— Я смотрю, у тебя всё как всегда, — с порога бросила Тамара, оглядываясь вокруг. — Безалаберность и бардак. Почему пол опять грязный?
Алена напряглась, но сдержалась, не желая устраивать сцену прямо у двери: — Пол я только что помыла. Это следы от твоих сапог?
— Ну да, конечно, опять я виновата, — свекровь с раздражением сняла обувь и громко поставила её у стены. — Может, всё-таки тебе стоит мыть полы тщательнее? Или деньги на нормальную швабру не можете накопить?
Алена почувствовала, как внутри поднимается волна обиды. Она старалась изо всех сил, но Тамару было невозможно переубедить. Любая мелочь становилась поводом для критики. Хотелось огрызнуться, но Алена умела сдерживаться лучше, чем свекровь, поэтому лишь сжала губы и прошла на кухню, надеясь успокоиться за чашкой чая.
Тамара не заставила себя долго ждать. Шаги за спиной звучали громко, словно она шла по пустому залу, а не по ковру в коридоре. Свекровь вошла на кухню, скрестила руки на груди, театрально осмотрела стол.
— А это ещё что за завтрак? — спросила она, кивая на тарелку с недоеденным омлетом. — Неужели трудно было приготовить что-то путное для Димы? Он же мой сын, ему нужна нормальная пища.
Алена постаралась не завестись: — Дима ест то, что ему нравится. Сегодня у него была каша, я делаю завтрак заранее — и омлет, и кашу. Не знаю, что в этом может быть «не путного».
— Конечно, ты у нас большая умница. А чего тогда от сына жалобы слышу? — Тамара наклонила голову, будто выжидая ответ.
— Какие жалобы? — Алена сверкнула глазами, чувствуя, что ей не нравится этот тон. — Дима вообще не жалуется. Если он недоволен, он говорит это прямо.
— Ох, ну да, прямо, — свекровь издала короткий смешок. — Мне он говорит, как у него иногда не хватает сил по утрам, как у него давление скачет. Всё это явно из-за неправильного питания. Ты, видимо, не способна его обеспечить полноценным рационом.
Слова Тамары звучали будто приговор. Алена начала чувствовать, как злость сочится сквозь сдержанную вежливость.
— Ты хочешь сказать, что я не слежу за здоровьем твоего сына? — спросила она, стараясь говорить ровно.
— Я не хочу сказать, я утверждаю. Посмотри на себя, ты даже себе не можешь нормальный завтрак приготовить. Тост с маслом да омлет — ну и рацион. А это у вас, видимо, постоянная практика…
В этот момент дверь в ванную открылась, и вышел Дима в банном халате. Увидев мать, он нахмурился: — Мам, ты чего сюда заявилась с утра пораньше? У нас всё нормально, зачем скандалы устраивать?
Тамара всплеснула руками: — Скандалы? Это я-то? Нет, это она, твоя женушка, настраивает меня против тебя.
Дима посмотрел на Алену, вздохнул и ответил тихо: — Да никто тут никого не настраивает. Мама, давай без этих «она виновата». Если хочешь просто к нам в гости — приходи, но не надо сразу всё критиковать.
Тамара сердито накинулась: — Значит, ты мне указываешь, когда и как я могу к вам приходить? Твою мать уже в дом не пускают, ясно. Впрочем, я и сама вижу, что тут атмосфера совсем не та: вся квартира какая-то чужая. Ничего домашнего.
— Мам, перестань, — попросил Дима, опуская взгляд к полу. — Мы с Аленой просто хотим жить спокойно, а твоё постоянное недовольство и претензии нас утомляют.
— О, как! Значит, утомляют, да? Смешно. Я только хотела позаботиться о тебе, узнать, как у вас дела. А получается, я злодейка, которая захватила тут территорию, — у Тамары в голосе проскользнула обида. — Хорошо. Покажите мне, где моё место.
Она расправила плечи и посмотрела на Алену таким взглядом, будто та попала под обстрел.
Дима пытался разрядить обстановку: — Мам, пойдём, я тебя провожу в комнату, посидим, поговорим. Алена хотела сделать чай…
Но Алена успела произнести, не скрывая недовольства: — Зачем мне делать чай, если я буду только получать очередную порцию упрёков?
Тамара резко повернулась к ней: — От твоего чая у меня изжога будет. Уж извини, но я предпочту сама себе заварить.
Дима осёкся. Похоже, ничто не могло сгладить напряжение. Он знал, что в такие минуты лучше не давать матери продолжать эту конфронтацию, но и бросать жену одну против свекрови не хотелось.
— Может, давайте сразу обсудим, что у нас не так? — предложил Дима, тяжело вздохнув.
— Конечно, обсудим, — свекровь зловеще прищурилась. — Начнём с того, что вы собираетесь отпускать меня в магазин за своими продуктами? Почему я должна покупать сметану, масло и муку, если вы сами забыли? Алена, ты же домохозяйка, у тебя времени полно. Неужели нельзя сходить?
Алена прищурила глаза, проглатывая раздражение: — Во-первых, я не домохозяйка, у меня работа дистанционная. И я не забывала — мы хотели вечером вместе с Димой купить всё разом. Ты просто пришла неожиданно, я не просила тебя ничего покупать.
— То есть я, по-твоему, неуместно лезу в ваше хозяйство? — Тамара сделала вид, что готова развернуться и уйти, но осталось ощущение, что ей лишь нужен повод для новой реплики.
Дима, глядя то на мать, то на жену, бросил коротко: — Это недоразумение. Никто не хотел тебя обидеть. Мы можем купить всё сами. Просто не ходи одна, если тебе это в тягость.
— Ах, недоразумение! — свекровь вскипела. — Прямо перед уходом на пенсию я стала чем-то «не тем». Только помните, когда мне будет плохо, я тоже заявлю: «Недоразумение»! И всё, никаких обязанностей.
Воздух будто стал тяжёлым. Тамара бухнулась на стул, скрестила руки и сделала вид, что плачет — правда, слёз никто не заметил. Алена встала с места, чувствуя, как на глаза наворачивается злость. Не хотелось кричать, но терпение закончилось.
— Почему всё всегда сводится к тому, что я плохая хозяйка, плохая жена, что я тебя якобы выживаю, когда ты сама толком не хочешь даже дать нам пространства? — резко спросила Алена. — Мы с Димой женаты три года. Ты заходишь без стука, обвиняешь меня, что я неправильно готовлю, неправильно убираю. Я действительно устаю на своей работе, а когда у тебя был отпуск, ты жила здесь неделями и постоянно цеплялась ко мне по мелочам.
— Вот оно что, — Тамара приподняла подбородок. — Значит, я не должна к сыну приезжать? Не нужна, да?
— Да не об этом речь, — Алена не выдержала и повысила голос. — Я говорю о том, что ты постоянно критикуешь. Это самое тяжёлое: все эти ядовитые уколы, замечания, намёки. Я не помню ни одного раза, чтобы ты хоть что-то похвалила. Я просто устала — вот и всё.
Дима попытался вставить слово: — Ален, давай не будем сейчас…
Но Алена продолжала, словно её прорвало: — Нет, давай именно сейчас. Потому что я молчала три года, а она, видимо, считает это слабостью. Тамара Петровна, вы не даёте мне шанса показать, что я могу быть хорошей женой и хозяйкой. Вы сразу говорите: «Всё плохо, всё не так». И почему? Потому что я не похожа на вас?
— Конечно, не похожа, — с пренебрежением выдала свекровь. — Я сына вырастила одна, нам было нелегко, а ты из семьи, где мамочка и папочка всё за тебя делали. Вот и не умеешь ничего.
— Это ложь! — вырвалось у Алены. — Мои родители умерли давно, и я жила с бабушкой. Она мне прививала самостоятельность, а не перекладывала всё на меня. Я прекрасно знаю, как вести хозяйство. Но разве это важно? Вам всегда всё не то и не так!
Дима, как загнанный в угол, отошёл к двери, растерянно потирая лоб. Он уже не знал, на чьей стороне быть. С одной стороны, мать, которая всегда защищала его в детстве, с другой — жена, которую он любил. И каждая требовала его поддержки.
— Ладно, — сказал он тихо, — давайте остановимся. Мама, ты можешь не приходить к нам без звонка? Мы действительно хотим иметь личное пространство.
Тамара вскинулась: — То есть мне нужно теперь запрашивать разрешение, да? Сынок, я тебе скажу прямо: ты меня рано списываешь со счетов. Пока я жива и здорова, я буду делать то, что считаю нужным.
Алена тяжело вздохнула и махнула рукой: — Прекрасно. Оставайтесь тогда, критикуйте меня дальше, говорите, какая я никчёмная. Но только учтите: я так больше не могу. Если это не прекратится, я просто предложу Диме переехать в другую квартиру.
— В другую? — Тамара оторопело посмотрела. — Хочешь сына от меня оторвать? Да ещё и за мой счёт, наверное? Вы ж без меня даже ипотеку не потянете.
— Это наше дело, — коротко ответила Алена. — С деньгами мы разберёмся. Я готова хоть снимать жильё, только бы не жить под постоянным прессингом.
— Да неужели? Дима, ты слышал? Твоя жена готова увезти тебя в какую-то съёмную халупу, лишь бы от меня избавиться. А как же твои планы? Как же ремонт?
— Мама, хватит, — тихо, но решительно произнёс Дима. — Мы в своём праве решить, где нам жить. Я люблю тебя, но я уже взрослый человек. Я не хочу, чтобы моя жена ежедневно чувствовала унижения от твоих слов.
На какое-то мгновение наступила тишина, будто все сказанные слова достигли наконец чьего-то разума. Тамара выпрямилась, посмотрела на сына, потом на Алену.
— Ну хорошо. Считайте, что я больше не буду никуда совать свой нос. Вот прям сегодня я соберу вещи и уеду к себе, раз вы меня так «любите». Раз вы такие самостоятельные — живите сами.
— Пожалуйста, — Алена резко развернулась к плите, больше не хотела встречаться взглядом со свекровью. — Если так лучше для всех, я не против.
— Не против, ещё бы, — буркнула Тамара, поднимаясь со стула. — Но помни, Алена: я тебе этого не забуду.
Она быстро вышла из кухни и направилась в комнату, чтобы взять свои сумки. Дима, будто потерял голос, стоял, смотрел на жену. Алена опустила взгляд, в душе смешались и обида, и страх, и какое-то облегчение.
— Ален, — наконец произнёс он, — я не хотел, чтобы всё так кончилось. Но это не может продолжаться. Ты — моя жена, для меня твоё спокойствие важно.
Алена кивнула, чувствуя, что голос дрожит: — Да, мне просто надоело быть плохой во всём. Слишком много негатива в этом доме.
Тамара, уже собрав вещи, вышла снова в коридор. Глаза у неё были сухие, но полный драматизма взгляд мог бы сразить любого. Она ни с кем не попрощалась. Хлопнула дверь, и стихли её шаги по лестнице.
Когда свекровь ушла, Алена села за стол, не зная, с чего начать разговор. Всё вокруг будто окутали слова, пропитанные злобой. Дима сел рядом, взял жену за руку.
— Ален, я понимаю, что тебе тяжело. Но она моя мама. Я не могу её выставить за дверь окончательно.
— Я и не прошу окончательно, — горько усмехнулась Алена. — Я только хочу, чтобы у нас был шанс жить без постоянного контроля. Может, пусть она предупреждает о визитах, а не вламывается как хозяйка?
Дима кивнул: — Я поговорю с ней, когда она успокоится. Но, боюсь, это надолго. Мама упрямая, и она видит во всём угрозу своей материнской значимости.
Алена сжала губы: — Я понимаю, она боится остаться ненужной. Но нельзя же так — задевать чужие чувства только для того, чтобы чувствовать свою власть.
— Да, ты права. Надеюсь, как-то всё образуется, — Дима тяжело вздохнул.
Однако оба понимали: после всего, что произошло, шрамы останутся надолго. И даже если время сгладит конфликт, напряжение будет ещё долго висеть между ними троими. Но хотя бы сейчас они могли на время вздохнуть без свекровиных упрёков.
НАШ ЮМОРИСТИЧЕСКИЙ - ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ.
Понравился вам рассказ? Тогда поставьте лайк и подпишитесь на наш канал, чтобы не пропустить новые интересные истории из жизни.