьдесят пять. Я тоже не девочка.
Валентина тяжело опустилась на стул напротив.
— Ну ты-то ещё бодрая, — попыталась улыбнуться она, но улыбка вышла вымученной.
Галя посмотрела на сестру внимательно. Валентина была на два года младше, но выглядела старше: вечно уставшая, со сжатыми губами и синими тенями под глазами.
— Внучка опять болела?
— Как обычно, — кивнула Валентина. — В садике вирус подхватила. Мы с Андреем вообще не высыпаемся. А тут ещё…
Она осеклась. Галя продолжила за неё:
— А тут ещё тётя Надя.
— Да, — Валентина потёрла висок. — Ну ты же понимаешь…
Конечно, она понимала. Только от этого легче не становилось.
Тётя Надя… В детстве она казалась Галине чем-то вроде доброй волшебницы. Смешная, с вечно яркими губами, в больших бусах, с неизменной сумкой, из которой появлялись то конфеты, то старенькие книжки с красивыми картинками.
Но с годами что-то изменилось. Надежда Ивановна стала резкой, ворчливой, нетерпимой. Всё не так, всё не то, все вокруг ничего не понимают.
Галя выдохнула.
— Она хоть в курсе, что едет ко мне?
Валентина закусила губу.
— Ещё нет.
— О, прекрасно!
Галя с силой поставила чашку на стол, так что ложечка в ней звякнула.
— Мы решили её судьбу, а ей об этом забыли сказать?
— Не забыли… Просто… Как ей скажешь? Она же сразу в штыки.
— Конечно, в штыки! Ты бы сама хотела, чтобы за тебя решили?
Валентина промолчала.
— Значит так, — Галина прищурилась. — Сначала ты с ней говоришь. Если она согласится — везите. Если нет — я тут ни при чём.
— Галя…
— Всё, Валя.
Она встала, взяла пустую чашку и направилась к раковине.
Тётя Надя согласилась.
Точнее, сделала вид, что согласилась.
— Ну куда я денусь? — сказала она таким тоном, что Галина почувствовала, как внутри что-то сжалось.
Она встретила её на пороге своего дома, взяла чемодан, провела в комнату.
— Вот, тётя. Здесь вам будет удобно.
— А комната у Валентины лучше…
Галина сжала зубы.
— Валентина не может. У неё семья.
— А у тебя что, не жизнь, что ли?
Галя ничего не ответила. Она знала: это только начало.
===
— У тебя квартира как казённый дом. Ни уюта, ни тепла, — пробормотала тётя Надя, оглядываясь.
Галина Васильевна глубоко вдохнула. Она знала, что этот момент настанет, но всё равно внутри всё закипало.
— Тётя, я одна живу. Мне удобно.
— Вот потому и одна, — Надежда Ивановна вздохнула, села на диван и постучала по нему ладонью. — Жёсткий. А где кресло? У меня в ногах кровь застаивается…
Галя покрепче сжала чайную кружку.
— У меня нет кресла.
— У Валентины есть.
Галя повернулась к окну, чтобы тётя не увидела, как она закатила глаза.
— Тётя, давайте договоримся. Вы у меня живёте, но не надо всё критиковать, ладно?
— А ты бы хотела, чтобы я молчала, когда неудобно?
Галя промолчала. Тётя Надя восприняла это как приглашение продолжить.
— Ты хоть плиту нормально протираешь? Какое-то пятно возле конфорки. У нас в молодости, если грязь увидят, сразу скажут — неряха.
— Тётя…
— А этот ковёр… Ты бы его выбросила. Старинный какой-то. У Валентины, знаешь, ковры…
— Ага. Только у Валентины вы жить не хотите.
— Потому что там места нет, — отрезала тётя и обиженно отвернулась.
Галя не ответила.
С тех пор её дом превратился в зону особых действий. Вечно что-то не так: суп недосолён, чай не тот, «вот в наше время всё было лучше». Но особенно тёте не нравилась комната.
— Я тут как в чулане. Окно маленькое, постель жёсткая…
— Тётя, но это лучшая комната в доме!
— Конечно, лучшая! Только вот у Валентины, наверное, ещё лучше… но она меня не берёт.
Галя стиснула зубы и ушла на кухню.
Так прошло три недели.
А потом началось самое интересное.
===
— Галя, ты вот скажи честно: зачем ты работаешь? — Надежда Ивановна поставила чашку на стол, пристально глядя на племянницу.
Галина Васильевна моргнула.
— В смысле — зачем?
— У тебя пенсия есть. Куда тебе деньги? Всё равно ни семьи, ни детей. Только по этим офисам мотаешься…
— Тётя, я не только деньги зарабатываю. Мне нравится работа!
— Нравится? Да кому вообще нравится работать? Вот дура-то!
Галя сжала пальцы на полотенце, но промолчала.
— А что ты о мужчинах не думаешь? Так и будешь одна до конца жизни?
— Тётя…
— Вот сосед твой… хороший мужик.
— Женатый.
— Ну и что? — Надежда Ивановна сделала неопределённый жест рукой. — В наше время никто так сильно не заморачивался. Если мужчина хороший, так это ценить надо.
— Тётя! — Галя замерла с тарелкой в руках.
— Что я такого сказала? Ты сама посмотри: мужик крепкий, хозяйственный, машина есть, ремонт себе сделал. А ты всё одна, да одна…
— Да мне и одной хорошо!
Тётя Надя только цокнула языком.
— Конечно, конечно. Ты же у нас гордая. Но вот мне интересно: в дом престарелых потом тоже гордость с собой возьмёшь?
Галя зажмурилась.
Она терпела. Долго терпела. Но в тот день её терпение лопнуло.
— Тётя, давайте честно. Вы сами у меня жить не хотите. Вы хотите, чтобы вам было удобно. Чтобы все вокруг прыгали, а вы командовали!
— Я тебя вырастила!
— Да?! — Галя рассмеялась, но смех вышел сухим, без радости. — Я помню, как мама для тебя последние деньги отдавала!
Тётя вдруг замолчала.
— Ты всё перекручиваешь, — пробормотала она, глядя в окно.
— Нет, тётя. Просто теперь я говорю правду.
Впервые за три недели в квартире стало по-настоящему тихо.
В тот день Надежда Ивановна не сказала больше ни слова.
===
Галина вернулась с работы, едва переступила порог — и замерла. В коридоре стояли чемоданы.
— Тётя? — она поспешила в комнату.
Надежда Ивановна сидела на краю дивана, аккуратно сложив в руках платок.
— Я ухожу, Галя, — тихо сказала она.
Галина моргнула, не сразу осознавая смысл услышанного.
— Куда?
Тётя пожала плечами, словно этот вопрос её не касался.
— Валентина договорилась. В дом престарелых.
Галя оперлась о дверной косяк, чувствуя, как внутри разливается усталость.
— Так просто? — спросила она. — Без скандалов? Без комментариев?
Надежда Ивановна вздохнула.
— А что тут скажешь? Я пожила у тебя. Посмотрела. Ты человек хороший, но не мой.
Галина горько усмехнулась.
— Я человек — не твой?
— Да, — тётя кивнула. — Мы с тобой, Галя, чужие.
Она поднялась, взяла чемодан за ручку.
— Ты ведь не против?
Галина хотела сказать «Да, конечно». Хотела развернуться, уйти на кухню и просто выдохнуть.
Но вдруг увидела, как дрожат тётины пальцы.
И тут в памяти всплыло: детство, маленькая девочка в синем платье, и тётя Надя, ещё молодая, заплетает ей косы, тянет за кончик косички и смеётся: «Ай, какая принцесса у нас растёт!»
Перед глазами промелькнуло: тётя на вокзале, с большой сумкой, полной сладостей, тётя, несущая её на руках, когда она сбила коленку, тётя, читающая сказки у кровати…
Галя глубоко вздохнула.
— Тётя… Останьтесь.
Надежда Ивановна подняла глаза.
— Зачем?
— Я сделаю вам другую комнату, — сказала Галя, будто сама себе.
Тётя медленно опустила чемодан.
— Что, и кресло поставишь?
— И кресло.
— И окно больше сделаешь?
— Шторы поменяю.
— А ковёр?..
Галя выдохнула.
— Ковёр останется.
Наступила тишина.
Наконец тётя Надя села обратно на диван и задумчиво посмотрела на племянницу.
— Галя, а может, ты не такая уж и плохая?
Галя рассмеялась.
— Возможно.
И впервые за всё это время они улыбнулись друг другу.
===
Галина Васильевна отдала тёте свою спальню, сама переехала на кухню.
Перестановка заняла почти целый день: Галя сдвигала мебель, меняла постель, вешала новые шторы. Тётя Надя ходила вокруг, комментировала каждое движение, но теперь это было… по-другому. Без язвительности, без ворчания.
— Ну, кресло удобное, это правда, — пробормотала она, опускаясь на него. — А постель новая?
— Нет, просто матрас перевернула.
— Ну и хитрая ты, Галя…
Вечером Галя заглянула в комнату.
Тётя сидела в кресле, укрывшись пледом, и что-то шила.
— Спите?
— Да-да, прямо в иголку носом, — фыркнула тётя.
Галя усмехнулась.
— Чай будете?
Надежда Ивановна помолчала, затем вдруг тихо сказала:
— Спасибо.
Галина удивилась: кажется, это было первое «спасибо» за всё время.
Она поставила перед тётей кружку.
— Тётя, а помните, как вы мне сказки читали?
— Помню, конечно, — тётя посмотрела на неё внимательнее. — А ты помнишь?
Галя кивнула.
— Знаете, я тут поняла… Семья — это не когда кто-то кому-то обязан. Семья — это когда остаёшься рядом.
Тётя Надя погладила пальцами край пледа, будто взвешивая её слова.
— Может, ты и права, — наконец сказала она.
А Галина вдруг почувствовала: в этом доме теперь действительно есть семья.