Найти в Дзене

Родные, которые ломают: история о жизни в Дисфункциональной семье

Я помню те вечера, когда казалось, что мир за пределами нашей квартиры замер. Вокруг был шумный город, но там, внутри, в четырёх стенах, всё замирало. Только я и мой отец. Иногда казалось, что он даже не замечает моего существования. А иногда – что я для него источник всех его бед. – Ты опять лазил по моим вещам?! – его голос звучал как удар хлыста. Я молчал. Если скажешь "нет" – будет хуже. Если "да" – тем более. Словно весь этот сценарий был написан заранее, и моя роль – просто стоять и слушать. – Ты хоть понимаешь, что без тебя я бы мог жить нормально? – Это был его любимый аргумент. Он звучал каждый раз, как будто я сам попросил родиться в этот хаос. Он пил. Но никогда в этом не признавался. Вечером он возвращался домой, хлопал дверью и начинал искать повод сорваться. Иногда это был разбросанный мной школьный рюкзак, иногда – пятно на рубашке, которое я якобы поставил. Виноват всегда был я. Мне было девять. Как можно быть виноватым в девять лет? Мама ушла, когда мне исполнил

Я помню те вечера, когда казалось, что мир за пределами нашей квартиры замер. Вокруг был шумный город, но там, внутри, в четырёх стенах, всё замирало. Только я и мой отец. Иногда казалось, что он даже не замечает моего существования. А иногда – что я для него источник всех его бед.

– Ты опять лазил по моим вещам?! – его голос звучал как удар хлыста.

Я молчал. Если скажешь "нет" – будет хуже. Если "да" – тем более. Словно весь этот сценарий был написан заранее, и моя роль – просто стоять и слушать.

– Ты хоть понимаешь, что без тебя я бы мог жить нормально? – Это был его любимый аргумент. Он звучал каждый раз, как будто я сам попросил родиться в этот хаос.

Он пил. Но никогда в этом не признавался. Вечером он возвращался домой, хлопал дверью и начинал искать повод сорваться. Иногда это был разбросанный мной школьный рюкзак, иногда – пятно на рубашке, которое я якобы поставил. Виноват всегда был я.

Мне было девять. Как можно быть виноватым в девять лет?

Мама ушла, когда мне исполнилось пять. Сказала, что ей "надоело это терпеть". Потом был долгий скандал, крики. И тишина. Отец выбросил все её вещи на лестничную клетку. Её запах, её голос, даже её звонкий смех исчезли из нашей квартиры, словно их никогда и не было. Однажды я спросил его, почему она ушла.

– Потому что она слабая, – ответил он. – А слабые уходят.

И я тогда решил, что мне нельзя быть слабым. Никогда.

В школе меня часто спрашивали: "Почему ты такой тихий?" Учителя называли меня "замкнутым", одноклассники – просто "странным". Но мне было всё равно. Никто не знал, что я возвращаюсь домой в пустую квартиру, где пахнет затхлым перегаром и давно не стиранными вещами.

Время от времени отец устраивал "допросы".

– Что за оценки? Ты совсем тупой, как мать? – он кидал дневник на пол. – Или ты просто лентяй?
– Я стараюсь, – шептал я.
– Не ври! Ты даже не знаешь, как это – стараться!

Он поднимал руку. Я не мог смотреть на него. Казалось, весь его гнев – это не про меня, а про него самого. Но я был единственным, кто мог принять этот удар.

Иногда я мечтал, что мама вернётся. Что постучит в дверь, заберёт меня и увезёт куда-то, где всё по-другому. Но её не было. Никогда не было. И, кажется, никогда не будет.

Как-то спросил бабушку: "Почему мама не звонит?".

– Она думает, что так будет лучше, – хотя бабуля сама и не знала, что ответить.

Но как это могло быть лучше?

С годами я научился угадывать его настроение. По взгляду, по тому, как он открывал дверь, как ставил бутылку на стол. Если он был пьян, я старался уйти к себе в комнату. Если нет – садился ужинать рядом. Иногда мы могли просто молчать. Иногда он рассказывал о своей работе, своих неудачах. Я слушал и кивал, стараясь не показывать, что меня трясёт от страха.

Я понимал, он уже никого не способен любить. Даже меня. Но несмотря на это, пытался быть хорошим, надеялся, что когда-то скажет: "Горжусь тобой".

В пятнадцать понял, что вся эта "жизнь" – клетка, собрал вещи и ушёл к бабушке.

Он даже не позвал меня обратно. Просто молча захлопнул за мной дверь…

-2

В очередной раз, зайдя домой к бабушке. Ощутил,что всё стало проще: не было тревоги, никто не кричал, никто не обесценивал. Но в этой гармонии скрывалось что-то другое.

– Ты поступил правильно, – сказала она. Она поставила передо мной тарелку с кашей. – Но знаешь, ему ведь тоже непросто.

"Непросто?" – эти слова застряли в голове. Однажды вечером, когда я снова прокручивал их, бабушка тихо подсела рядом.

– Ты помнишь, каким он был до того, как ваша мама ушла? – её голос был мягким, словно она говорила с маленьким мальчиком, а не с подростком, который только что сбежал из дома.

Я задумался. Нет, я не помнил. Я не мог вспомнить отца, который не кричал. Отец, который любил, был для меня чем-то вроде мифа. Бабушка рассказывала, что когда я был совсем маленьким, он читал мне сказки перед сном, поднимал меня на руки и смеялся. Но я этого не видел. Мои воспоминания начались позже — с криков, ругани и его жестких требований.

Прошли годы. Я закончил школу, поступил в университет и уехал в другой город. Первое время я почти никому не рассказывал, откуда я. Я избегал любых разговоров о семье. Мои новые друзья рассказывали, как их родители приезжают на выходные, как они получают посылки с домашней едой, а я лишь кивал и поддакивал.

Бабушка иногда звонила мне и говорила, что отец спрашивает обо мне. "Глупо, конечно, но он скучает", – однажды сказала она. "Скучает", – это слово звучало так, будто оно принадлежало чужому языку. Не к моему отцу. Он не скучал, он просто был одинок. Как и всегда.

Я пытался жить своей жизнью, но его голос всё ещё звучал. Его слова, стали частью моего внутреннего диалога. Когда совершал ошибку, слышал: "Ты ничего не можешь". Когда кто-то критиковал, казалось будто снова беспомощный стою перед ним.

По окончанию университета, я решил, что пора всё изменить. Нет, не в отношениях с отцом – я давно уже закрыл эту дверь. Я решил изменить то, что происходило внутри меня. Я нашёл психолога. Первое время казалось, что просто трачу деньги впустую: мы часами говорили о том, что я и так знал. Но однажды он спросил:

– Ты часто ощущаешь вину за то, что бросил отца и живёшь своей жизнью?

Этот вопрос застал меня врасплох. Да, я чувствовал вину. Я чувствовал вину за то, что ушёл, за то, что не могу простить его, за то, что, в конце концов, я, возможно, мог бы быть лучшим сыном. Психолог улыбнулся:

– Ты не несёшь ответственности за его выбор. Но ты в ответе за то, как его выбор влияет на твою жизнь сейчас.

Эта фраза словно перевернула всё с ног на голову. Я не был виноват. Никогда. Но я позволял его словам, его поступкам и его тени жить во мне.

Я начал писать письма отцу. Нет, я их не отправлял – я просто писал. О том, как мне было страшно. О том, как я мечтал, чтобы он сказал, что гордится мной. О том, как больно было слышать каждое его "ты ничтожество". Первые письма были пропитаны гневом, злостью, обидой. Потом они стали мягче, теплее. Я начал видеть в нём человека – не только монстра, который разрушил моё детство, но и человека, который был сам сломлен.

Однажды я решил отправить одно из писем. Это было спустя несколько лет после того, как я покинул его дом.

"Папа,
Я долго думал, писать ли тебе. Честно говоря, я даже не уверен, что ты захочешь это читать. Но хочу, чтобы ты знал: я не сержусь на тебя. Не знаю, что с тобой произошло, почему ты стал таким. Не знаю, что сломало тебя. Но знаю одно: я не хочу, чтобы наше прошлое тянуло меня вниз.
Я простил тебя. Не потому, что ты это заслужил. А потому, что я больше не хочу быть пленником того, что ты во мне взрастил".

Со стороны, правда глупо звучит, если ты не испытывал таких чувств. Да и понял ли он вообще?...

Но я готов был пробовать: если это когда-то, кому-то помогло, возможно поможет и мне.

Я не знал, что он ответит. Или ответит ли вообще. Но отправил письмо: для себя, не для него.

Через месяц пришел его ответ. Это было короткое письмо, написанное неровным почерком.

"Прости, что не смог быть тем отцом, который тебе был нужен. Я не заслуживаю твоего прощения,но я рад, что ты нашёл его в себе. Желаю тебе счастья".

Я перечитал его несколько раз. Это не было извинением в полном смысле слова, но мне этого хватило. Впервые я почувствовал, что этот цикл боли и обид разрывается.

Сейчас мне 35. У меня есть семья – жена и двое детей. Я каждый день учусь быть для них тем, кого у меня никогда не было. Я учусь слушать, принимать их чувства, уважать их границы. Бывают дни, когда я чувствую себя неуверенно, когда прошлое пытается снова вернуть меня в свой плен. Но я напоминаю себе: я не мой отец. Я не моя семья.

Прошлое – это просто история. Его нельзя изменить, но можно научиться писать своё будущее. И я пишу его с любовью, добротой и уважением – к себе и к тем, кто рядом.

Как ваше детство прошло? Как по умному учебнику, или похоже все мы чего-то, да не дополучили? Пиши в комментарии.