Как и все добропорядочные граждане, ваш покорный слуга диверсионно-подрывную деятельность решительно осуждает. Этому злодейству не может быть оправданий. И в то же время я периодически совершаю такие акты вредительства, от которых хоть стой, хоть падай. Да, вот такой неразрешимый парадокс.
Все вы знаете, что есть у меня домашний огород, верней квартирный. В своё время приобрёл стеллаж, фитолампы, увлажнители воздуха и теперь вкусно-полезную зелень выращиваю. Уход не могу назвать очень уж простым, но мне это дело удовольствие доставляет.
На улице температура плюсовая, но отопление включено на полную мощь, словно в трескучий мороз, до батареи не дотронешься. Такая жара не только людям, но и растениям не нравится. Поэтому решил я в один непрекрасный день стеллаж отодвинуть подальше. Ну и отодвинул. На этом бы остановиться, но показалось, что маловато будет, надо ещё, совсем чуть-чуть. Мне бы, как и в первый раз, аккуратно на себя потянуть, а вместо этого я подошёл сзади и двинул вперёд.
Стеллаж рухнул с грохотом, подобным взрыву. Естественно, вместе со всем, что на нём было, включая два увлажнителя воздуха, общим объёмом восемь литров. Вода в них заливается через верх, поэтому и вылилась оттуда же. Для полного счастья опрокинулись открытая бутылка с гуматом и банка с настоем банановых очисток. Всё перечисленное смешалось с землёй из ящиков и получилось даже не наводнение, а нечто похожее на селевой поток.
В момент катастрофы супруга была в магазине. Но когда я ринулся за тряпкой и ведром, она словно из-под земли выросла:
– Юра, почему ты не открываешь… Ой, … твою мааать! Ой, <распутная женщина>! Ты чего наделал?!
– Ира, не мешай, всё потом! – сказал я и приступил к ликвидации чрезвычайной ситуации.
Супруга матерщину терпеть не может, мне постоянно замечания делает, но в стрессовых ситуациях у неё прорывается. Впрочем, как и у большинства других.
Убирать стали в четыре руки, сплотившись перед общей бедой. Вода разлилась к плинтусам, угрожая затопить соседей снизу. Убрали мы её относительно быстро, но это было ещё полдела. Далее предстояло поднять всё упавшее, собрать землю и начисто вымыть пол.
Когда мы завершили грязное дело, я глянул на Ирину и понял: сейчас грянет скандал. Ситуацию усугубляло то, что придя домой она не переоделась и испачкалась.
– Ох, как надоели твои дебильные выходки! – взяла она с места в карьер. – До чёртиков всё достало! За что мне такие мучения?
– Ир, какие выходки? Можно подумать, я нарочно всё подстроил! – возразил я.
– Да хватит уже! У тебя всегда одно и то же! Всё не нарочно и само по себе случается! Посмотри, во что ты комнату превратил!
– Ир, ну ведь всё уже убрано, нормальная обстановка.
– Где ты видишь нормальную? В квартире колхоз устроил! Лейка, банки с каким-то <калом>, ведро! На полу то и дело вода, всё обляпано!
– Так в эту комнату гости не заходят, никто ничего не видит.
– При чём тут гости? Тебе самому этот бардак не противен?
– Ира, нет никакого бардака, а есть нормальная рабочая обстановка.
– Когда соседи придут, выставят счёт за промочку и им расскажешь про нормальную рабочую обстановку.
– Расскажу и ущерб возмещу, выкручиваться не буду.
– Ну дурак ты и есть дурак. О чём с тобой разговаривать?
Пререкаться я не стал, зная, что Ирина человек отходчивый, дольше получаса не сердится. Последствия для растений оказались не совсем трагическими. Салат весь потрепался, листья получше срезал на еду, а остальные выбросил. Теперь посадил заново. Капуста Мизуна оказалась более стойкой, лишь слегка помялась. А горчица, руккола и укроп, будто вообще не падали.
Кстати сказать, только после этого дурацкого происшествия я вспомнил, что давно обещал выложить фото своего домашнего огорода. Благо, успел его сделать раньше, когда растения были целыми. И теперь оно в закреплённом комментарии под публикацией.
***
Ни для кого не секрет, что первое впечатление о человеке зачастую является ошибочным. А иногда и пятое, и десятое.
В районе нашего жительства, неподалёку от остановки, стал появляться опрятно одетый мужчина лет пятидесяти с собачкой. Транспорт его не интересовал, он просто неспешно прохаживался туда-сюда с задумчивым видом, а четвероногий друг на поводке послушно семенил рядом. Казалось бы, эка невидаль, что тут необычного? Вот только собачка-то у него пластиковая, розового цвета. Не знаю принцип её работы, но она часто-часто скачет и потихоньку двигается.
У меня возникло профессиональное любопытство. В душевном недуге этого бедолаги я не сомневался, только определиться с диагнозом было невозможно. Без бесед, наблюдения в динамике и данных объективного обследования можно лишь бесплодно гадать. Мужчина вёл себя спокойно, порядок не нарушал, ни к кому не приставал. Похоже, что он был не только болен, но ещё и полностью одинок, отчего я проникся состраданием.
На следующий день после моего погрома, идём мы с Ириной в магазин, а мужичок с собачкой прямо по нашему курсу.
– Опять больной гуляет, – сказал я.
– Кто больной? – не поняла супруга.
– Ну вон, с игрушечной собакой.
– А чем он болеет? Ты его знаешь?
– Нечего знать. Взрослый мужик выгуливает игрушку – это нормально по-твоему?
– Юра, это ты больной, а он игрушками торгует!
– Ну и где они?
– Вон коробка в кустах. Здесь нельзя торговать, вот он и не раскладывает на виду.
Да, действительно, в кустах у тротуара стояла небольшая картонная коробка с игрушками. Вот так моя невнимательность повлекла за собой ошибочный вывод о психическом нездоровье человека. Хорошо, что супруга мне глаза открыла, а не кто-то со стороны, иначе со стыда бы сгорел.
***
Если синоптики не врут, через три дня зима наступит. Тогда море разливанное замёрзнет и вновь придётся ледоступы напяливать.
У нынешней малоснежной зимы есть один большой плюс: во дворе «скорой» не стало безобразной лужи, казавшейся непобедимой и вечной. Теперь можно ходить по-человечески, а не изображать из себя балерину.
Многолюдная суета и аншлаг в «телевизионке» говорили о малом количестве вызовов. А это очень даже вдохновляло.
– Приветствую всех! Как дела, как обстановка? – поинтересовался я.
– Так, ничего, – сдержанно ответила фельдшер Евдокимова.
– Как это «ничего»? Отлично! – сказала фельдшер Князева. – Всегда бы так!
– Светка, ну-ка прекрати! – одёрнула её Евдокимова. – Разве можно такое говорить? Сглазишь!
– Ничего не сглажу, смена-то уже считай окончена, через сорок минут пойдём домой! – возразила Князева.
– Через три дня следующая смена. Так, быстро сплюнь или по дереву постучи! Давай-давай! – потребовала Евдокимова.
Врач Анцыферов, вопреки обыкновению, сидел злющий, смотрел исподлобья, раздувал ноздри и желваками играл. Таким его уж года два не видели, с тех пор, как уволилась диспетчер Люба, питавшая к нему особую «любовь».
– Александр Сергеич, ты чего такой, как будто сейчас драку устроишь? – спросил я.
– Устрою. Доведут и устрою, – угрожающе сказал он. – <Загребли> в доску! Все люди как люди…
– А ты как <член> на блюде! – продолжил за него врач Чесноков и громко расхохотался.
– Жень, <фигли> ты ржёшь? Никого не гоняли, только одних нас! Даже пожрать толком не дали, я уж не говорю про поспать! Всё подряд кидали, головные боли, температуры, животы! Всю <погребень>! – выплеснул наболевшее Анцыферов.
– Сань, а ты так ничего и не понял? – спросил врач Данилов.
– А что я должен понять?
– Не …рен перед начальством <выделываться>! – ответил Данилов. – Ты языком мелешь и о последствиях не думаешь.
– Когда я <выделывался>? – набычившись, спросил Анцыферов.
– На позапрошлой конференции. Мол, <фигли> нам соматику даёте? – напомнил Данилов.
– Да потому что достали они! Психиатрическую бригаду <фиг> знает во что превратили! – возмущённо прорычал Анцыферов.
– Саш, ты завязывай со своим бунтарством, – посоветовал Данилов. – Вон Иваныч не кобенится и всё у них спокойно.
– Да, у нас за двенадцать часов стабильно шесть-семь вызовов, – подтвердил я. – Какой смысл бунтовать? Плетью обуха не перешибёшь.
Буквально в каждом очерке я повторяю одни и те же слова: времена сейчас другие и былого уже не вернуть. От непрофильных вызовов нам никуда не деться и даже полная замена администрации совершенно ничего не изменит. Признаться, эта тема стала для меня как пережёванная жвачка и до тошноты надоела.
Старший врач, докладывая оперативную обстановку, в кои-то веки сообщил по-настоящему замечательный случай. Фельдшерская бригада провела успешную реанимацию. У мужчины пятидесяти с чем-то лет внезапно произошла асистолия, т.е. остановка сердца. Коллегам пришлось изрядно попотеть, но оно того стоило, мотор заработал и жизнь вернулась. Такое бывает редко, неработающее сердце завести крайне сложно.
После доклада и заслуженных аплодисментов в адрес коллег, слово взяла начмед Надежда Юрьевна:
– Коллеги, вы вынудили меня опять вспомнить об остеохондрозе. Разговор на эту тему у нас уже был, я просила свести к минимуму этот диагноз. Но видимо некоторые страдают плохой памятью, не хотят думать и включать клиническое мышление. Опять его начали ставить от балды. Голова болит – остеохондроз, суставы – остеохондроз, в конечностях покалывает – опять он же! Ну сколько можно? Вы других нозологий не знаете?
В очередной раз полностью соглашаюсь с Надеждой Юрьевной. Чтоб не оказаться неправильно понятым, скажу сразу: остеохондроз – не вымышленная нозология. Он включён в Международную классификацию болезней, рубрика М42. Проблема в том, что это заболевание на протяжении десятилетий служит, простите, диагностической помойкой. Многие из нераспознанных патологий без долгих раздумий списываются на остеохондроз. Такое упрощенчество, нежелание утруждать себя диагностическим поиском, снижает качество лечения, а то и вовсе причиняет вред. Медицинское руководство не взирает равнодушно на сию порочную практику и борется с ней. Однако борьба идёт с переменным успехом.
Конференция надолго не затянулась, и мы засели в душной «телевизионке». Очень уж хочется настоящего тепла, чтоб можно было, наконец, тусить на улице, ощущая вольный ветерок.
Коллег разогнали по вызовам аж в десятом часу. Когда мы остались в гордом одиночестве, вдруг явился очень полный мужчина с сильнейшей одышкой, пыхтевший как паровоз. Очень странная закономерность нас преследует: люди будто специально выжидают, когда разъедутся все бригады, чтоб обратиться за помощью именно к психиатрической.
– Задыхаюсь, помогите… – сказал мужчина.
Это было и так заметно. Слова «пыхтел» недостаточно для объяснения происходившего с ним. Он клокотал, булькал, хрипел и свистел, демонстрируя классический отёк лёгких. Попытки откашляться не приносили никакого результата. Ещё бы, ведь в таком состоянии лёгкие залиты пенящейся жидкостью по самое не могу. Без экстренного медикаментозного лечения тут никак, кашлем проблему не решишь.
Кабинет амбулаторного приёма находится буквально в двух шагах от «телевизионки», поэтому мы быстренько переместили туда пациента и усадили на кушетку.
Недавно мне задали вопрос: как обращаться с больным при отёке лёгких? Здесь нужно соблюсти одно очень простое, но жизненно важное правило. Больной должен находиться только в сидячем или полусидячем положении. Только так и никак иначе. А уложить его горизонтально, пусть даже и набок, будет сродни убийству.
Давление держалось на вполне приемлемых цифрах, что очень облегчило оказание помощи. К сожалению, правила Дзена запрещают подробно ее расписывать, поэтому обозначу кратко и сухо: наркотик, мочегонное, кислород. Разумеется, на самом деле всё далеко не так просто.
Несказанно удивил и обрадовал нас пациент. Не думали не гадали, что настолько быстро удастся купировать отёк. Нет, пациент не выздоровел и в пляс не пустился, но угроза жизни отступила и появилась возможность его расспросить.
– Паспорт, полис есть при себе? – спросил медбрат Виталий.
– Да, вот, держите, – слабым голосом сказал пациент.
– Раньше были такие состояния? –спросил я.
– Одышка у меня всегда, а как сегодня – первый раз. Я сильно простыл, наверно бронхит подцепил, всю грудь заложило. Уж неделю такое…
– Какие у вас хронические болезни?
– Даже и не знаю… По врачам не хожу. А, диабет у меня!
– На инсулине или на таблетках?
– Какие-то таблетки выписали, а от них сильно тошнит. Не стал пить, ну их в баню.
– Ну хотя бы диету соблюдаете?
– Ерунда это всё. Надо есть, что хочется и не думать ни о чём.
– Нет, так нельзя. Вы сами себя губите, всё у вас плохо. На кардиограмму без слёз не взглянешь. Хроническая сердечная недостаточность – это не шутки. Вам надо срочно лишний вес сбрасывать, иначе погибнете.
– Да ладно! Хорошего человека должно быть много! – попытался отшутиться пациент.
Но мы юмор не оценили, поводов для смеха не было. Давненько я не сталкивался с таким откровенно преступным отношением к собственному здоровью. Бомжи и прочие асоциалы не в счёт, у них другие жизненные приоритеты, да и за помощью обратиться не всегда есть возможность. Наш же пациент социально благополучный, нестарый, шестидесяти трёх лет. Однако его организм изношен донельзя, находится на грани гибели. Самое досадное заключается в том, что человек упорно не желает осознавать катастрофичность своего положения.
Вместе с тем, этого пациента без преувеличения можно назвать счастливчиком. Не укладывается в голове, как можно с отёком лёгких самостоятельно прийти за помощью, не свалившись где-то по дороге. В стационар мы его увезли, но не потому что он осознал всю серьёзность своего положения. Он согласился на госпитализацию лишь из-за плохого самочувствия в тот момент и боязни не дойти до дома. Ну что ж, забота о собственном здоровье – дело добровольное.
Когда освободились, поехали в райотдел полиции к женщине пятидесяти лет с психозом.
Обстановка в дежурной части царила весёлая. В помещении для задержанных, прилично одетая, приятной внешности женщина, охрипшим голосом пела про младшего лейтенанта, сидевшего в сторонке.
Это и была наша пациентка. Со слов помдежа, совсем юного лейтенанта, безуспешно старавшегося казаться солидным, она к ним сама пришла. И не с какими-то глупостями, а с очень серьёзным планом из двух пунктов. Во-первых, требовалось устранить владельца крупного торгового центра. Физически. Эту задачу она обозначила чётко и прямо, без дипломатических реверансов. Мол, вы люди серьёзные, завсегда при оружии, тему знаете и справитесь на «отлично. Во-вторых, нужна была постоянная охрана. Ну сами подумайте, как без неё обойтись успешной деловой женщине?
Дама встретила нас неласково:
– Ахаха, врачишки приехали! Вы знаете, кто я? Знаете, с кем связались? Сейчас один звонок и всё, полетите с голыми <попами>, нищеброды! Эй, младший лейтенант, дай мне телефон! Мальчик мой, иди сюда!
– Стоп-стоп, давайте с нами пообщаемся, – обратился я к ней.
– Ахаха, а если дам, справитесь? Нет, не дам, потому что вы – …расы! Не геи, а …
– Погодите! Вас как зовут?
– Людмила, значит людям милая! Зовут меня такие люди, которые с вами рядом <…> не сядут! Я – главный советник правительства, от меня всё зависит, как скажу, так и будет! Весь бизнес в стране в моих руках! Без меня ни одна банковская операция не пройдёт, …рен, кто доход получит!
– Всё понятно. А чем вам помешал владелец <Название торгового центра>?
– Он дурак! Не надо стоять у меня на пути, иначе уничтожу и даже разговаривать не буду! Мне лично президент все торговые центры отдал, указ подписан! У меня руки развязаны и преград нет!
– Людмила, вы у психиатра наблюдаетесь?
– Ха, это было раньше. А теперь всё, диагноз снят, я вам не по зубам! Что, шавки, обидно, да?
– А какой диагноз у вас был?
– Биполярка. Я Мишке только сказала, он сразу вашему главврачу позвонил, такой <разгребон> устроил! А ещё комиссию прислал…
– Кто такой Мишка?
– Монашко, министр ваш. А для меня Мишка! Не, Мишулька! Я ему только намекну…
– Хорошо, мы поняли. А теперь поедемте лечиться и отдыхать.
– Чегооо?! Ща вы сами поедете и уже не вернётесь! – угрожающе вскинулась она. – Считай вы больше не работаете! Пошли вон, уроды!
– Людмила, давайте по-хорошему…
– А ну, руки! <Самка собаки>, руки свои убрали от меня! Ааа, помогитеее!
Давненько у нас не было столь шикарного побоища! Людмила, стройная и женственная, сопротивлялась не хуже брутального мужика. Она умудрялась одновременно вырываться, драться, кусаться, пинаться. Физическое безобразие прекратилось после надевания вязок. А словесное продолжалось до самого последнего момента, когда из больничного приёмника её увели в отделение.
Людмила ярко олицетворяла собой маниакальную фазу биполярного аффективного расстройства. Её заявления о работе в правительстве и обширных связях, для окружающих являются нелепыми и глупыми. Однако для неё самой это более чем серьёзно. Как и все бредовые больные, она не сомневается в своих идеях и твёрдо убеждена в их абсолютной правильности.
Бред, каким бы несуразным он ни был, можно устранить только медикаментозно. А все попытки разубедить, воззвать к здравому смыслу, заведомо провальны. И даже более того приведут к ухудшению психического состояния больного. В частности, он может проявить агрессию и встроить «уговорщика» в бредовую систему как своего врага. Поэтому в общении нужно занимать нейтральную позицию, не одобрять бредовые идеи, но и не оспаривать их.
Что же касается прогноза, то при БАР он всегда благоприятный. В светлом промежутке ремиссия всегда полная и необратимых изменений психики не происходит.
Освободившись, поехали перевозить из дома в психиатрический стационар женщину восьмидесяти двух лет. Ситуация понятная: родственники добились от психиатра направления. А наше дело маленькое, взять и тупо увезти, ничем не заморачиваясь, поскольку вопрос уже решённый.
Квартира в «сталинке» сохранила едва заметные остатки былой роскоши. В целом же она являла собой стариковское жилище, пропахшее мочой, с обшарпанными стенами и беспорядком.
На фоне этих декораций, наша пациентка давала сольный концерт:
– Ооой, Виталий, братик мой милый! Виталий, зачем ты умер, как я без тебя буду? – пронзительно голосила она.
Родственники были абсолютно спокойны, словно происходило нечто само собой разумеющееся.
– Что такое? – спросил я. – Кто-то умер?
– Да, брат её, – флегматично ответила немолодая женщина. – Шестьдесят лет назад. Это у неё теперь новая фишка. Целыми днями всех вспоминает и оплакивает.
– Вы кем ей приходитесь?
– Дочь.
– Давно болеет?
– Шесть лет будет в апреле. Она недееспособная, я опекун.
– Судебное решение есть?
– Да, вот у меня всё в папке.
– Раньше она лежала в психиатрической больнице?
– Нет, всё время дома лечилась, мы её только в ПНД привозили.
– А почему решили в стационар положить?
– Вы знаете, раньше она тихая была, сядет в креслице и сидит спокойно. А сейчас вообще неуправляемая, везде лезет, не слушается.
– Сама себя может обслуживать?
– Ест сама, если ложку в руку вложишь. С туалетом справляется.
Далее пришёл черёд пообщаться с больной, которая прекратила реветь и сидела, бессмысленно перебирая пуговицы на кофте.
– Здравствуйте! Вас как зовут? – спросил я.
– …Ка… Катя. Екатерина, тридцать пять. Тридцать пять мне.
– А в каком году вы родились?
– Наверно в пятьдесят… шестьдесят восьмой. У меня паспорт дома остался, точно не скажу.
– Екатерина Ивановна, а какое сейчас время года?
– Уж вечер, пора домой ехать. Не дай бог на автобус опоздаю.
– Сейчас что, лето, осень, зима или весна?
– Весной у мамы день рождения. Папа торт купит…
– Екатерина Ивановна, вы сейчас где находитесь?
– Где?
– Где вы сейчас? Это ваша квартира?
– …Нет… У меня своя квартира на Посадской.
И без разговоров всё было ясно. Деменция пышно цвела и уверенно стремилась к тяжёлой стадии. Ранее я повторял миллион раз: в стационаре таким больным становится только хуже. И виновато в этом не лечение, а резкая смена обстановки. Помещённый в незнакомые, непривычные условия, дементный больной утрачивает остатки навыков самообслуживания. Более того, происходит распад психики и начинается вегетативной состояние. Однако родственники с маниакальным упорством добиваются стацлечения. А после выписки приходят в ужас, начинают обвинять врачей в бездушии и жестокости.
Обед разрешили вовремя и, как оказалось, не только нам. Весь двор был уставлен машинами, а в медицинском корпусе царило многолюдье. Эх, красотища! Сдав карточки, я приступил к трапезе. А дальше чуйка подсказала, что можно смело принять горизонтальное положение.
В четвёртом часу планшет оповестил, что нас вызывает полиция к молодому человеку двадцати четырёх лет с психозом. Под вопросом употребление неизвестного вещества. Ха, да кто бы сомневался!
Местом вызова был подъезд четырёхэтажного жилого дома из тёмного кирпича. Он построен в двадцатых годах прошлого века и признан памятником архитектуры, но несмотря на сей почётный статус, выглядит мрачно, угрюмо, совсем не располагающе.
В длинном полутёмном коридоре третьего этажа сидел на корточках парень в перепачканной побелкой куртке. Его бдительно охраняли трое полицейских, включая молоденькую девушку младшего сержанта.
– Здравствуйте! Что случилось? – привычно спросил я.
– Ломился в двери, всех перепугал.
– Понятно. А мы зачем нужны? – поинтересовался я.
– Так он бред какой-то несёт, типа началась страшная эпидемия. Короче, это по вашей части.
– У него документы есть?
– Нет, только студенческий на женское имя. Но он всё чётко назвал, мы проверили.
– Он здесь живёт?
– Нет, в <Название микрорайона на другом конце города>.
– Виталь, возьми, спиши данные, – попросил я.
Тем временем парень что-то тихо бормотал, словно вёл диалог с невидимым собеседником.
– Уважаемый, как себя чувствуешь? – спросил я.
– Я заразился…
– Чем?
– Вирус неизвестный.
– А откуда же ты про него знаешь?
– Так я по номерам всё вижу. Чё я, слепой, что ли?
– Погоди, по каким номерам?
– Ну на машинах которые. Мне сказали идти сюда, потому что эпидемия здесь начнётся.
– Кто именно сказал, знаешь?
– Американцы. Если я вирусы уничтожу, они меня на вертолёте заберут и сделают сенатором.
– Ты с ними только через номера машин общаешься или голосом?
– Голос мне прямо в голову падает, как бы бомбочки такие.
– А лично кого-то видишь?
– Не, не видел.
– Что ты сегодня употреблял?
– Ничё.
– Ну пусть не сегодня, а вообще, что?
– Вообще ничего.
– У психиатра, у нарколога наблюдаешься?
– Нууу как бы… У нарколога.
– О как! Так ты же ничего не употребляешь?
– Я один раз только попробовал и всё.
– Что именно пробовал?
– <Название синтетического наркотика>.
– И что с тобой происходило?
– Ничего такого.
– Давно это было?
– Два года назад.
В действительности наш разговор был более продолжительным и обстоятельным. Вкратце скажу, что больной правильно ориентирован в собственной личности, во времени и пространстве. Живёт вдвоём с бабушкой, учился в гуманитарном вузе, но за неуспеваемость был отчислен, до недавнего времени работал курьером.
Употребление наркотиков он отрицает, однако в это совсем не верится. Справедливости ради скажу, что на момент осмотра я не увидел чётких соматических признаков наркотического опьянения. Наверняка кто-то удивится, мол, разве неадекватное поведение не подтверждает, что он находился под чем-то психоактивным?
Дело в том, что бред и галлюцинации были не симптоматикой опьянения, а самостоятельной патологией. Но психоз явно спровоцировало систематическое потребление наркотиков. В общем выставил я ему острое полиморфное психотическое расстройство с симптомами шизофрении и увезли мы его в стационар. Могу предположить, что психоз под влиянием лечения уйдёт. Однако если потребление всякой дряни продолжится, то непременно вернётся.
После освобождения велели двигаться в сторону «скорой», но доехать не получилось, потому как дали вызов. Мужчина сорока лет зачем-то выпал из окна третьего этажа.
С задней стороны пятиэтажки, под окнами, громко рыдала пожилая женщина. Мы уж было настроились на констатацию, но пострадавший оказался живым и даже находился в сознании. Он хрипло стонал, морщился от боли и тихо матерился.
– Что болит? – спросил я его.
– Наверно хребет сломал… – ответил он.
– Можешь ногами пошевелить?
– Не, никак, всё болит… Дышать тяжело, не дышится…
При тяжёлых травмах нужно обезболивать прямо на месте, до переноски в машину. А кроме того, при подозрении на перелом позвоночника, нести пострадавшего нужно только на щите.
Пока мои парни оказывали помощь, я пообщался с женщиной:
– Вы ему кем приходитесь?
– Мать. Ой, что наделал, сам себя искалечил!
– Как его угораздило из окна-то выпасть?
– С балкона он упал, хотел козырёк закрепить. Я просила, уговаривала, Серёжа, не надо, потом сделаешь! Но он как выпьет, упрямый становится, не свернёшь! Позвоночник сломал, да?
– По всей видимости, да.
– Ой, господи! Всё, инвалид теперь!
– Не паникуйте заранее. Не от каждого перелома инвалидами становятся.
В машине я его тщательно осмотрел и всё оказалось тревожным. Чувствительность в ногах была резко снижена, пошевелить ими он мог лишь слегка, а о том, чтобы согнуть-разогнуть даже речь не шла. И к сожалению, это ещё не всё. Резко упало давление, он пожаловался на боль в животе. Это говорило о внутреннем кровотечении. Ведь падение с высоты чревато не только переломами, но и разрывами внутренних органов.
Пострадавший относится к категории людей, у которых алкоголь вызывает жажду бурной деятельности. Вот только эта деятельность в лучшем случае оказывается непродуктивной, а в худшем – трагичной.
Далее поехали к психически больной семидесяти пяти лет, отравившейся таблетками.
Супруг больной, хоть и пожилой, но отнюдь не дряхлая развалина, сразу доложил:
– Наглоталась всяких таблеток, теперь лежит, не встаёт.
– У нас написано, что она психически больная.
– Да-да, болезнь Альцгеймера.
– Давно приняла таблетки?
– Не знаю точно. Она в своей комнате была, я думал спит. Потом хватился, думаю, уж больно долго. Пришёл, смотрю, на полу пустые упаковки валяются. Будил-будил и никак, вообще не реагирует.
– А таблетки в её комнате хранились?
– Нет, вы что, разве можно? Вот здесь, в шкафчике. А уж когда она их взяла, я не знаю.
Судя по блистерам, больная приняла по десять таблеток известного бензодиазепинового препарата и бета-блокатора.
Находилась больная без сознания, давление низкое, пульс редкий, дыхание поверхностное. Ни на какие раздражители не реагировала, что говорило о тяжёлой коме.
Пока оказывали помощь, я поинтересовался у супруга:
– Разум-то у неё сохранился?
– Вы знаете, когда как. То вообще ничего не понимает, а то просветление найдёт, правда, ненадолго. Я думаю она специально таблеток напилась, потому что мучилась сильно.
Больную мы увезли в стационар, сознание к ней так и не вернулось. Что касается оценки ситуации, то я воздержусь от каких-либо выводов, останусь на нейтральной позиции. Об этом случае я сообщил в полицию, так что пусть во всём разбираются специалисты.
На этом моя смена закончилась. И опять она прошла замечательно, ведь шесть вызовов – это очень даже неплохо!
Все имена и фамилии изменены