То, что я тогда увидел, той лунной ночью на окраине поселка, мне никогда не забыть. Зрелище то заставило поседеть мои волосы в тридцать четыре года. И я вовсе не преувеличиваю. На следующий день, смотрясь в зеркало, я увидел не меньше десятка белых волосков в своей недельной щетине на лице. И белые нити на висках, в своей короткой прическе. Хотя за день до того, не было ни одного.
А увидел я двух пропавших сельчан, из соседнего поселка, слоняющихся на самой опушке леса. Я не узнал их, да и не смог бы. Во-первых, я понятия не имел, как они выглядели. Во вторых их нельзя было узнать. Я просто сразу же понял, кто это.
Месяцем ранее в дачном поселке произошел страшный, леденящий кровь случай. Убийство одинокой пенсионерки. Кто-то пробрался к ней в дом ночью.
Случай этот, буквально потряс весь наш город. Пенсионерку знали и любили все в ее округе. Жила она одиноко, хотя семья у нее была. Двое взрослых сыновей, живущих в городе своими семьями. Как рассказывали соседи, отношения у них были прекрасными, просто она хотела жить на своей даче.
Тут, пожалуй, нужно описать немного подробнее, чтобы было понятно о чем идет речь. Дачный поселок, по сути, уже давно превратился в этакий экологичный пригород. И, хотя газа там так и нет, все остальные удобства жители себе давно организовали. Вода, стоки, электричество. Сейчас туда ведет отличная, гладкая, асфальтированная дорога. Вьется она виражами через густой, реликтовый лес всего пару километров, и выходит на окраину старого дачного поселка. Расположенного на двух живописных предгорных холмах. С верхних точек этих холмов, отлично виден весь поселок и немного в отдалении, весь наш город. Когда-то давно, здесь получали дачи директора, партийные и министерские руководители. И с самого начала, то есть с основания поселка в конце шестидесятых годов, в нем были довольно большие и обустроенные загородные дома, хотя и немного. По большей части дачи были просто участками без всяких строений.
Но в последние лет десять, он переживает строительный бум, превратившись в загородный коттеджный поселок. То там, то тут, участки огорожены капитальными каменными стенами. Высокие кованые ворота прячут от любопытных глаз внутреннее обустройство участков. И только высокие новые крыши, а кое-где и окна вторых этажей, выдают внутри современные особняки.
И вот здесь, в этом тихом, уединенном поселке, едва ли больше километра в диаметре, где абсолютно все жители знают друг друга в лицо, разыгралась отвратительная, ужасная, потрясающая своей жестокостью драма.
Опуская ненужные и лишние подробности, ее нашли связанной и привязанной к стулу. Дом нашей пенсионерки стоял на самой окраине и вокруг ее опрятного, но совсем небольшого домика, по периметру были пустующие участки. Кто-то пробрался ночью в дом и, в поисках легкой наживы, перерыл весь дом. А хозяйку пытали, перед тем как… Чем можно поживиться в доме одинокой пенсионерки? В самом маленьком, самом бедненьком строении, даже без нормального забора? Конечно же, садистов и моральных уродов, привлекло как раз это. Уединение и заведомая беззащитность хозяйки.
И хотя все в доме было перевернуто, кто-то рылся во всех шкафах, даже распорол матрасы, но все сходились во мнении, что ограбление не было целью преступников.
И сами преступники рисовались какими-то законченными наркоманами или алкашами, не отдающими себе отчета в том, что творят в своем угаре.
В местных новостях показывали сюжет об этом, там репортеры побывали в злосчастном домике и поговорили с соседями.
Мы смотрели этот сюжет на работе, в абонентском отделе. Там на стене висела большая «плазма». Наша смена монтажников выезжала на аварию, и мы выходили через абонентский. Помню, Серега забыл взять ключи от крыши «Дома Быта», на которую нам нужно было подняться, и пошел обратно в техотдел. Где на стене висела огромная карта города с цифрами, а рядом щит с ключами и номерами на бирках. В абоне были менеджеры, все занятые с клиентами и еще несколько клиентов ждали своей очереди. И тут начался этот репортаж. Мы все уже знали о произошедшем, городок у нас небольшой. Слухи распространяются быстрее выпусков новостей. И все сразу же уставились в экран. И мы, и менеджеры и клиенты заключающие договора.
Помню, там показали ближайшую соседку. Она стояла в своем дворе, через пустой участок и молча смотрела на съемочную группу, время от времени попадая в кадр, пока диктор водила нас по двору. Мрачная, старая бабка в темной хламиде. Дом, за ее спиной, был стареньким, покосившимся.
- Ведьма, знаю ее. – Сказал один из клиентов, сидящих на заключении. – Порчи на людей наводит, колдует.
- Ой, да что вы за люди! – Возмущенно ответила ему клиентка с дивана ожидания. – Старая сумасшедшая женщина. Одинокая. Ей помочь нужно, а вы ведете себя как…
Она нехотя осеклась. А мужчина, хоть и налился краской, ничего ей не ответил, решив, видимо просто не связываться.
Бабка та запомнилась мне очень хорошо. Особенно то, что она сказала. Когда съемочная группа подошла к ее участку, она, не слушая вопросов диктора, которая спрашивала, не слышала ли она криков той ночью, повернулась и направилась в дом. И только на пороге, обернувшись через плечо и глядя прямо в кадр, черными глазами, из под всклокоченных волос произнесла:
- Они умрут и мертвыми будут ходить по земле. Не будет им покоя, не будет прощения.
На том репортаж, ведущийся в прямом эфире, почти завершился. Диктор произнесла еще несколько слов и попрощалась, выразив надежду, что преступники будут найдены в самое ближайшее время, так как дело на личном контроле у министра внутренних дел республики.
Я не помню точно, что она говорила, но я хорошо запомнил ту сумасшедшую. Ее черные глаза и то, что она сказала.
Прошел примерно месяц, и случилась авария на сети «Русгидро». Аварии такого уровня устраняются круглые сутки, независимо ни от чего. По условиям контракта с такими организациями, обрыв в предоставлении услуг не может быть больше шести часов. Иначе нашей компании грозят очень серьезные суммы компенсации. Надо ли говорить, что когда стало известно об обрыве связи между офисом «Русгидро» и одной из гидроэлектростанций, всех подняли по тревоге. И дежурную смену и тех, кто был на выходном.
Станция располагалась на реке Черек и дорога к ней подходила крюком, через мост. В том месте, чтобы сэкономить, линию протянули напрямую, поставив опоры вдоль лесной опушки. Конечно же, именно там она и порвалась.
Мы с великим трудом загнали туда вышку по раскисшей от прошедших дождей колее. Я не был на столбе, я стоял внизу и отматывал кабель, заодно прогревая и подготавливая сварочный аппарат. И мне понадобилось срочно отойти по малой нужде. Пройдя к опушке и скрывшись за ближайшими кустами, я стоял и посвистывал. Когда вдруг одновременно послышалось странное ворчание и донеслась омерзительная, нестерпимая вонь. Я не успел ничего понять, когда мимо меня, на расстоянии вытянутой руки, прошел… прошло тело. Я очень хорошо рассмотрел его в лунном свете. Он не был живым… уже не меньше месяца. Раздутый, на негнущихся ногах, на которых полопалось в местах сгиба…
За ним второй. Переваливаясь и не обращая на меня никакого внимания, они прошли и исчезли в чаще, оставив зловоние.
Я молча пятился, пока не упал на спину. Потом встал и побежал к своим. Я никому ничего не рассказал. Попробуйте сами такое рассказать.
Я сразу понял кто это, мне хорошо врезались в память черные глаза и сказанная фраза.
За прошедший месяц, преступники, совершившие то зверство, так и не были найдены. Но одновременно в поселке, что за лесом от города и дач, пропали двое сельчан. Два друга, а скорее, подельника и собутыльника, двадцати пяти и тридцати двух лет. Старший успел отмотать срок по какой-то серьезной статье. Алкоголики и тунеядцы. Вся общественность сразу же сопоставила эти два факта, так и поняв, что уроды бросились в бега.
Так думали и продолжают думать все. И только я знаю, что с ними случилось на самом деле.
Я никогда не верил ни во что потустороннее, но то, что я увидел той ночью собственными глазами, стоило мне седых волос в тридцать четыре. И теперь я верю. Я не представляю, как можно заставить сознание оставаться в теле. Заставить продолжать жить и чувствовать. Продолжать все понимать.
И я часто вижу в кошмарных снах то, что я увидел той ночью. И те страшные, черные глаза.
Нальчик. Февраль 2025.