Офисный воздух пах дешёвым кофе, пылью от принтеров и вечными сплетнями. Последнее витало гуще всего. Коллеги знали друг о друге всё: у кого муж на стороне крутит, у кого кредит зашкаливает, а кто вчера в туалете плакал из-за разрыва. Информация передавалась шепотами у кулера, переписками в чатах и многозначительными взглядами. Но я научилась держать дистанцию. До тех пор, пока в мою жизнь не ворвался Славик.
Он появился весной, вместе с первым теплом и тополиным пухом за окнами. Высокий, с накачанными бицепсами и привычкой прикасаться к плечам женщин, будто случайно. «Бабам нравится», — видимо, думал он, поправляя галстук с вызывающим принтом. Его улыбка сверкала белизной голливудского актёра, а взгляд скользил по фигурам, словно оценивая товар.
— Ирин, ты же свободна? — подошёл он ко мне в первый же день, облокотившись о мой стол так, что рукав его пиджака задел чашку с холодным чаем. — Может, сходим в кафе? Обсудим… проекты.
Я отодвинула кружку, чувствуя, как внутри закипает раздражение. Голос звучал ровно, но с металлическим оттенком:
— Спасибо, Слав. Но проекты я обсуждаю на планерках.
Он фыркнул, будто я пошутила, и ушёл, оставив за собой шлейф парфюма — тяжёлого, удушливого. На следующий день на столе появился букет роз. Алых, как его наглость.
— От Славика, — подмигнула секретарша Людка, заглядывая ко мне в кабинет. — Говорит, ты ему «очень симпатична».
Я развернула открытку: *«Дорогая Ирочка, давай не играть в кошки-мышки. Я терпелив, но не вечен. Твой С.»*
— Играть? — я сжала картонку так, что края впились в ладонь. — Я в детский сад не хожу.
Розы отправились в мусорку. А Славик начал войну.
---
Через неделю офис гудел, как растревоженный улей. В столовой, за столиком с облезлой клеёнкой, я услышала обрывки фраз:
— …говорят, сама к нему пристаёт…
— …ночью в кабинете застали…
— …страсть дикая!
Людка, разливая компот, бросила многозначительный взгляд:
— Ирин, ты молодец. Славик — мужик что надо. Не то что мой…
Я впилась ногтями в пластиковый стаканчик. Всё тело горело от унижения. Он облил меня грязью, превратил в героиню дешёвого романа. И теперь каждый взгляд коллег резал кожу.
— Всё враньё, — выдохнула я, но Людка лишь ухмыльнулась:
— Да ладно, скромничаешь.
Той же ночью я не спала, глядя в потолок. Улица за окном тонула в тумане, фонари мерцали, как глаза сплетников. «Пала крепость», — шептали стены. Я вскочила, схватила блокнот и написала план мести.
---
Утро началось с шепота. Славик, как всегда, вошёл с пафосом, швырнул портфель на стол и громко спросил:
— Кофе кто будет?
— Ты бы лучше мальчиков своих спросил, — бросила я, не отрываясь от монитора.
Тишина упала резко, будто кто-то выдернул шнур из розетки. Секретарша Катя уронила степлер.
— Что? — Славик обернулся, лицо его стало каменным.
— Ну, голубой же, — я щёлкнула ручкой, изображая невинность. — Шифруешься бабником, а сам…
— Ты совсем рехнулась?! — он подошёл так близко, что я почувствовала запах его дыхания — кофе с сигаретами.
— Докажи обратное, — улыбнулась я и вышла, оставив офис в эпицентре взрыва.
К обеду слухи достигли апогея. В курилке обсуждали, «где Славик мальчиков снимает», в коридоре перешёптывались: «Бедняга, наверное, комплексует…» Даже начальник отдела, суровый Виктор Петрович, косился на Славика с жалостью.
— Ирин, ты зачем? — схватила меня за руку Катя. — Люди же страдают!
— А я не страдала? — вырвала руку. — Когда он назвал меня шлюхой за отказ?
Но в пятницу всё перевернулось.
---
Славик переступил порог офиса — и я набросилась на него. Руки вцепились в его пиджак, губы прижались к его губам так яростно, будто хотела стереть их наждачкой. Он застыл, не понимая, смеяться или оттолкнуть. За спиной ахнули, кто-то засмеялся нервно.
— Что… — он попытался вырваться, но я прошептала ему в ухо:
— Играем дальше. Или хочешь, чтобы все поверили в твою «невинность»?
Пять минут позора. Пять минут, за которые я ненавидела себя и его. Но когда мы наконец разомкнулись, офис взорвался аплодисментами.
— Помолвлены! — выпалила я, задыхаясь. — Свадьба через месяц.
Славик, бледный как мел, кивнул. В его глазах читался ужас и… уважение.
---
После этого коллектив разделился. Одни восхищались: «Какая страсть!» Другие шипели: «Цирк!» Но главное — Славик перестал подходить ко мне. Даже розы больше не приносил.
— Зачем ты это сделала? — спросила Катя за ланчем.
Я покрутила вилкой в салате:
— Чтобы показать: я не жертва. Даже в грязи могу встать и засмеяться им в лицо.
А вечером, проходя мимо его кабинета, услышала, как он кричит в телефон:
— Мам, нет, я не голубой! Это она…
Я засмеялась. Громко, нарочито. Он захлопнул дверь.
---
Свадьбы не было. Но через месяц я ушла из компании — на повышение в другую фирму. В последний день Славик поймал меня у лифта:
— Довольна? — спросил он, и в его голосе не было прежней наглости.
— А ты? — я нажала кнопку.
Он молчал. Лифт приехал.
— Прости, — бросил он вдогонку.
Я обернулась:
— Не за что. Спасибо, что научил: иногда надо устроить цирк, чтобы перестать быть клоуном.
Двери закрылись. Внизу, на улице, падал первый снег. Хлопья кружились, как сплетни, но уже не могли меня задеть.
**P.S.** Спустя год я встретила Катю в кафе. Она сказала, что Славик женился на тихой бухгалтерше и носит ей ромашки каждый понедельник. «Как символ верности», — усмехнулась она.
Я допила латте и подумала: хорошо, что тогда не сдалась. Потому что женщина, которая умеет превращать унижение в оружие, непобедима. А ромашки… Пусть останутся тем, кто в них верит.