«Говорят, что существует один способ избавиться от своих демонов. Для этого их необходимо выпустить и посмотреть со стороны. И тогда ты будешь знать, каковы они, и перестанешь их бояться. И перестанешь зависеть от них», ― эти слова она никогда не забудет.
Если бы кто-то сказал ей тогда, что, открывая свое сердце, чтобы освободиться, можно ненароком впустить в него совсем не то…
Она была молода и еще слишком наивна, чтобы понимать, что этот мужчина охотится не за красивыми телами, а за душами. Обычный тихий вечер, Мария шла с подругой по набережной. Каблучки, короткие юбки и розовая помада. Они шли, не спеша, глазея по сторонам, увлеченные разговором. Весна радовала теплом.
Глеб стоял с компанией мужчин у ресторана ― холеный, видный, искушенный. Он остановил девушек, чтобы познакомиться. Эти карие глаза пронзали Марию насквозь. Он смотрел нагло, с ухмылкой, он точно знал, что будет дальше.
Пригласил обеих подруг в ресторан, заставляя смущаться и переглядываться. Но после долгих уговоров они согласились. Поужинали, познакомились, обстановка была легкой и непринужденной. Глеб сразу выделил Марию, задавал вопросы, смешил и восхищался ее улыбкой и красивыми глазами. Так они просидели до позднего вечера.
В ее жизни не было ничего особенного. А этот человек увлекал таинственностью, которая не могла не очаровывать. Он стал звонить, ухаживать. Если Марию и одолевали сомнения, то его настойчивость их рассеивала и заглушала. Все больше времени они проводили вместе, веселились, пробовали новые блюда, посещали интересные места. Он захватил всю ее жизнь ― порывистый, жаркий, деспотичный. Сложно было устоять, еще сложнее ― остановиться.
― Я буду любить тебя вечно, ― шептал он ей в тишине закатов.
― Не нужно вечно, ― отвечала Мария, прикрывая глаза. ― Люби меня сейчас.
Глеб научил ее беззаботности, слушать винил, который хранил как раритет, смотреть хорошее кино и разбираться в ресторанных блюдах. Бесконечные ночные посиделки, бары, клубы, много алкоголя. Каждое утро было похоже на очередную серию романтического фильма, где он готовил ей экзотические завтраки и дарил подарки. Она полюбила все то, что любил он, она жила так, как хотел он. Она отпустила все свои страхи и предрассудки… отпустила все свои мечты. Сама не замечала, как от нее самой почти ничего не оставалось.
Они стали жить в его большой однокомнатной квартире в центре города. Ей очень здесь нравилось. Она носила его рубашки, слушала рассказы о бизнесе, путешествиях, об его прошлом. Иногда он как-то странно смотрел на нее, так долго и внимательно. Но невозможно было понять, о чем этот взгляд. Он настораживал, вгонял в смятение, но никогда не отталкивал, потому что резко сменялся привычной теплотой.
Ее день рождения они отмечали вместе с ее подругами, на этом настоял Глеб. Время проводили прекрасно, много общались, танцевали и веселились. Но он слишком много внимания уделял гостям. Его танцы с подругами именинницы казались довольно откровенными, а взгляды ― почти компрометирующими. Мария старалась не обращать внимания, списывая на то, что все просто развлекаются.
В какой-то момент она вышла на улицу подышать. Июньский воздух казался особенно плотным, почти вязким. Вздохнув всей грудью, она, почувствовала легкое напряжение. Это был ее праздник, но он не приносил ожидаемой легкости. Вернувшись, она не сразу поняла, что происходит. Любимый мужчина целовался с ее лучшей подругой. Он даже не прервался, словно в этом не было ничего противоестественного. Просто посмотрел на нее многозначительно.
Он часто говорил ей, что она должна быть стойкой, сильной. Ведь все не то, чем кажется. Мир шире, чем мы считаем. И она увидела всю эту ширину мировоззрения в его взгляде.
― Ну как? ― спокойно и сдержанно улыбаясь, спросила она.
― Ты лучше, ― одобрительно ответил Глеб с довольной и хитрой ухмылкой.
Вечеринка продолжилась, словно никто и не заметил, каких усилий ей это стоило, все просто обернулось в глупую шутку. Шутку, которая зародила отдаленное ощущение смутной обреченности. Но Мария гнала прочь подобные мысли. Надо же вести себя подобающе, ссоре здесь точно не место. Да и непозволительно ей расстраиваться из-за такой ерунды. Глебу это точно не понравится.
С тех пор он стал часто ставить ее в неловкие ситуации, старательно создавая их сам. Ждал ее реакции, поощрял за гибкость, играл с ней, словно кот с мышкой. Компрометирующее поведение, специфические компании. Иногда просто высмеивал ее принципы, ставя под сомнение все, во что она верила. Мария совершенно утратила понимание того, что есть хорошо, а что плохо. Очертания реальности словно стирались. Это было странно, иногда страшно… интересно.
Глеб научил ее производить впечатление, подавать себя: как смотреть, как двигаться. Все ценности изменились: отношение к жизни, людям, поведению, пониманию ситуации и возможности ее развития. Он объяснял ей, что можно делать все, что хочется, вести себя как угодно, говорить смело. Давал ей волю во всем, но еще больше воли он давал себе. Он ни на шаг не отпускал ее от себя, не давал ни малейшей возможности одуматься. Да, она определенно выпустила всех своих бесов, но одно оставалось неизменным ― ее безусловная привязанность к этому мужчине. И она утопала в этих отношениях, искренне веря, что она ― та самая, единственная, особая девушка, которая так ему нужна.
Однажды вечером она вернулась к нему домой, как обычно. Открыв дверь своими ключами, сразу поняла, что в квартире есть кто-то еще. У порога стояла женская обувь, пахло духами. Играла громкая музыка, слышались голоса и смех. Скинув туфли и затаив дыхание, Мария медленно прошла в комнату. Там сидела какая-то незнакомая ей девушка и ее Глеб. Они явно были здесь уже не первый час. На столе разложена еда из ресторана, вино, сыр, фрукты. Это было уже слишком, но она прошла и села к ним в полном непонимании, хотя и не подавала виду, что что-то не так. Оживленный разговор набирал обороты, Глеба явно все это забавляло. Девушка представилась Ольгой, его давней знакомой, видимо, слишком давней, судя по их откровенному поведению. Мария пыталась вести себя естественно, ведь, в конце концов, она здесь хозяйка, и это ее мужчина.
Спустя пару часов Ольга окончательно опьянела и уже не была в состоянии сдерживаться. Она бессовестно вешалась на Глеба, лезла обниматься, хохотала в голос. В какой-то момент стала рассказывать Марии, что она тоже была такой молодой, глупой. Что вот также влюбилась в него, да и любит до сих пор. Что Глеб просто развлекается ― очередная девушка, типичная история, которая случается с каждой его пассией. А она-то, дурочка, поверила в сказку. Словно в подтверждение ее слов Глеб приобнял Ольгу, он был… счастлив, или казался счастливым в этот момент. Мария вдруг поняла, что все это иллюзия, нет никакой великой любви, нет никакой особенной истории. Она лишь фон для него, очередной проект, чтобы скрасить собственное одиночество. Нет, ее мир не рухнул в тот момент ― он раскололся до основания. Сердце стучало так, что готово было выпрыгнуть из груди. Дыхание сбилось, нечем стало дышать. Не было больше сил оставаться там, слишком душно, слишком больно.
― Если уйдешь, назад пути не будет, ― словно читая ее мысли, сказал он. Взгляд его вдруг стал таким усталым, таким родным. Секунду она колебалась, словно оценивая со стороны всех присутствующих.
― Я вернусь, ― ответила Мария тихо, схватила сумку и вылетела за дверь.
Она ничего не чувствовала, словно пустая кукла, брошенная в холодный, темный угол. Это ощущение разбитости и опустошенности сводило с ума. Невозможно принять, невозможно изменить. Глеб и Ольга остались там, он не пошел за ней. Выбрал ли он кого-то из них, или это очередная сцена его бесконечной игры? Об этом не хотелось думать. И теперь она знала только один способ избавиться от этого груза ― пойти в бар.
Вернувшись под утро после бурной ночи, она сразу упала на кровать и уснула. На следующий день оба делали вид, словно ничего не случилось. Хотя, возможно, это уже ничего и не значило. Но с того вечера все стало сыпаться, как карточный домик. Мария стала часто уходить развлекаться со своими друзьями, знакомилась с другими людьми, позволяла себе не приходить ночевать. Глебу откровенно не нравилось ее поведение, в их отношениях пропали былые трепет и нежность. Недовольство друг другом постепенно нарастало, увеличивалась и напряженность. Они стали слишком далеки друг от друга. Слишком чужие, слишком разочарованные.
Это был последний вечер. Их последняя встреча. В том самом местечке на набережной, где они познакомились. Привычный столик у окна с прекрасным видом на реку. Он что-то говорил ей, она, казалось, совсем не слушала. Глеб заказал третью бутылку вина и пил бокал за бокалом. Мария устала. Устала не сегодня, не сейчас ― она чувствовала себя такой усталой все эти последние месяцы. В глазах больше не было былого огня, который привлекал взоры окружающих. Она прощалась, навсегда.
― Я хочу уйти.
― Да что ты?
― Отпусти меня.
― Ты стала такая же, как я. Не сможешь иначе...
Глеб не мог в это поверить. Он стал повышать голос, потом умолять остаться. Встал, но, не удержав равновесия, свалился прямо на пол. Окончательно потеряв контроль над собой, он что-то бормотал, пытался извиниться. Мария взглянула на него, такого жалкого, такого пьяного, такого одинокого. Перешагнула и вышла на улицу.
* * *
Спустя несколько лет еще молодая, но уже с очень взрослым взглядом красивая женщина шла по тротуару вдоль реки. За руку ее держала маленькая девочка, которая ела мороженое и все время торопилась куда-то. Они гуляли по набережной, радовались друг другу, болтали о ерунде. Проходя мимо красивого здания на берегу, женщина бросила на него внимательный взгляд. Где-то там, в самой глубине ее души, всколыхнулись давно запрятанные воспоминания. На минуту она задумалась, правильно ли тогда поступила, оставив того, который разрушил ее до основания, но положил начало для нее ― другой. Ведь там она навсегда оставила свое сердце, но только такой ценой смогла спасти свою душу.
Девочка потянула маму в сторону, искренне улыбнулась ей, и они направились в другую сторону.
Автор: Надежда Трошина
Всё сначала
Боже, как меня всё достало! Эта никчёмная жизнь, эта убогая квартирка, муж-инвалид, ребёнок — тоже инвалид! Муж уже десять лет еле ноги волочит, но всё чего-то храбрится. Я, говорит, инженер с высшим образованием, ну и что, что плохо хожу, я головой зарабатываю. Вот и заработал — получил третью группу инвалидности и копеечную пенсию, не хватает даже за квартиру заплатить. Нет, чего он на своих халтурках зарабатывает — как раз чтобы с голоду не умереть.
Поэтому главный кормилец в нашей семье — умственно-отсталый сын. На его пенсию в основном и живём. Одна надежда — я тоже когда-нибудь выйду на пенсию и буду получать минималку. Это же для нас бешеные деньги! Но пока пенсия — как морковка для ослика. Сначала я рассчитывала оформить её в 55 лет, но в пенсионном мне сказали — недостаточно стажа для трудовой пенсии, только социальная, а это ещё через пять лет. А потом нас осчастливили пенсионной реформой. В моём случае это ещё плюс пять лет. Вот сижу и думаю — доживу ли?
Одна радость — квартира своя. Мужу однушка по наследству досталась, когда мы только поженились. Вот в ней и живём уже который год. Муж сначала всё планы строил — купим новую трёшку! Деньги сами в руки идут! Только это было двадцать лет назад, когда его ещё не скрючило. А потом почти все эти деньги ушли ему же на лекарства. Хорошо хоть ему, как инвалиду, положена компенсация по уплате за коммуналку — хоть какая-то копеечка.
Вы, наверное, скажете — а ты, здоровая дылда, чего работать не пойдёшь? У тебя ведь тоже диплом есть. Ага, охренительный диплом с ужасно востребованной специальностью — «инженер АСУ». Вы знаете, что такое АСУ? Если не знаете, значит, вы родились уже не в Советском Союзе. Потому что в Советском Союзе ещё помнили, что это «автоматизированные системы управления». Вот только вся эта фигня закончилась в 1991-м вместе с Союзом. Я только год и успела в НИИ поработать, а потом в декрет ушла. Через три года выходить на работу, а вместо нашего НИИ уже торговый центр. Ну, думаю, хрен с ней, с наукой, сейчас много других возможностей, и стала Вадика, сына то есть, в детский садик пристраивать. А заведующая на дыбы — он у вас какой-то странный. Не поленилась у наших соседей все сплетни собрать. Короче — выставили нас из садика и посоветовали обратиться к психиатру.
После чего, естественно, вся моя работа пошла побоку. Жили на то, что Лёшка, муж, получал. Его тогда тоже из НИИ пнули, но он сумел пристроиться на хлебное место. Я всё старалась Вадика в школу засунуть, чтобы всё было как у людей. Но его удалось с трудом пристроить только во вспомогательную. Естественно, родня стала коситься, и моя, и Лёшкина. Типа — гены неправильные. Моя родня на Лёшку баллон катила, Лёшкина — на меня. Поэтому общаться с ними перестали. После вспомогательной школы Вадику дали вторую группу. Естественно, ни о какой работе и речи быть не могло — он одевается по полчаса. До меня только потом дошло — какого я упиралась с этой дурацкой школой?! Сидел бы дома — дали бы первую группу, а это совсем другие деньги. Но сейчас-то уже поздно пить боржоми.
Выпроводила Лёшку с сыном погулять, и сижу одна, даже реветь уже не хочется. А толку-то? Вот если бы понять — в какой момент всё пошло не так? Ведь сначала всё было хорошо. Ну там в школе — училась нормально, была как все. Потом поступила в институт, с Лёшкой уже на пятом курсе познакомилась, после института поженились. Вроде до этого момента всё нормально. А потом забеременела, потом Вадик родился. Тоже всё как у других. Или это как в анекдоте, слышали? Спрыгнул мужик с небоскрёба, летит и орёт от ужаса. Уже половину до земли пролетел, а из окна ему кричат: «Чего орёшь, пока всё нормально». Так и в моём случае — я уже сделала роковой шаг, а мне все вокруг говорят: «Да чего ты переживаешь! Всё у тебя нормально». А асфальт всё ближе.
Достала свои старые фотки. Всё-таки в детстве у меня была миленькая рожица. Да и фигура была нормальная. А сейчас от этого ничего не осталось, и дальше будет только хуже.
Зачем я эти старые фотки рассматриваю, только душу травлю? А вдруг я там увижу что-то, какой-то знак — вот он, шаг с крыши небоскрёба, а дальше уже ничего нельзя изменить — только полёт навстречу асфальту. Школьные фотки, институтские, со свадьбы… Конечно, с годами рожица становится взрослее и серьёзнее, но всё такая же беззаботная. А вот это я снималась на пропуск в свой НИИ. Вроде всё то же самое, но в глазах уже что-то не так, появилась какая-то обречённость. А может, всё поломалось, когда развалился Советский Союз? Нет, первая половина девяностых прошла нормально. Да что там — даже хорошо. У нас уже была своя квартира, Лёшка на своих халтурах неплохие бабки поднимал. Тогда как раз открылись всякие магазины, барахолки на рынках — хоть одеться нормально стало можно.
А может, роковой шаг — это когда познакомилась с Лёшкой? Вышла бы за другого — и всё пошло по-другому. И ведь был кандидат, правда — козёл порядочный. Нет, тогда у нас с Лёшкой всё было по-настоящему. А может… Вот чего я тут гадаю — тогда, не тогда? Можно подумать, я бы вернулась назад и поменяла события. А поменяла бы я многое! Но это невозможно. Ладно, хватит рассиживаться, скоро мои вернутся, а я ещё собиралась убраться в комнате. Лёшка, как перестал на работу ходить, всё домой тащит. Вон весь стол всяким хламом завалил, и трогать не даёт. Где он его только берёт? Такое ощущение, что на помойке находит. Вот выкину половину, пока его нет — интересно, заметит?
Чего у него тут? Time Machine. Вот приколист! А это что за ручки такие? Это чтобы держаться, пока во времени перемещаешься?
Гляди, и индикаторы какие-то приспособил, как в фильме «Назад в будущее». Совсем крышей поехал, сидя дома. Вот сейчас ради прикола установлю 1987 год, когда мы ещё не познакомились...
. . . ДОЧИТАТЬ>>