— Мам, ну почему именно первый этаж? — Светлана раздраженно постучала ложечкой по чашке с остывшим кофе. — Ты же знаешь, как я боюсь этих бомжей под окнами. Да и сырость там...
— Света, милая, — Валентина Петровна устало опустилась на краешек дивана, — ты же понимаешь, что выбирать не приходится. Квартира освободилась, цена подходящая. А главное — рядом с тобой буду. Мало ли что в моем возрасте...
Дочь поморщилась. Снова эти намеки на возраст, болезни и беспомощность. Ей казалось, что мать специально давит на жалость, хотя в свои шестьдесят два выглядела бодрее многих ровесниц.
— И потом, — продолжала Валентина Петровна, — там такой чудесный палисадник. Знаешь, как внучке понравится! Будем с ней цветы сажать...
— Какие цветы, мама? — Светлана резко встала из-за стола. — Ты же в курсе, что у Машки аллергия на пыльцу. И вообще, ей уже пятнадцать, какие, к черту, цветочки?
В глазах матери мелькнула обида, но она промолчала. Светлана знала этот взгляд — затаенный, виноватый. Он преследовал ее с детства, когда мать, тогда еще молодая учительница математики, проверяла ее домашние задания.
— Лучше бы ты подумала, как мне с работой быть, — продолжала Светлана. — Я же не могу каждый день мотаться к тебе на другой конец города.
— А я и не прошу, — тихо ответила Валентина Петровна. — Справлюсь как-нибудь сама. Не маленькая.
Повисла тяжелая пауза. За окном проехала машина, забрызгав стекло дождевыми каплями. Ноябрь выдался промозглым, серым — под стать их настроению.
— Знаешь что, — вдруг оживилась Валентина Петровна, — а давай я сама к вам перееду? У вас же трешка, места всем хватит.
Светлана замерла с чашкой в руках. Только этого не хватало.
— Мам, мы уже обсуждали. У Машки переходный возраст, ей нужно личное пространство. Да и Олег... Ты же знаешь, какой он.
— Какой? — В голосе матери появились стальные нотки. — Это ты о чем?
— Ну... — Светлана замялась. — Он же у меня технарь, весь в работе. Любит тишину, покой...
— А я, значит, шумная? — Валентина Петровна поджала губы. — Или просто лишняя?
— Господи, мама! Почему ты все переворачиваешь? Я же не об этом...
Звонок мобильного прервал их перепалку. Светлана схватила телефон как спасательный круг.
— Алло? Да, Маш... Что? Какая контрольная? — Она прикрыла трубку рукой и раздраженно зашептала: — Вот видишь? Я же говорила — у ребенка проблемы в школе, а ты со своими переездами...
Валентина Петровна молча встала и начала собирать со стола чашки. Руки едва заметно дрожали — то ли от обиды, то ли от усталости.
Весь этот разговор повторялся уже который месяц. С тех пор как умер отец, мать словно потеряла опору. Квартира, где они прожили сорок лет, вдруг стала слишком большой, слишком пустой. Валентина Петровна заговорила о переезде почти сразу после похорон — сначала осторожно, потом все настойчивее.
Светлана понимала ее страхи. В конце концов, что может быть хуже одиночества в старости? Но собственная жизнь, налаженная и расписанная по минутам, казалась ей хрупкой конструкцией, готовой рухнуть от малейшего вмешательства.
— Ладно, мам, — она положила трубку и устало потерла виски. — Давай так: я на выходных заеду, посмотрим эту твою квартиру. Но ничего не обещаю, хорошо?
Валентина Петровна кивнула, не поворачиваясь от мойки. Светлана знала — мать плачет, беззвучно и привычно, как плакала всю жизнь, когда что-то шло не так.
Дома ее ждал очередной скандал. Маша, закрывшись в своей комнате, демонстративно включила музыку на полную громкость. Олег, не поднимая глаз от ноутбука, буркнул что-то про ужин.
— Какой ужин? — взорвалась Светлана. — У дочери двойка по алгебре, а тебе ужин подавай!
— При чем тут я? — муж наконец оторвался от экрана. — Ты же у нас педагог в третьем поколении. Вот и разбирайся.
Это была еще одна больная тема. Светлана, вопреки семейной традиции, не пошла в учителя. Выбрала экономический, сделала карьеру в банке. Мать никогда не упрекала ее прямо, но иногда, рассказывая о своих бывших учениках, как-то особенно подчеркивала: "Вот, помнишь Леночку Морозову? Она теперь в нашей школе математику преподает..."
— Мама опять со своим переездом? — Олег снял очки и устало потер переносицу. — И что на этот раз?
— Нашла какую-то квартиру на первом этаже. Представляешь? В ее-то возрасте...
— А что такого? — муж пожал плечами. — Может, оно и к лучшему. Не придется с сумками на пятый этаж карабкаться.
— Да ты не понимаешь! — Светлана в сердцах бросила сумку на диван. — Она же будет каждый день к нам ходить. С пирожками, с советами... Ты не знаешь мою маму.
— Зато я знаю тебя, — неожиданно жестко сказал Олег. — И знаешь что? Иногда мне кажется, что ты просто боишься.
— Чего боюсь?
— Того, что она действительно может стать беспомощной. Что придется что-то менять, как-то подстраиваться...
Светлана осеклась. Слова мужа попали в какую-то потаенную, болезненную точку. Да, она боялась. Боялась повторить судьбу матери, которая всю жизнь разрывалась между школой, больной свекровью и вечно недовольным мужем. Боялась потерять с таким трудом выстроенную независимость. Боялась...
Из комнаты дочери донеслись первые аккорды очередной попсовой песни. Светлана поморщилась:
— Маша! Сделай тише!
В ответ музыка стала еще громче.
— Знаешь что? — Олег решительно захлопнул ноутбук. — По-моему, нам всем надо проветриться. Поехали в субботу смотреть эту квартиру. Заодно и Машку вытащим.
— Думаешь?
— Уверен. И потом... — он замялся. — Мне кажется, Валентине Петровне сейчас очень нужна поддержка. Все-таки первый год без отца...
Светлана почувствовала, как к горлу подкатывает комок. Папа... Она до сих пор не могла поверить, что его больше нет. Такой сильный, надежный — и вдруг инсульт, реанимация, две недели между жизнью и смертью...
Мать держалась тогда как кремень. Сама занималась похоронами, документами, наследством. Только седых волос прибавилось да морщины вокруг глаз стали глубже.
— Ладно, — Светлана решительно встала. — Пойду поговорю с Машкой. Надо же разобраться с этой контрольной.
В комнате дочери пахло духами и какой-то химией для волос. Маша сидела на кровати, уткнувшись в телефон. На появление матери даже не отреагировала.
— Так, — Светлана выключила колонку. — Рассказывай, что там у тебя с алгеброй?
— Ничего, — буркнула дочь. — Просто училка придирается.
— Маша...
— Ну что Маша? Я не понимаю эти тупые уравнения! И вообще, зачем они мне? Я же не собираюсь, как бабушка, всю жизнь формулы писать!
Светлана вздрогнула. Те же слова, тот же тон... Сколько раз она сама это говорила? "Мама, зачем мне твоя математика? Я хочу жить нормально, а не горбатиться за копейки!"
А мать только качала головой: "Милая, нормально жить — это не значит много зарабатывать. Это значит делать то, что любишь, и любить то, что делаешь."
— Знаешь что? — Светлана присела на край кровати. — А давай попросим бабушку позаниматься с тобой? Она же столько лет в школе проработала...
— Правда? — Маша впервые за вечер подняла глаза от телефона. — А она согласится?
— Думаю, да. Особенно если будем заниматься у нее... в новой квартире.
Дочь смотрела недоверчиво, но с интересом.
— А какая она, эта квартира?
— Не знаю, — честно призналась Светлана. — Поедем в субботу смотреть. С папой. Хочешь с нами?
Маша пожала плечами — мол, подумаю. Но Светлана уже знала: поедет. Несмотря на показное равнодушие, дочь была привязана к бабушке. Может быть, даже больше, чем она сама.
Первый этаж оказался не таким уж страшным. Светлое окно выходило на тихий двор, где действительно можно было разбить небольшой палисадник. Соседи — в основном пожилые, интеллигентные люди. А главное — всего десять минут пешком до их дома.
— Ну как? — Валентина Петровна с тревогой следила за реакцией дочери. — Конечно, ремонт нужен... Обои старые, линолеум...
— Нормально, мам, — Светлана обнял мать за плечи. — Сделаем ремонт. Правда, Олег?
Муж, увлеченно измерявший что-то рулеткой, кивнул:
— Конечно. Тут главное — проводку поменять да окна утеплить. А остальное...
— Бабуль, а правда, что ты поможешь мне с алгеброй? — Маша, до этого молча стоявшая у окна, вдруг оживилась. — А то эта Марь Иванна...
— Конечно, помогу, — Валентина Петровна просияла. — Знаешь, у меня где-то остались старые задачники... С такими интересными примерами...
Светлана смотрела на них и чувствовала, как что-то отпускает внутри. Какая-то застарелая обида, страх, неуверенность... Может быть, Олег прав? Может, все дело в ее собственных страхах?
Вечером, уже дома, она достала старый фотоальбом. Вот она маленькая, на руках у отца. Вот первый класс — белые банты, строгая школьная форма. А вот выпускной — мама в нарядном платье, такая красивая, молодая...
Звонок телефона вырвал ее из воспоминаний. На экране высветилось имя матери.
— Света, ты не спишь? — голос Валентины Петровны звучал взволнованно. — Я тут подумала... может, не стоит эту квартиру? Все-таки дорого выходит, с ремонтом-то...
— Мам, мы же решили, — Светлана присела на диван, прижимая трубку к уху. — Не переживай, справимся.
— Да я не о деньгах, — мать помолчала. — Просто... Может, я действительно слишком навязываюсь? У вас своя жизнь, свои планы...
Светлана закрыла глаза. Сколько раз она сама думала об этом? Сколько раз представляла, как мать будет вмешиваться в их жизнь, давать непрошеные советы, контролировать каждый шаг?
— Знаешь, мам... А помнишь, как в девятом классе я сбежала с уроков? С этим... как его... Витькой Самойловым?
— Еще бы не помнить, — в голосе матери мелькнула улыбка. — Ты же потом неделю дома сидела, боялась в школу идти.
— А ты меня не ругала. Даже папе не сказала. Просто сидела рядом по вечерам, задачки решала...
— Так ведь чего ругать-то? — вздохнула Валентина Петровна. — У каждого свои шишки должны быть. Главное — знать, что есть куда вернуться.
Светлана почувствовала, как щиплет глаза.
— Мам, переезжай. Мы правда хотим, чтобы ты была рядом. И Маше нужна помощь с математикой...
— А как же бомжи под окнами? — лукаво спросила мать.
— Ничего, установим решетки. Или собаку заведем... Маша давно просит.
Они проговорили еще час — о ремонте, о старых соседях, о Машиных проблемах в школе. Впервые за долгое время это был нормальный разговор — без напряжения, без скрытых обид и претензий.
Незаметно пролетели две недели. Оформление документов, выбор обоев, бесконечные списки того, что нужно купить... Светлана и не заметила, как втянулась в эту суету. Даже Олег, обычно равнодушный к бытовым вопросам, каждый вечер что-то чертил, высчитывал, созванивался с мастерами.
Маша тоже преобразилась. Теперь после школы она сразу бежала к бабушке — якобы помогать с упаковкой вещей, а на самом деле... В комнате пахло пирожками, на столе лежали раскрытые учебники, а они двое, склонив головы, что-то увлеченно обсуждали.
— Представляешь, — делилась дочь вечером, — оказывается, эти уравнения реально интересные! Бабушка такие примеры показывает...
Светлана только качала головой. Она-то помнила, как сама мучилась с этими уравнениями. Но, видимо, у матери был особый дар — находить подход к каждому ученику.
День переезда выдался на удивление солнечным. Грузчики работали быстро и аккуратно, соседи помогали с мелочами, даже дворник дядя Вася вызвался присмотреть за вещами.
Валентина Петровна суетилась, пытаясь угостить всех чаем, но руки предательски дрожали, и чашки позвякивали о блюдца.
— Мам, сядь, — Светлана мягко забрала у нее поднос. — Давай я сама.
Мать послушно опустилась на стул. В глазах блестели слезы.
— Сорок лет здесь прожили... Каждый угол памятный...
— Зато теперь будут новые воспоминания, — Светлана присела рядом. — Помнишь, как папа говорил? Жизнь — она как задача. Иногда нужно все переписать с чистого листа, чтобы найти правильное решение.
Валентина Петровна улыбнулась сквозь слезы:
— Умный он у нас был... Вот уж кто точно порадовался бы твоим успехам.
— Думаешь?
— Уверена. Он же всегда говорил: главное — чтобы человек на своем месте был. А ты нашла свое место, дочка. И в работе, и в жизни.
К вечеру все вещи были перевезены. Новая квартира, заставленная коробками и мебелью, казалась меньше, но уютнее. Олег с Машей занялись расстановкой, а Светлана повела мать показывать окрестности.
— Вот здесь магазин круглосуточный, — она махнула рукой направо. — А там аптека. Если что, звони — через пять минут прибежим.
— Света, — мать вдруг остановилась, — спасибо тебе.
— За что?
— За то, что не бросила. Многие ведь как? Сдадут родителей в дом престарелых — и со спокойной совестью живут.
— Мама! — Светлана возмущенно всплеснула руками. — Ты что такое говоришь?
— А что? — Валентина Петровна пожала плечами. — Я же вижу, как другие живут. Вон, Нина Степановна с пятого этажа... Трое детей, а навещают раз в полгода, на праздники.
Светлана молча обняла мать. От нее пахло теми же духами, что и двадцать лет назад, — сирень и ландыши. Запах детства, запах дома, запах любви и защищенности.
Вечером, уже дома, она долго не могла уснуть. В голове крутились обрывки воспоминаний, разговоров, случайных фраз. Вот мама ведет ее в первый класс. Вот помогает делать уроки. Вот читает сказку маленькой Маше...
— Не спишь? — Олег повернулся, обнял ее за плечи.
— Думаю.
— О чем?
— О том, как быстро все меняется. Еще вчера я была маленькой девочкой, которая боялась контрольных по математике. А сегодня...
— А сегодня ты сильная, красивая женщина, которая не боится принимать правильные решения.
Светлана улыбнулась в темноту. Может быть, в этом и есть мудрость — не цепляться за прошлое, но и не отрекаться от него? Принимать перемены, оставаясь собой?
Прошел месяц. Валентина Петровна освоилась на новом месте, подружилась с соседями, даже записалась в местную библиотеку. Под окнами действительно появилась небольшая клумба — правда, пока только с луковицами тюльпанов, которые должны были зацвести весной.
Маша теперь каждый день забегала к бабушке. Они вместе готовили уроки, пили чай, говорили о чем-то своем, девичьем. Оценки по математике заметно улучшились, а главное — появился интерес к предмету.
Однажды вечером Светлана застала их за странным занятием. На столе лежали старые фотографии, а они, склонившись над альбомом, о чем-то шептались.
— Это твоя мама? — удивленно спросила Маша. — Такая молодая, красивая...
— Да, — Валентина Петровна бережно погладила снимок. — Тут ей столько же лет, сколько тебе сейчас. Представляешь?
— А кто это рядом с ней?
— А это... — мать подняла глаза на Светлану, — это твой дедушка. Он тогда только вернулся с фронта, устроился в школу военруком...
История закружилась, как осенний лист. Три поколения женщин — бабушка, мать, дочь — сидели над старым альбомом, и время словно остановилось, сжалось в одну точку, где все они были одновременно молодыми и старыми, сильными и уязвимыми, любящими и любимыми.
— Знаешь, мам, — сказала Светлана, когда они возвращались домой, — я вдруг поняла: мы ведь правда не теряем тех, кого любим. Они просто переходят в другое измерение — в фотографии, в воспоминания, в привычки, которые передаются из поколения в поколение...
Маша крепко сжала ее руку:
— А бабушка говорит, что любовь — это как математика. Ее нельзя увидеть или потрогать, но она существует и подчиняется своим законам.
Светлана рассмеялась:
— Ну конечно! Как я могла забыть главное правило Валентины Петровны? "В жизни, как в задаче, главное — не бояться начать решение. Даже если кажется, что ответ никогда не сойдется..."
Дома она долго стояла у окна, глядя на освещенные окна материнской квартиры. Первый этаж... Как она боялась его, как сопротивлялась этой идее! А ведь это тоже было решение жизненной задачи — просто она не сразу увидела правильный путь.
Телефон тихо звякнул — пришло сообщение от матери:
"Спокойной ночи, доченька. Завтра приходите на пирожки. Я тут нашла старый рецепт..."
Светлана улыбнулась и ответила:
"Обязательно придем. Я тебя люблю, мам."