Начало:
Евгения Васильевна собиралась вместе с Леной в санаторий. К морю. В последние годы они ездили туда каждое лето по путевке «Мать и дитя». Девочка всегда с радостью ждала путешествия, мечтала о нем весь год.
Но в этот раз всё было по-другому. Лене совершенно не хотелось ехать. Она уверяла мать, что лечение ей ни разу по-настоящему не помогло и гораздо веселее она проведет оставшуюся часть лета, если Петька станет приходить каждый день.
Евгения Васильевна подумала и предложила Петьке:
— А давай с нами.... Курсовку тебе купим. Ты же моря еще не видел, кажется? В школе можно договориться — нужно только получить разрешение твоей мамы...
Петька видел, что Евгения Васильевна предлагает от чистого сердца и готов был согласиться. Хотя в интернате, прознав о его планах, ругали воспитательницу:
— Думаешь, Женька просто так тебя берет? Ей помощник нужен, чтобы было кому коляску таскать и Ленку забавлять, пока Женька ищет себе мужика.
Петька сразу обрывал такие разговоры, может быть, чересчур грубо. Он всерьез собирался ехать и думал, как связаться с матерью, чтобы не пересечься с отчимом.
Но тут произошло событие, изменившее всё.
Утром, выпив в столовой чаю и проигнорировав кашу (у Евгении Васильевны его накормят и сытно, и вкусно), Петька готов был уже уйти из интерната, как вдруг его позвали к телефону.
Небывалое явление! Кто мог звонить ему?
Мальчик не был уверен, что мать знает его номер телефона (хотя на стене он у нее, наверное, записан), отчиму бы и в голову не пришло связаться с пасынком. Да и все, кто хотел бы связаться с Петькой, звонили бы ему на мобильный. А тут — его звали к стационарному телефону в учительской...
— Да? — Петька взял трубку, но на лице его была написана неуверенность.
Он услышал голос, явно принадлежавшей пожилой женщине. Она уточнила, «точно ли у аппарата Петя»? И представилась.
Меня зовут Людмила Антоновна. Я по поводу вашего отца....
Хорошо, что Людмила Антоновна не видела, как взлетели брови Петьки.
— Отца? Родного отца? А что с ним? Вы знаете, где сейчас мой отец?
— Он присылает письма. Я ваша бывшая соседка. Мать увезла вас много лет назад, когда вы были еще совсем маленьким. Виктор Сергеевич давно потерял связь с вашей матерью, сам он сейчас живет в другом городе. Но несколько раз в год он пишет письма на прежний адрес, в надежде, что когда-нибудь вы или ваша мать дадите знать о себе. Я забираю письма из почтового ящика, они хранятся у меня...
Между нами условлено, что, если кто-то из вас приедет, я передам всё... Так бы оно было и дальше, но я уже очень стара, и я не знаю, сколько еще смогу ждать.
Я много лет работала учительницей и сейчас обратилась к одному из своих бывших учеников, у которого есть... скажем так... большие возможности. Он и нашел адрес вашей матери. Мы связались с нею...
Когда я услышала, что вы живете в интернате, поняла, что ваша мать совсем не изменилась. Настя осталась такой же, как и была.
Я бы хотела отправить письма вашего отца бандеролью. Они адресованы вам и, полагаю, вы должны их прочитать. Их выслать на адрес интерната?
— Да-да, — всё это было настолько неожиданно, что Петька говорил сбивчиво. — Я сейчас узнаю, спрошу у кого-нибудь точный адрес и индекс. Вы их скоро пошлете?
— Завтра же, если буду знать куда. Я очень рада, что вы хотите их получить. Ваш отец — он... хороший человек, поэтому прочитайте, пожалуйста, то, что он пишет. Уж это-то он заслужил.
...Петька отказался ехать с Евгенией Васильевной и Леной. Сказал, что будет ждать их возвращения здесь. Услышав об этом, девочка расплакалась, хотя мальчик объяснил причину. Он наконец нашел отца, в письмах может быть что-то важное, поэтому он хочет их дождаться.
Евгения Васильевна полностью встала на его сторону и пыталась успокоить Лену.
— Ваша разлука не продлится дольше трех недель... У нас путевка на двадцать один день... ну, приплюсуем дорогу. А потом всё будет по-прежнему. Петя станет приходить к нам...
Но Лена плакала безутешно. Она не капризничала, не требовала что-нибудь изменить, просто переживала свое горе. И Петька, сев перед ней на корточки, успокаивал ее:
— Ты привезешь мне каких-нибудь морских камушков, ракушек... Мы будем друг другу звонить хоть каждый день...
— Лена, да... Вы каждый день будете на связи...
Евгения Васильевна тоже присела перед дочерью, но Лена нервно, рывками развернув коляску, только рукой махнула, уехала в свою комнату и плотно закрыла дверь.
— Ей надо пережить, — Евгения Васильевна явно чувствовала себя виноватой, оправдывалась за дочь. — Она настроилась, что ты будешь с нами... Но всё изменилось, ты ждешь известия... Я понимаю, она уже достаточно взрослая, чтобы понимать такие важные вещи... Скоро она изменит свое отношение...
— Оставьте, Евгения Васильевна, — тихо сказал Петька. — Тут моя вина, что я сначала обещал, а потом... Но я просто не могу иначе.
...Через несколько дней он прибежал ранним утром, чтобы посадить мать и дочь в такси. Петька понял, что Лена не сердится на него — ей просто больно. Она обняла его своими тоненькими руками, прощаясь, и он вновь испытал это странное чувство. Лена была еще совсем ребенком, чужим ребенком, но он никого еще не жалел в жизни так, как ее, и ни за кого так не беспокоился…
— Три недели, — шепнул он ей в волосы, которые пахли яблочным шампунем.
После этого он несколько дней шатался по пустому интернату, маялся, брался за любую работу: дворнику помогать — так дворнику, маляру — так маляру. Петька корил себя за то, что не спросил у Людмилы Антоновны ее телефон, вдруг старушка забыла про письма, а он тут напрасно ждет.
Наконец, заветная бандероль пришла — картонная коробочка, легкая, будто невесомая. Петька не пошел на ужин, хотя его звали. Ему хотелось запереться в палате, чтобы никто не помешал ему, но на казенной двери не было запора.
Мальчик открыл бандероль, когда стемнело, когда он уже точно знал, что никто не войдет. Настала середина ночи, а он всё читал и читал, понимая, что нынче не заснет ни за что.
Писем отца была небольшая стопка. Прежде чем открыть их, Петька разложил конверты по датам. И убедился, что первые — написанные тогда, когда он был малышом, — уже совсем пожелтели. С них он и начал.
Отец писал ему печатными буквами, надеясь, может быть, что он прочтет эти страницы сам, когда овладеет грамотой. Первые письма были короткими — всего несколько строчек. Отец спрашивал, как он сам, как у него дела? Писал, что любит и очень скучает.
Потом печатные буквы сменили прописные, отец рассказывал о том, что уехал жить и работать в другой город — старинный. Он очень любит историю (Петька невольно вздрогнул, читая это), теперь он научный сотрудник в краеведческом музее. Он надеется, что Петька найдется, откликнется и приедет к нему.
За последние письма мальчик брался не без трепета. Он уже знал адрес отца: тот писал его в каждом письме. Но те конверты, что лежали сверху, были самыми толстыми. Вскрывая их, Петька чувствовал: это именно то, чего он ждал.
Отец писал, что хочет, наконец, поговорить с сыном. Возможно, тот не поймет его и не сможет никогда простить, но, тем не менее он должен всё объяснить... рассказать... Петька глубоко вздохнул, и глаза его заскользили по строчкам.
...В то лето Виктор поехал в деревушку, затерянную в глуши. Сначала нужно было добираться автобусом до райцентра, потом катером через реку, а потом — двадцать километров пешком или на попутке. Неподалеку от деревни находилось, судя по всему, древнее городище. И Виктор, который в ту пору работал на кафедре в университете, собирался проверить, стоит ли начинать здесь археологические раскопки. Если всё подтвердится, можно на следующий год привезти на практику студентов.
Деревня была совсем маленькой, и жили тут так, словно на дворе стоял прошлый век. Виктор снял комнату и от своей же хозяйки узнал, что места эти привлекательны не только для ученых, но и для «всяких ненормальных».
— В лесу они собираются, — пояснила женщина. — Костры жгут и вроде как маленькие в чудищ каких-то играют... Мы уж тут все пожара боимся. Доиграются они когда-нибудь... А речка от нас далеко, тушить нечем и некому — до пожарных еще попробуй дозвонись.
Виктора невольно заинтересовало всё это, с помощью спутниковых карт и расспросив местных жителей, он нашел странное поселение. Но чем больше Виктор узнавал о нем, тем страшнее ему становилось.
Судя по всему, во главе «общины» были не вполне здоровые люди, которым подчинялась молодежь. Странные «игрища», жерт-воприношения, испытания на пределе возможного...
Оттуда Виктор и увез тайком Настю — молоденькую наивную девчонку, которая искренне верила во всё то безумие, которое там творилось.
Через несколько месяцев Настя родила девочку с тяжелой инва-лидностью. Она сама не могла сказать, кто был отцом ребенка: Виктор или кто-то из ее друзей, оставшихся в «общине». Виктор специально не пожелал делать никаких тестов, сказал, что считает Марьяну своей дочерью и сделает для нее всё, что в его силах.
Несколько лет спустя на свет появился Петька.
Чтобы обеспечить семью, Виктор уехал работать на Север, высылал Насте деньги. В один из приездов он узнал, что она отдала дочь — по сути — неизвестно кому.
— Я бы все равно с ней не справилась, — лепетала Настя. — Врачи говорили, что она никогда не поправится, никогда не будет полностью здоровой. А эта бабка — знахарка, может, и поставит ее на ноги. Нет, я не знаю, куда она ее увезла. Что ты так переживаешь? Скорее всего, она всё-таки не твоя родная дочка... И еще есть такая вещь как естественный отбор... Сама природа, понимаешь, выбирает, отфильтровывает...
— Ты мне еще про Спарту расскажи! Если бы не я, тебя в той общине давно бы уже «отфильтровали».
Виктор пробовал найти какие-то следы девочки, но тщетно.
Петька рос крепким здоровым мальчиком, и, конечно, мать бы с ним так не поступила. Отец уехал в очередную смену, а вернувшись, застал квартиру опустевшей.
Людмила Антоновна вытирала слезы: она чувствовала себя безмерно виноватой, что не рассказала соседу всё раньше, не открыла ему глаза.
Из Насти так и не получилась хорошая мать. Стоило мужу уехать, как ей становилось скучно сидеть с ребенком. Она относила Петьку соседке и куда-то уходила. Говорила, что к подругам. Возвращалась, почти всегда «подшофе».
Людмиле Антоновне уже не хотелось отдавать ей мальчика. Такая и накормить забудет, и не проследит за ребенком, чтобы тот не сделал чего недозволенного — себе во вред. Поэтому Петька практически жил у соседки.
Но потом Настя как-то резко повеселела, забрала сына и огорошила Людмилу Антоновну новостью: она уезжает. Нет, не одна и не вдвоем с сыном. Где-то в ресторане она встретила того, кого искала и ждала всю жизнь, и теперь у нее будет новая семья...
— Сбегаешь? — не могла поверить Людмила Антоновна, когда Настя заглянула к ней, чтобы отдать ключ.
Молодая женщина была одета, в одной руке — сумка, другой — Настя держала Петьку.
— Хочу избежать тяжелых сцен, — объяснила Настя. — Внизу ждет машина. Адреса не оставлю. Если Виктор не будет знать, где мы, у него все быстрее отболит и он тоже начнет новую жизнь.
«Я так и не начал ее, — писал отец, — Всё, что у меня есть, — это работа и надежда, что когда-нибудь я найду тебя и Марьяну».
Корректорскую правку любезно выполнила Елена гребенюк
Продолжение следует