Когда агент по недвижимости вложил мне в ладонь ключи, я испытал странное ощущение. Ключи были неожиданно холодными, будто их только что вынули из морозильника. Агент, молодой человек с идеально выглаженным пиджаком и холодным, деловитым взглядом, коротко улыбнулся:
— Добро пожаловать в ваш новый дом.
Он постоял еще пару секунд, словно собирался что-то сказать, но передумал, развернулся и ушел. Я остался один перед массивной дубовой дверью, за которой начиналась моя новая жизнь.
Дом был старинный, с высокими потолками и узорчатой лепниной, но удивительно хорошо сохранившийся. Казалось, что в нем до сих пор витает дух прошлого. Я провел рукой по гладким перилам лестницы, поднялся в спальню и облегченно вздохнул. Все выглядело так, как я хотел: уединенно, просторно, с легким налетом времени.
Закрыв дверь, я услышал странный звук — будто кто-то тихо засмеялся. Это мог быть скрип паркета или даже мое воображение, но отчетливый детский голос прозвучал в пустом доме:
— О да, добро пожаловать.
Вечером я уложил сына спать. Мы с Матвеем вдвоем переехали сюда — после гибели жены я решил начать новую жизнь, подальше от прежних стен, пропитанных воспоминаниями. Сын привыкал к новому месту, но мне казалось, что он ведет себя немного тише обычного.
— Пап, проверь, нет ли у меня монстров под кроватью, — попросил он, забираясь в постель.
Я улыбнулся и, чтобы успокоить его, опустился на колени, заглянул под кровать. И тут все во мне застыло.
Под кроватью, свернувшись в комок, дрожал мальчик. Его глаза были полны ужаса, губы дрожали, а руки сжались в кулаки. Он выглядел точно так же, как мой сын, но весь его облик излучал неподдельный страх. Он посмотрел мне в глаза и прошептал:
— Папа… Там кто-то у меня на кровати.
Я резко поднял голову. Матвей — мой Матвей — лежал на кровати и с любопытством смотрел на меня.
Внутри меня что-то оборвалось. Я медленно, очень медленно повернул голову обратно к пространству под кроватью. Но оно уже было пустым.
— Всё в порядке, сынок, — услышал я собственный голос, словно издалека. — Здесь никого нет.
Я выключил свет и, еле сдерживая дрожь, вышел из комнаты.
Ночь прошла беспокойно. Мне снились кошмары, полные темных силуэтов, сквозняков и невнятных голосов. Когда я проснулся, сердце бешено колотилось, а за окном завывал ветер.
Я пошел в ванную, плеснул в лицо ледяной воды и взглянул в зеркало. На мгновение мне показалось, что отражение задержалось — я уже повернул голову, а оно еще смотрело на меня.
Внизу скрипнул пол. Кто-то ходил по дому.
Я замер. Вдох. Выдох. Это мог быть Матвей — или могло быть что-то другое. Я взял фонарик, который всегда держал в прикроватной тумбочке, и медленно пошел вниз.
Лестница жила своей жизнью: каждый шаг отзывался скрипом, будто дерево жаловалось на мое присутствие. В гостиной было темно, но в воздухе стоял слабый запах пыли и чего-то прелого.
Вдруг в тишине раздался звонкий детский смех.
Он разнесся по дому, эхом заполнив каждый угол. Я крутанулся на месте, луч фонаря метнулся по стенам. Никого. Только тени, пляшущие по углам.
И тут я увидел его.
У лестницы стоял мальчик. В темноте его фигура была едва различима, но я видел его глаза. Они светились, как у зверя в ночи. Он улыбался.
— Ты кто? — прохрипел я.
Но он лишь рассмеялся и исчез, будто растаял в воздухе.
С того момента дом изменился. Половицы скрипели не только под моими шагами. Окна закрывались и открывались, хотя ни какого ветра не было.
Я начал изучать историю дома. Как оказалось, дом был построен в конце прошлого века. В нем жила семья — отец, мать и их сын. Мальчик пропал при таинственных обстоятельствах. Отец утверждал, что слышал его голос по ночам, но никто ему не верил. Его сочли безумцем, а спустя несколько лет он покончил с собой.
Я сидел в тусклом свете настольной лампы, изучая пожелтевшие архивные вырезки из газет. История дома не давала мне покоя. Исчезновение мальчика, его отец, лишившийся рассудка, трагическая гибель... Всё это вызывало смутное ощущение дежавю, словно я уже был частью этой истории, пусть и не осознавал этого.
Матвей спал в своей комнате, а я чувствовал, как дом живёт своей тайной жизнью. Сквозняки гуляли по коридорам, двери дрожали в своих рамах, а где-то внизу порой раздавался слабый шорох, будто кто-то бродил по полу в носках.
Я снова услышал смех. Теперь он звучал ближе, но был не таким насмешливым, как прежде. В нём было что-то... печальное. Я поднялся с кресла и медленно вышел в коридор. В слабом свете ночника стены дома казались живыми, дышащими. Тени дрожали, сползали вниз, словно усталые путники, а в конце коридора вдруг показалась детская фигурка.
Мальчик стоял, глядя на меня огромными глазами. В его облике было что-то неуловимо знакомое.
— Ты боишься меня? — тихо спросил он.
— Нет, — ответил я, хотя голос дрогнул.
— А я боюсь, — признался он и шагнул ко мне ближе. — Они не пускают меня домой.
— Кто «они»? — я замер, сжимая ладони в кулаки.
— Те, кто живут в стенах, — мальчик оглянулся через плечо. — Они забрали меня, когда я был таким же, как твой сын. Я заблудился в доме, а потом оказалось, что я уже не здесь.
Он говорил странно, будто не понимал, мёртв он или жив.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Алексей, — его голос был еле слышен. — Мне нужно домой.
Домой… Но где это «домой», если его родители давно умерли? Внезапно я осознал: мальчик — это отражение боли, застрявшей в этих стенах. Если помочь ему найти путь, дом, возможно, отпустит его.
— Покажи мне, где ты исчез, — сказал я.
Он повернулся и, скользя ногами по полу, направился к лестнице. На втором этаже, за одной из стен, мы нашли старую дверцу — настолько искусно замаскированную, что её можно было принять за элемент лепнины. Я толкнул её, и та с жалобным скрипом открылась.
За дверью оказалась узкая комната, заваленная пылью и паутиной. В воздухе стоял тяжёлый запах сырости и чего-то древнего. На полу лежали детские игрушки, пожелтевший мяч, разорванная книжка с картинками. Мальчик остановился на пороге, не решаясь войти.
— Это моя комната… — выдохнул он.
Внутри я увидел зеркало. Оно было старое, с тёмными, покрытыми трещинами краями. Я взглянул в него — и почувствовал, как сердце замерло.
Из зеркала на меня смотрел мужчина. Это был не я. Его глаза были наполнены болью, усталостью. Он поднял руку и медленно коснулся стекла.
— Алексей… — хрипло произнёс он.
Мальчик, дрожа, шагнул вперёд. Его отражение в зеркале исчезло, словно его там никогда не было.
Я понял: передо мной стоял его отец. Тот самый человек, которого считали безумцем. Он искал сына даже после смерти. Теперь они снова встретились.
— Папа? — мальчик сделал шаг вперёд.
В зеркале фигура мужчины расплылась, словно в воде, а затем исчезла в мягком золотистом свете. Алексей на мгновение замер, затем медленно улыбнулся. Я увидел, как он начал светиться, его контуры становились всё более прозрачными.
— Спасибо… — прошептал он, а затем растаял в воздухе, словно утренний туман.
Я постоял в комнате ещё несколько минут. Тишина, что теперь царила в доме, была иной. Лёгкой. Свободной. Я почувствовал, как стены расслабились, словно наконец смогли выдохнуть.
Когда я вернулся к Матвею, он спокойно спал. Больше он не просил проверять монстров под кроватью.
С тех пор в доме больше не было ни странных звуков, ни скрипов, ни детского смеха по ночам. Мы остались здесь, и впервые за долгое время я почувствовал, что дом стал нашим по-настоящему.
Ведь теперь здесь было спокойно.