Анна старалась отвлечься от мыслей о Вике – она понимала, что ей нужно во что бы то ни стало продержаться до тех пор, пока не поднимется она, а иначе с кем же останется Эдик? Конечно, Саша его не бросит, дай Бог ему здоровья! Ведь он знает, что мальчик не его, но не бросает, говорит, что ребенок ни при чем, если у него такие родители. А их, как известно, не выбирают.
Когда зазвонил телефон, Анна налила на сковороду очередной блин – Эдик любит блины – и взяла трубку. Женский голос спросил:
- Виктория, это вы?
- Нет, я не Вика, а вы кто? – ответила Анна.
- А можно мне поговорить с Викой? Это очень важно, - настойчиво говорила женщина.
- Да кто вы? - забеспокоилась Анна.
- Меня зовут Татьяна Ивановна. Вика знает меня. Позовите ее пожалуйста!
Анна вздохнула:
- Я не могу это сделать. Она лежит в больнице.
Женщина в трубке помолчала.
- Что-то серьезное? – спросила она.
- Очень! – ответила Анна, всхлипнув. – Она попала под машину. Лежит в реанимации. А что вы хотели?
- Я не знаю, как вам сказать. В санатории мой сын познакомился с ней, она обещала позвонить, а звонка нет. Ваня беспокоится, ведь он тоже в больнице, готовится к серьезной операции. А я его мать.
- Передайте ему, что Вика не может позвонить, завтра ей тоже будут делать еще одну операцию.
Татьяна Ивановна помолчала, потом спросила:
- А как вас зовут?
Анна ответила, и Татьяна Ивановна сказала:
- Нам с вами выпала нелегкая участь, но нам нужно выдержать все, ведь наши дети должны знать: мы рядом!
Анна почему-то прониклась симпатией к этой женщине. Может, потому, что их объединяла беда...
- У нас внучок, сын Вики, так что нам с мужем нужно держаться...
- А у нас никого нет.
Вдруг резко запахло горелым. Анна огляделась: комната наполнилась дымом - сгорел блин! Из своей комнаты вышел Эдик.
- Бабуля, чем это пахнет?
Анна быстро простилась с Татьяной и побежала в кухню. Эдик двинулся за ней. Сковорода, на которой был блин, дымилась голубым дымом, кухня была полна дыма.
- Бабуля, ты забыла, что ли, про него?
- Забыла, внучок! Заболталась по телефону и забыла.
- Это мама звонила?
- Нет, Эдик, не мама, она еще долго не сможет позвонить нам.
Анна быстро убрала последствия «гибели» блина, открыла окно, чтобы дым побыстрее развеялся. Она досадовала на себя: ведь шла к телефону, понимала, что не на минуту, нужно было отставить сковородку!
А кто же этот Иван? Вика не рассказывала о нем ничего. Она собиралась ехать в Москву, говорила по телефону из Ялты, потом приехала сюда. Анна не спросила ничего, а Вика не стала рассказывать.
Вошел Игорь, тоже помахал перед лицом рукой:
- Что это вы тут устроили дымовую завесу?
- Это бабушка блины печет, - ответил Эдик.
- Ну что, как там дела? – спросила Анна.
- Все нормально, я написал заявление, у меня его приняли, так что следствие сейчас пойдет быстрее! А этих уродов взяли, один уже собирался удрать.
Анна тайком вытерла слезы – Игорь запрещал плакать, да еще перед Эдиком! Главное сейчас – чтобы Вика поправилась.
- Я заехал в больницу, узнать, ка прошла операция, но мне сказали, что операция еще идет.
Анна перекрестилась. Игорь заметил это – Анна не отличалась набожностью, но ничего не сказал.
- Я думала, что позвонят, сама не звоню, чтоб не отвлекать лишний раз.
Игорь подошел к жене, обнял ее. Она так сдала в последнее время! Даже, кажется, стала меньше ростом, ссутулилась. Она благодарно прижалась к его груди, потом отстранилась:
- Надо же блины печь, дым уже рассеялся.
Она ушла в кухню, а дед с внуком сели у телевизора.
Прокурор вызвал следователя и, не предлагая ему сесть, сухо сказал:
- Я думаю, вам хватит двух дней, чтобы все обстоятельства дела о покушении на убийство Антохиной Виктории были выявлены.
- Но, товарищ прокурор, это может быть обычный наезд...
- Я сказал все. Идите и работайте!
Следователь вышел из кабинета в полном недоумении: два дня на дело! Почему покушение? Откуда он взял это? Да, тогда, когда ее нашли на свалке, было вполне ясно: ее собирались убрать, но так тупо, что им это не удалось. А теперь это произошло на виду у многих людей, почти в центре станицы, ясно, что просто оба нарушили правила: она перебегала в неположенном месте, он не снизил скорость при объезде автобуса. И кто сказал, что это был один и тот же человек?
Он направился в камеру к Матвееву, намереваясь сразу спросить его в лоб обо всем, рассчитывая сбить его утверждением, что им уже все известно, что пострадавшая опознала их по фотографиям. Хотя он знал: Матвеев – тертый калач, его на испуг не возьмешь. А вот его подельники – те ребята пожиже будут. Их припугнуть покрепче – они и сдадут своего атамана, или как там они его величают!
Матвеева привели в наручниках, он со злобой взглянул на следователя.
- Ну что, Матвеев, ты ведь недавно вышел на свободу, опять взялся за свое?
- Не знаю, начальник, о чем ты говоришь.
- Тебя взяли с большой суммой денег. Откуда они у тебя?
Матвеев усмехнулся:
- Заработал.
- Ну да, непосильным трудом, мозолями, потом.
-Зря смеешься, начальник! Мне их не подарили!
- Конечно, ты их отнял!
- Доказать надо!
- Докажем! Только я к тебе сейчас не с этим. Несколько дней назад совершено покушение на Антохину Викторию.
- Не знаю такую.
- Ну, так уж и не знаешь? Твои друзья рассказали, как ты накачал ее наркотиком, а потом заставил их отвезти ее за станицу, на свалку. Рассказали, как заворачивали ее в коврик, как вывезли туда, куда ты указал, а выбросили рядом с дорогой, где ее благополучно нашли проезжающие.
Николай усмехнулся:
- Я не знаю, кто и что вам наплел про это, я не знаю ничего ни про какие наркотики, свалку. В общем, начальник, нет у тебя ничего против меня. А деньги – это мои деньги!
- Ладно, - вздохнул следователь, - придется устроить тебе встречу с твоими друзьями. Они здесь, их привезли раньше, чем тебя. Ты вот не догадываешься, почему тебя там ждали, в этой силосной яме, правда?
Николаю действительно не давал покоя этот вопрос. Вроде бы оглядывался внимательно по сторонам, когда лез в яму, про которую совершенно случайно проговорился этим идиотам. Правда, о деньгах они не знали, а то, конечно, уже бы стащили их.
- Так вести сюда твоих шестерок? Они ж не друзья тебе, правда?
Николай молчал - он не знал, о чем они говорили, если действительно говорили. А то, что его сдать могли сразу, он не сомневался: хилый и подлый народ они.