У каждого, кто прошел огонь Великой Отечественной была своя война. Некоторые части дрались на передовой, ходили в атаку, гибли под огнем немецких самолетов. Другие большую часть времени находились в резерве и их использовали только в случае крайней необходимости. Да и накал боев даже для передовых частей в разные годы и на разных участках фронта отличался.
Легендарный советский летчик, трижды Герой Советского Союза Александр Иванович Покрышкин говорил, что: "Тот, кто не воевал в 1941—1942, не знает настоящей войны". Конечно, Александр Иванович данной фразой хотел подчеркнуть лишь то, что 1941-1942 годы были особенно тяжелыми для нашей армии. Он, естественно, вовсе не собирался как-то умалять заслуги тех, кто дрался с врагом после этого периода.
Во все годы войны отважные и самоотверженные люди били врага по всем направлениям. Конечно же сложные периоды, поражения и отступления были не только на первом этапе войны. Но благодаря героизму советского народа враг был разбит. Каждый вносил посильный вклад в Победу. Кто-то ходил в атаку и дрался с фашистами в рукопашных схватках. Кто-то готовил обед на кухне и кормил проголодавшихся бойцов. Кто-то сражался в небе и на море, кто-то служил в штабе. Вклад каждого был значим.
Другое дело, что в некоторых воспоминаниях фронтовиков позже можно прочесть некоторую досаду по отношению к тем, кто никогда не видел врага вживую, кто не ходил в атаку и ничего не знал о реальном бое, но выдавал себя за боевого ветерана:
Те, кто в тылу, останутся живы... и со временем составят основу организаций ветеранов… украсят грудь памятными медалями, орденами и будут рассказывать, как геройски они воевали, как разгромили Гитлера. И сами в это уверуют! Они-то и похоронят светлую память о тех, кто погиб и кто действительно воевал! (Николай Никулин. Воспоминания о войне)
В своих воспоминаниях Николай Никулин писал, что главная опасность здесь вовсе не в бахвальстве таких людей, а в том, что они затем представили всем войну в "романтическом ореоле":
...они представят войну, о которой сами мало что знают, в романтическом ореоле... И то, что война — ужас, смерть, голод, подлость, подлость и подлость, отойдет на второй план... подлую роль сыграют газетчики. Они сидели в тылу и писали свои статьи — лозунги с розовой водичкой... после войны стали выпускать книги, в которых все передергивали, все оправдывали, совершенно забыв подлость, мерзость и головотяпство, составлявшие основу фронтовой жизни. Все замазали и залакировали. Уроки, данные войной, таким образом, прошли впустую (Там же)
Конечно, простые люди не бывавшие на фронте никогда не делили людей вернувшихся оттуда по каким-то категориям. Однако, как вспоминал фронтовик и разведчик Михаил Исаакович Крейнцин у самих ветеранов было довольно четкое разделение на фронтовиков и на всех остальных:
Тогда среди молодых ребят, пришедших с фронта, были совершенно другие критерии – кто являлся настоящим фронтовиком – очень резкие и ясные. (Источник: Я помню. Воспоминания разведчика Михаил Крейнцин)
Однозначно к фронтовикам относили следующих ветеранов:
Если ты ходил в атаки, дрался в рукопашной, лично убивал, если ты знаешь, что такое немецкая танковая атака, или ты погибал на плацдармах под непрерывной немецкой бомбежкой, или был разведчиком, или танкистом, или партизаном, то ты считался фронтовиком. (Там же)
Ну а все остальные для ветеранов прошедших передовую были просто "служившими":
А все остальные для нас были просто служившие в армии в годы войны, к этой группе людей мы невольно, по фронтовой инерции, причисляли всех – от водителей до авиатехников, от штабных связистов и до прочих штатских, проведших службу во втором эшелоне, хотя каждый из них вносил свой нужный и посильный вклад в общее дело. (Источник: Я помню. Воспоминания разведчика Михаил Крейнцин)
Как вспоминает ветеран-разведчик, общих тем у них с ними было не много, поэтому вместе за "фронтовыми 100 грамм" они не собирались:
...мы с ними не сходились и не особо общались, да и они нас сторонились – слишком разная с ними у нас была война и воспоминания о ней. (Там же)
Сам Михаил Исаакович участвовал в войне с самого ее начала. Он родился в 1923 году в семье рабочего в местечке Добровеличковка Одесской области. В 15 лет его семья переехала в Москву. Когда началась война Михаил добровольцем вступил в ряды 3-й Коммунистической дивизии московских рабочих и был зачислен в списки 3-го стрелкового полка.
Дивизия дралась с захватчиками на подступах к Москве. Держала оборону в районе Химок, Рабочего поселка и Северного речного порта. Затем она была переименована 130-ю стрелковую, а полк в котором служил Крейнцин получил новый 664-й номер.
Дивизию перебросили на Валдай поставив задачу прорвать немецкую оборону. Михаил Исаакович вспоминает, как их бросали в атаку прямо в лоб на укрепленные немецкие позиции. В своих воспоминаниях он подчеркивает отличие реальных боев и того, что показывают в фильмах:
Немцы понастроили там дзотов и оборудовали множественные огневые точки – «бойницы» в снежном валу, который обледенел, как камень, никакой снаряд его не брал. Они сделали очаговую оборону, не сплошную, как в кино обычно показывают, а просто отдельные пулеметные точки перекрестным огнем контролировали всю местность. (Источник: Я помню. Воспоминания разведчика. Михаил Исаакович Крейнцин)
Впрочем, от фильмов отличались не только реальные немецкие укрепления, но то, как советские бойцы их штурмовали:
Впереди нашего полка послали в атаку лыжные батальоны. Как в кинохронике показывают – в чистом бескрайнем поле тысяча лыжников в белых маскхалатах идет в атаку. Только не показывают, как их на снежной целине со всех видов оружия немцы расстреливают. (Источник: Я помню. Воспоминания разведчика. Михаил Исаакович Крейнцин)
Сам Михаил Исаакович Крейнцин не только видел этот бой, но и принимал в нем участие. Сам ходил на штурм прямо в лоб на немецкие пулеметы:
И когда немцы наших лыжников истребили, то настал наш черед идти в атаку. Очень тяжелая картина. По глубокому снегу, на пулеметы, в лоб. (Источник: Я помню. Воспоминания разведчика. Михаил Исаакович Крейнцин)
Во время третьей атаки Крейнцин был ранен осколками мины. Несколько часов он лежал "на заснеженном поле среди убитых товарищей. Сотни наших убитых". Ползти он не мог, потому что немецкие пулеметы сразу же открывали огонь, как только видели на поле малейшее движение. Лишь с наступлением темноты его с поля вытащила советская санитарка.
После лечения он добровольцем вызвался служить в полковой разведке 759-го стрелкового полка. Сражался под Демянском. Здесь обе стороны держали оборону и линия фронта была "застывшей" и не двигалась. Месяцами противники не предпринимали никаких крупных наступлений. Однако для разведчиков работы было много. Нужно было следить за противником, доставать "языков", ходить за линию фронта. Как вспоминает сам Михаил Исаакович их разведвзвод постоянно нес потери в таких вылазках.
Взвод полковой разведки. У нас было всего десять-двенадцать человек, хотя по штату положено двадцать шесть разведчиков, но нас просто не успевали пополнять, такие были потери… (Там же)
За годы войны Михаилу Исааковичу довелось послужить не только в разведке, но и побывать в штрафной роте (за трофейный блокнот с личными записями). Там он пробыл не очень долго, получил "две пули в бок" из пулемета и после госпиталя вернулся в свой полк, так как "искупил вину кровью". Правда в разведку его сразу не вернули, направили в батарею. Лишь к 1944 году он опять стал полковым разведчиком.
Михаил Исаакович принимал участие в штурме Полоцка. Здесь опять повторилось то, что он видел в 1941 году:
Немцы на высокой укрепленной насыпи, пулеметы через каждые тридцать метров, а перед ней метров пятьсот чистого поля. Пехота четыре раза атаковала эту насыпь, и никакого продвижения. У нас потери, как в сорок первом, все поле устлано трупами. (Там же)
Высоту удалось взять только при помощи штрафников.
Затем были бои в Литве, причем такие, что "казалось, ничто живое здесь уцелеть не может". Затем Михаил Исаакович сражался в Восточной Пруссии. Несколько раз ему приходилось вступать в рукопашную схватку. Немцы отчаянно сопротивлялись. Лишь к середине марта 1945 года сопротивление стало понемногу ослабевать.
За годы войны Михаил Исаакович награжден двумя орденами Славы, орденом Красной Звезды и двумя медалями "За отвагу". После Победы в июле их часть направили из Пруссии в Польшу, а затем в Белоруссию в Гродно. Про некоторых тыловиков и старших офицеров ветеран отзывался не особо хорошо. Вот что он говорил:
...на «трофейной ниве» особо отличились старшие офицеры, про которых говорили: Полковник пол-Германии везет. Это было нечто. Я когда ненадолго попал под арест, то нас, арестованных, использовали как грузчиков – приводили под конвоем, все по уставу, на станцию, где мы грузили в вагоны трофеи для старших офицеров нашего корпуса. (Источник: Я помню. Воспоминания разведчика. Михаил Исаакович Крейнцин)
Что касается тыловиков, то ветеран говорит, что они не особо рьяно рвались в бой:
Это для тыловиков было трагедией попасть с теплого, спокойного места прямиком в штрафники, в самое пекло, в самый ад на передовой, а для рядового окопника или боевого пехотного офицера – это было просто частью фронтового пути. (Источник: Я помню. Воспоминания разведчика. Михаил Исаакович Крейнцин)
Зато некоторые тыловики "хорошо" отличились в войне с мирным населением:
Было насилие, не отрицаю. Этим занимались или штрафники, которых в Пруссии на передовой тогда было пруд пруди, или тыловики... Эксцессы с женщинами были, но опять повторюсь, этим занимались в основном пьяные штрафники, бывшие уголовники или отдельные подонки из тыловой братии… У нормальных порядочных людей сама мысль о насилии над женщиной вызывала отвращение. (Источник: Я помню. Воспоминания разведчика. Михаил Исаакович Крейнцин)
В воспоминаниях фронтовика-разведчика Крейнцина много нелициприятных моментов (в изначальном значении этого слова "беспристрастных"). И о героях и о подлецах. О тех, кто честно сражался и о тех, кто отсиживался в тылу. Сам он благополучно вернулся в Москву. Будучи евреем пережил антисемитскую кампанию по борьбе "с безродными космополитами" в 1953 году. Доходило до того, что его самого и его товарищей обвиняли в том, что они нигде не воевали: "Евреям-фронтовикам орали в лицо: Вы все на 5-м Ташкентском фронте воевали! Или: Абрам, где ордена купил? На Тишинском рынке?!"
При этом до последних дней память о войне не отпускала его. О войне, в которой он участвовал с самого его начала. Дрался в рукопашных схватках, ходил в атаку, много раз был ранен. Но и сегодня, только за то, что он рассказал о каких-то совсем "негероических" аспектах прошедшей войны, некоторые "патриоты" могут обвинить его во лжи. Вот так просто. Просто потому, что им как раз удобнее верить людям о которых писал Николай Никулин "Они представят войну, о которой сами мало что знают, в романтическом ореоле"
Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить новые статьи и ставьте нравится.
