Звонок телефона разорвал вечернюю тишину квартиры. Таня раскладывала по тарелкам ужин, когда на экране высветилось имя матери – Анны Дмитриевны.
– Танюша, у меня новость! – голос матери звучал торжественно. – Я купила Светочке квартиру. Однокомнатную, но в хорошем районе. Подарок на совершеннолетие.
Ложка замерла в воздухе. В горле мгновенно пересохло.
Двадцать лет назад, когда они с Ваней поженились, мать отказалась помочь с первым взносом на ипотеку.
"Сами справитесь, молодые еще", – отрезала она тогда. Десять долгих лет они скитались по съемным квартирам, пытаясь накопить на первый взнос. Только десять лет назад наконец смогли взять ипотеку.
– Мам, это... здорово, – выдавила Таня. – Света обрадуется.
– Конечно, обрадуется! Я уже все документы оформила. Завтра вечером приезжайте смотреть!
Таня механически положила телефон. В голове крутились цифры: десять лет они с Ваней выплачивают ипотеку, еще пятнадцать лет впереди. Каждый месяц – треть зарплаты. А теперь Света, их единственная дочь, в восемнадцать лет получает квартиру просто так.
Память услужливо подкинула воспоминания о первых годах их брака. Крошечная съемная комната в коммунальной квартире, где они ютились первые полгода.
Потом – бесконечная череда съемных квартир. Промозглая однушка на первом этаже, где зимой промерзали стены. Тесная студия под самой крышей, раскалявшаяся летом как духовка. Квартира с вечно текущими трубами и равнодушным хозяином, который месяцами обещал ремонт.
Деньги у матери водились всегда. Тридцать лет она проработала главным экономистом в крупной компании, получала премии, бонусы. А пять лет назад умер отчим, оставив ей приличное наследство – счет в банке. И никогда, ни разу мама не предложила помощь дочери.
– Кто звонил? – Ваня вошел на кухню, на ходу снимая рабочую куртку.
– Мама. Она купила Свете квартиру.
Он присел на табурет, словно ноги перестали его держать.
– Однушку. На совершеннолетие, – добавила Таня.
– Вот как, – он потер виски. – Нет, ну надо же... Мы десять лет не могли на первый взнос накопить, а тут – целая квартира в подарок восемнадцатилетней девочке.
Таня помнила, как они копили на первый взнос. Каждый месяц они откладывали приличную сумму, но цены на жилье росли быстрее, чем их сбережения.
Он встал, прошелся по кухне, затем снова сел:
– Знаешь, я всегда думал, что твоя мать экономная. Что у нее нет лишних денег. А выходит – были. Просто не для нас.
Весь вечер они почти не разговаривали. Света была у подруги, готовилась к экзаменам, и родители остались наедине со своими тяжелыми мыслями. Каждый вспоминал годы съемных квартир, постоянную экономию, бесконечные попытки накопить на первый взнос.
Таня вспомнила, как несколько лет назад случайно услышала разговор матери с соседкой.
"У меня принцип, – говорила Анна Дмитриевна. – Детей нужно воспитывать в строгости. Чтобы ценили то, что имеют. Вот моя Татьяна – сама всего добилась, без моей помощи."
Сама всего добилась. Без помощи. Интересно, мать действительно верила в эти слова? Или просто оправдывала свое равнодушие красивыми фразами о воспитании характера?
Помнишь, как мы въехали в первую съемную квартиру? – тихо спросил Ваня. – Ты еще так радовалась, что у нас наконец-то отдельная кухня.
– Помню, – улыбнулась Таня. – И как ты собрал нам стол из старых досок. Самый лучший стол на свете.
– А помнишь, как мы копили на стиральную машинку? По копеечке откладывали...
– И все равно пришлось занять у твоей сестры, – вздохнула Таня.
На следующий день вся семья собралась у подъезда новостройки. Анна Дмитриевна, элегантная женщина в светлом костюме, торжественно вручила Свете ключи.
– Бабушка, это просто чудо! – Света бросилась обнимать бабушку.
В этот момент Таня почувствовала, как внутри что-то надломилось. Она смотрела на счастливую дочь, на сияющую мать, и не могла избавиться от горького чувства несправедливости. Почему? Почему ее собственная мать никогда не проявляла к ней такой же щедрости и теплоты?
Таня помнила каждый момент, когда пыталась добиться материнского одобрения. Отличные оценки в школе – лишь сухое "так и должно быть". Красный диплом института – "ну а как иначе?". Повышение на работе – "наконец-то, давно пора".
Никогда ни одного теплого слова. Ни одного искреннего "молодец, доченька". Только вечное недовольство и придирки.
– Здесь хорошая планировка, – Анна Дмитриевна водила их по комнатам. – И район перспективный. Через год станцию метро откроют.
Ваня молча осматривал стены, проверял краны. Его желваки ходили ходуном.
– Мам, можно тебя на минутку? – Таня взяла мать под локоть и вывела в коридор.
– Зачем ты это делаешь?
– Что делаю?
– Ты никогда не помогала нам. Мы десять лет платим ипотеку, нам еще пятнадцать лет выплачивать. А теперь ты даришь внучке квартиру.
– Я помогаю внучке начать взрослую жизнь. Что здесь такого?
– А мне? Мне ты помочь начать взрослую жизнь не хотела?
В глазах матери мелькнуло что-то похожее на раздражение – или вину? – но тут же исчезло за привычной маской холодности.
– Таня, давай не будем. Это мои деньги, и я решаю, как ими распоряжаться.
– Конечно. Как всегда.
В этот момент из комнаты выглянула Света:
– Мам, пап, тут такая классная кухня! Давайте закажем еду и устроим новоселье?
– Извини, доча, нам пора домой, – глухо ответил Ваня. – У мамы завтра важная встреча.
По дороге домой Таня думала о том, как по-разному складывались отношения в их семье. Она любила Свету всем сердцем, души не чаяла в дочери. И Света отвечала ей такой же искренней любовью. Почему же у них с матерью все сложилось иначе?
Может быть, дело было в том, что Анна Дмитриевна сама росла в строгости? Бабушка, сколько Таня ее помнила, тоже была женщиной суровой и неласковой. Или это просто такой характер – холодный, неспособный к проявлению чувств?
Дома они снова молчали. Света осталась с бабушкой – обсуждать покупку мебели.
Таня сидела на кухне, механически помешивая остывший чай. Перед глазами проплывали картины прошлого – яркие, болезненные воспоминания детства.
Вот ей семь лет, она получила пятерку за контрольную по математике. Прибежала домой счастливая, показала тетрадь матери.
"Нормально, – сказала та, не отрываясь от бумаг. – Иди делай уроки."
А потом долго хвалила дочь соседки за четверку по русскому.
Вот ей шестнадцать, она прошла на бюджет в престижный университет. "Естественно, – сказала мать. – С твоими-то баллами только платно поступать было бы позором."
И каждый раз она надеялась услышать простое "молодец". Увидеть в глазах матери гордость. Почувствовать тепло родительской любви. Но всегда натыкалась на стену холода и равнодушия.
Когда родилась Света, Таня поклялась себе, что никогда не будет такой матерью. Она помнила свои детские обиды, свою боль от материнского равнодушия. И старалась дать дочери всю ту любовь и поддержку, которых не получила сама.
Через неделю они случайно встретились с матерью в продуктовом магазине.
– Мам, я хочу понять – почему? Почему ты всегда была такой холодной со мной?
Анна Дмитриевна поджала губы:
– Я не обязана отчитываться. И вообще, радуйся за дочь, а не завидуй.
– Завидую? Ты считаешь, что я завидую собственной дочери?
В этот момент Таня почувствовала, как внутри поднимается волна гнева – застарелого, копившегося годами. Гнева на мать, которая так и не смогла – или не захотела – стать ей по-настоящему близким человеком.
– А разве нет? Только и делаешь, что жалуешься.
– Я не жалуюсь! Я пытаюсь понять, почему родная мать относится ко мне как к чужой!
– Может, потому что ты всегда была неблагодарной? Вечно недовольной?
– Неблагодарной? За что мне быть благодарной? За то, что ты никогда не интересовалась моей жизнью?
В магазине повисла тяжелая тишина. Люди вокруг старались не смотреть в их сторону, но Таня чувствовала на себе любопытные взгляды.
– Ах вот оно что! Попрекаешь меня? А кто тебя кормил и одевал?
– Мам, дело не в деньгах. Дело в любви. Которой просто не было.
Анна Дмитриевна развернулась и пошла к выходу. У дверей она обернулась:
– Знаешь, в чем твоя проблема? Ты всегда думаешь только о себе. А я хочу, чтобы у Светы было все, чего не было у тебя. И я могу себе это позволить.
Эти слова эхом отдавались в голове Тани всю дорогу домой. "Ты всегда думаешь только о себе". Неужели мать действительно так считает? Или это просто способ защититься, отгородиться от неудобного разговора?
Вечером она рассказала обо всем Ване.
– Знаешь, – сказал он тихо, – главное, что у Светы теперь есть своя квартира. Мы же сами знаем, как тяжело без своего угла. Пусть хоть она начнет жизнь по-человечески.
В его словах была простая житейская мудрость. Может быть, действительно стоит просто порадоваться за дочь? Забыть старые обиды, отпустить боль?
Таня вспомнила, как сама воспитывала Свету. Каждый успех дочери – повод для гордости. Каждая неудача – возможность поддержать, помочь. Она старалась дать дочери то, чего не получила сама – безусловную любовь, принятие, уверенность в родительской поддержке.
И у нее получилось. Света выросла открытой, уверенной в себе девушкой. Она не боялась пробовать новое, не боялась ошибаться – потому что знала: что бы ни случилось, родители всегда будут на ее стороне.
– Мам, а можно я к вам заеду? – позвонила Света через пару дней. – Хочу показать эскизы для новой квартиры.
– Конечно, приезжай.
***
Света разложила на столе распечатки:
– Смотрите, я тут придумала, как расставить мебель. И цвет стен выбрала – нежно-зеленый, как у нас на даче.
– А еще я хотела спросить... – Света замялась. – Вы не обиделись на бабушку? Ну, за квартиру?
Таня покачала головой:
– Нет. Это ее решение, и мы его уважаем.
– Просто я заметила, что вы как-то... – Света подбирала слова. – В общем, я знаю, что вам нелегко далась ваша ипотека. И может быть, это несправедливо, что бабушка...
– Стоп, – перебила Таня. – Никогда не извиняйся за подарки, которые тебе делают. И не чувствуй себя виноватой из-за чужих отношений. Это наши с бабушкой сложности, и они никак не должны омрачать твою радость.
Света обняла мать:
– Знаешь, я так благодарна тебе. За то, что ты всегда рядом. За то, что поддерживаешь. За то, что любишь – просто так, без условий.
Таня прижала к себе дочь, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Она вспомнила свой детский дневник, ту заветную запись: "Когда я вырасту, я буду самой лучшей мамой. Буду любить своих детей просто так".
Кажется, у нее получилось.
Жизнь продолжалась. Они по-прежнему платили ипотеку, ходили на работу, встречались с дочерью. Света часто приглашала их в гости, и они приходили – теперь уже без той горечи, что была поначалу.
Отношения с матерью так и остались прохладными. Анна Дмитриевна продолжала души не чаять в внучке, а с дочерью общалась формально, по необходимости.
Но Таня больше не искала ее одобрения, не пыталась добиться любви. Она наконец поняла: невозможно заставить человека любить. Можно только самой научиться любить – искренне, безусловно, всем сердцем.