И когда они направились к кухне - величественный русский композитор, загадочная китаянка и молодой официант - время словно замедлило свой ход.
За окнами дождь превратился в музыкальные капли, отбивающие ритм той самой мелодии, что рождалась сейчас на кухне "Дельмонико"...
Кухня "Дельмонико" напоминала алхимическую лабораторию. В клубах пара силуэт Джузеппе казался размытым, почти призрачным. Его руки двигались над кастрюлей, словно дирижируя невидимым оркестром. Увидев Рахманинова, старый повар улыбнулся.
- Я ждал этого пятьдесят лет, маэстро. С тех пор, как мой дед передал мне секрет музыкальной алхимии Венеции.
Рахманинов приблизился к плите. Его обычно бледное лицо порозовело от жара и волнения. Майкл, застывший у двери, видел, как композитор склонился над кастрюлей, вдыхая ароматный пар.
— Это... - прошептал Рахманинов, — это та самая мелодия из моих снов. Уже двадцать лет она приходит ко мне, но всегда ускользает при пробуждении.
Мадам Чен достала из рукава маленькую нефритовую флейту.
- Эта черепаха жила у берегов древнего храма, - произнесла она, - где монахи каждое утро играли священные мелодии. Она впитывала музыку веками.
Джузеппе медленно помешивал суп, и каждое движение половника, словно взмах дирижёрской палочки, извлекало таинственные ноты из клубящегося бульона. Теперь мелодия звучала отчетливее - древняя, как сам океан, и одновременно до боли близкая сердцу Рахманинова.
- У нас мало времени, - сказал Джузеппе. - Когда суп остынет, музыка исчезнет навсегда.
Рахманинов достал из кармана небольшой блокнот. Его рука дрожала, когда он начал торопливо записывать ноты. Но мелодия была слишком сложной, слишком многослойной.
- Не успею, - пробормотал он. - Здесь целая симфония...
- Есть другой способ, - тихо сказала мадам Чен. - Но он требует жертвы.
Майкл увидел, как по лицу Джузеппе пробежала тень. Старый повар знал что-то важное, что-то пугающее.
- Выпейте суп, маэстро, - произнес он. - Выпейте его целиком, пока он горячий. Музыка останется в вас навсегда. Но...
- Но? - Рахманинов поднял глаза от блокнота.
- Но она будет преследовать вас до конца дней. Она станет частью вашей души, вашим благословением и проклятием одновременно.
За окном громыхнул гром, и на мгновение кухня погрузилась в полумрак. Когда свет вернулся, Майкл увидел, как Рахманинов медленно положил блокнот на стол...
- Налейте - коротко сказал Рахманинов.
Джузеппе осторожно взял старинную фарфоровую чашу, расписанную морскими драконами. Его пальцы едва заметно дрожали, когда он наполнял ее дымящимся супом.
Мадам Чен достала из складок платья крошечный шёлковый мешочек и высыпала в чашу горстку порошка, похожего на толчёный жемчуг.
— Это откроет ваш внутренний слух, — пояснила она.
Майкл заметил, как суп изменился в цвете: теперь он переливался всеми оттенками перламутра, как морская раковина на солнце. Мелодия, до этого звучавшая почти неуловимо, вдруг обрела осязаемость — даже воздух вокруг начал вибрировать в такт.
Рахманинов взял чашу обеими руками. На мгновение он замер, глядя в глубину сосуда, как гадалка в хрустальный шар. Его лицо отражалось в перламутровой поверхности, искажаясь и дробясь на тысячи образов, каждый из которых проживал собственную жизнь.
- Маэстро, - тихо произнес Джузеппе, - помните: как только вы начнете пить, остановиться будет нельзя. Музыка должна войти в вас целиком.
Композитор кивнул. Его губы коснулись края чаши, и первый глоток заставил его вздрогнуть. Майкл видел, как расширились зрачки маэстро, как побелели костяшки пальцев, сжимающих фарфор.
Мадам Чен запела что-то на древнем китайском, ее голос сплетался с мелодией, поднимающейся из чаши. Джузеппе шептал молитву на итальянском языке, его слова звучали как заклинание.
С каждым глотком лицо Рахманинова менялось. Казалось, годы слетают с него, но одновременно в глазах проступала древняя, нечеловеческая мудрость. Он пил, не отрываясь, пока чаша не опустела.
В следующее мгновение композитор пошатнулся. Майкл бросился поддержать его, но мадам Чен остановила юношу властным жестом:
- Не прикасайтесь к нему. Сейчас он слышит Музыку Сфер.
Рахманинов стоял, закрыв глаза, его пальцы двигались, словно играя на невидимых клавишах. С его губ слетали странные звуки - не то стоны, не то обрывки мелодии.
- Я вижу... - прошептал он. - Я вижу музыку. Она повсюду. В волнах, в ветре, в движении звезд...
Внезапно его глаза распахнулись. В них плескалось нечто, от чего у Майкла перехватило дыхание - словно сам океан смотрел на него сквозь человеческие зрачки.
- Мне нужно... - Рахманинов сделал шаг к двери. - Мне нужно записать это. Сейчас же.
- Рояль, - выдохнул Рахманинов. - Мне нужен рояль немедленно.
Джузеппе и мадам Чен переглянулись. Они ждали этого момента.
— В подвале, — сказал старый повар. — Там есть Steinway. Я хранил его для этой ночи.
Майкл никогда не слышал, чтобы в подвале ресторана стоял рояль. Они спустились по узкой винтовой лестнице, освещая путь старинными канделябрами. Пламя свечей металось по стенам, и казалось, что в полумраке танцуют призрачные фигуры под неслышимую музыку.
Подвал оказался просторным помещением, с каменными сводами, напоминающими венецианскую крипту. В центре, будто чёрный остров в море тьмы, стоял рояль.
Сняли покрывала — инструмент свернул полированными боками, как будто только что вышел из мастерской.
Рахманинов сел за рояль. Его пальцы зависли над клавишами, дрожа от напряжения. Мгновение тишины растянулось в вечности.
А затем...
Подписывайтесь на канал
Оставляйте комментарии