Анна стояла в дверях детской, чувствуя, как внутри закипает раздражение. Свекровь, Лидия Ивановна, снова кормила Мишу конфетами прямо перед сном. Мальчик радостно уплетал сладости, а его бабушка с довольной улыбкой гладила его по голове.
— Лидия Ивановна, мы же договаривались — никаких сладостей на ночь, — Анна старалась говорить спокойно, хотя в горле уже стоял ком.
— Ой, Анечка, да что такого? Он же ребёнок! — свекровь махнула рукой. — В его возрасте Максим вообще целыми днями конфеты ел, и ничего, вырос здоровым мужчиной.
Анна сжала губы. Спорить было бесполезно — любое её замечание свекровь пропускала мимо ушей. Она развернулась и вышла из комнаты, чувствуя, как дрожат руки. На кухне её ждал Максим, спокойно читающий новости в телефоне.
— Ты считаешь нормальным, что твоя мать решает, как мы воспитываем ребёнка? — Анна не смогла сдержать дрожь в голосе.
Максим поднял глаза от телефона, его лицо приняло привычное виноватое выражение.
— Ань, ну она же просто хочет помочь... — он замялся, избегая её взгляда. — Мама опытнее нас, она трёх детей вырастила.
— Опытнее? — Анна почувствовала, как к горлу подступают слёзы обиды. — А то, что Миша потом полночи не может уснуть от сахара — это нормально? Что он потом капризничает целый день — тоже опыт?
Муж промолчал, снова уткнувшись в телефон. Этот жест, такой привычный и трусливый, окончательно вывел Анну из себя. Она схватила чайник, с грохотом поставила его на плиту. Руки дрожали так сильно, что вода пролилась на столешницу.
К десяти вечера её предсказания сбылись — Миша никак не мог успокоиться. Он крутился в кровати, хныкал и просил то воды, то новую сказку. Глядя на мечущегося в кровати сына, Анна чувствовала, как внутри всё сжимается от беспомощности. Она мягко гладила его по спине, шептала успокаивающие слова, но ничего не помогало.
Из гостиной доносился приглушённый звук телевизора — там Максим с головой ушёл в очередной сериал, старательно отгородившись от их проблем. Лидия Ивановна к этому времени уже была дома, наверняка довольная своей "заботой" о внуке. На полу под кроватью поблёскивали яркие конфетные фантики — немые свидетели очередного вторжения в их жизнь.
Анна посмотрела на часы: почти одиннадцать, а сна ни в одном глазу. Горько усмехнувшись, она подумала, что никогда ещё не чувствовала себя такой одинокой, находясь в собственном доме, в окружении собственной семьи.
После той ночи вмешательство Лидии Ивановны стало ещё более настойчивым. В один из дождливых вторников Анна зашла на кухню и застыла в дверях. Свекровь, напевая что-то себе под нос, выкладывала из пакетов какие-то баночки с детским питанием.
— Это что? — Анна почувствовала, как предательски дрогнул голос.
— Ой, Анечка! — Лидия Ивановна просияла. — Представляешь, встретила сегодня Валентину Петровну, она педиатром всю жизнь проработала. Рассказала ей про Мишеньку, а она говорит — неправильно вы его кормите. Вот, посоветовала специальное питание...
Анна медленно выдохнула, досчитала до пяти.
— А вы не подумали спросить нас? Может, у нас есть свой педиатр? Может, у Миши индивидуальный план питания?
— Да какой там план! — Лидия Ивановна всплеснула руками. — Ты посмотри, какой он худенький! В его возрасте Максим был...
— Прекратите! — Анна ударила ладонью по столу. — Прекратите сравнивать его с Максимом! Это другой ребёнок, другое время, другие нормы!
На шум прибежал Миша. Его глаза испуганно забегали от мамы к бабушке.
— Мамочка, почему ты кричишь? — его нижняя губа задрожала.
Лидия Ивановна тут же подхватила внука на руки:
— Ничего, солнышко, это мама просто устала. Бабушка знает, что тебе нужно. Вот, смотри, что я тебе принесла...
— Поставьте его на место, — процедила Анна сквозь зубы. — Немедленно.
— Господи, да что ты как мачеха-то себя ведёшь? — возмутилась свекровь, но ребёнка опустила. — Я же о нём забочусь! Я, между прочим, троих детей вырастила, а ты...
Договорить она не успела — на пороге появился Максим, вернувшийся с работы раньше обычного.
— Что здесь происходит? — он растерянно переводил взгляд с жены на мать.
— Ничего особенного, — Анна схватила свою сумку. — Твоя мать просто снова решает, как нам жить. А ты, как всегда, будешь стоять и молчать.
Она выскочила из квартиры, глотая слёзы. Позади слышался взволнованный голос свекрови: "Максим, ну объясни ты своей жене..." и тихий плач Миши.
На улице моросил дождь. Анна брела по лужам, не разбирая дороги. В голове стучала одна мысль: "Так больше не может продолжаться. Что-то должно измениться. Должно..."
Телефонный звонок раздался, когда Анна заканчивала презентацию для важной встречи. На экране высветился незнакомый номер.
— Анна Сергеевна? Это медсестра из детской поликлиники на Весенней. Хотела уточнить по поводу анализов Миши...
Анна нахмурилась: — Каких анализов?
— Которые сегодня сдавали. Бабушка просила перезвонить маме, если будут отклонения...
Внутри всё оборвалось. Миша должен был быть в детском саду. Анна, с трудом сдерживая дрожь в голосе, уточнила: — В котором часу они у вас были?
— Примерно в одиннадцать. Лидия Ивановна очень переживала из-за его веса, и доктор порекомендовал...
Анна не дослушала. В висках стучало, к горлу подступала тошнота. Она забрала ребёнка из сада. Без спроса. Повела к чужому врачу. Даже не позвонила.
Трясущимися пальцами Анна набрала номер заведующей детским садом. Та подтвердила — да, бабушка забрала Мишу, сказала, что родители в курсе...
Следующие два часа прошли как в тумане. Анна металась между яростью и страхом. Она звонила свекрови — телефон был выключен. Звонила мужу — "абонент недоступен". В детский сад вернулись только в три часа дня — Лидия Ивановна привела довольного Мишу с новой машинкой в руках.
Дождавшись вечера, когда Миша уснул, Анна встретила мужа в коридоре.
— Нам нужно поговорить, — её голос звучал непривычно спокойно.
Максим, видимо почувствовав что-то неладное, молча прошёл на кухню. Анна закрыла дверь и повернулась к нему:
— Твоя мать забрала сегодня Мишу из сада. Без нашего ведома. Повела к какому-то врачу. Сдавала анализы. Ты понимаешь, что она перешла все границы?
Максим побледнел: — Что? Почему она...
— Почему? — Анна горько усмехнулась. — Потому что ты ей это позволяешь. Потому что она уверена — ей всё можно. А знаешь, что самое страшное? Она подвергла опасности нашего ребёнка. Вдруг у него была бы реакция на что-то? Вдруг...
Она замолчала, пытаясь справиться с подступающими слезами.
— Я больше не могу так, Максим. Или ты решаешь этот вопрос с матерью, или я запрещаю ей видеться с Мишей. Выбирай.
Максим сидел, опустив голову. В кухне повисла тяжёлая тишина, нарушаемая только тиканьем часов. Где-то в глубине квартиры сонно завозился Миша.
— Я... поговорю с ней, — наконец произнёс он. — Завтра же.
На следующий день Максим стоял перед дверью родительской квартиры, чувствуя себя снова маленьким мальчиком. Он помедлил, прежде чем нажать на звонок. За дверью послышались знакомые шаги.
— Максимушка! — мать расплылась в улыбке, но тут же нахмурилась, заметив его напряжённое лицо. — Что-то случилось?
— Надо поговорить, мам.
В квартире всё было по-прежнему: знакомый запах маминых пирогов, старые фотографии на стенах, его детские грамоты, которые мать до сих пор не снимала. Он прошёл на кухню, сел за старый кухонный стол, за которым когда-то делал уроки.
— Мам, так больше нельзя, — начал он, глядя в пожелтевшую клеёнку. — То, что ты вчера сделала...
— А что я сделала? — перебила Лидия Ивановна, гремя чашками. — О внуке позаботилась? Да, отвела к врачу! И правильно сделала — он же худой как щепка!
— Ты забрала его без разрешения, — Максим повысил голос и сам удивился этому. — Без единого звонка нам. А если бы что-то случилось?
Лидия Ивановна замерла с чайником в руках: — Господи, да что могло случиться? Я его бабушка! Я же не чужой человек!
— Мама, — Максим почувствовал, как к горлу подступает ком, — ты не просто бабушка. Ты — бабушка, которая должна уважать решения родителей.
— Вот значит как, — чайник с грохотом опустился на плиту. — Это она тебя научила так с матерью разговаривать? Это всё твоя Анна?
— Не впутывай сюда Анну! — он ударил ладонью по столу, и чашки звякнули. — Это не про неё! Это про то, что ты постоянно вмешиваешься в нашу жизнь!
— Вмешиваюсь? — голос матери задрожал. — Я о вас забочусь! Я всю жизнь только и делала, что заботилась! А теперь что — я плохая? Я враг?
Она опустилась на табуретку, закрыв лицо руками. Её плечи задрожали.
— Мам, — Максим почувствовал, как сердце сжимается от боли, — ты не враг. Ты самый родной человек. Но пойми — у меня теперь есть своя семья. Анна и Миша — это моя семья. И я должен защищать их интересы.
— От меня защищать? — она подняла заплаканное лицо. — От родной матери?
— От любого вмешательства, — он старался говорить мягко, но твёрдо. — Даже от самого любящего. Мам, я не отказываюсь от тебя. Я просто прошу — уважай наши границы. Спрашивай разрешения. Советуйся с нами.
Лидия Ивановна долго молчала, глядя в окно. За стеклом качались голые ветки старой яблони, которую когда-то посадил отец.
— Я просто боюсь, — наконец произнесла она тихо, — боюсь стать ненужной. Вы все выросли, разъехались... А я как будто не знаю, кто я теперь.
Максим пересел ближе, обнял её за плечи: — Ты всегда будешь нужна нам, мам. Просто... по-другому. Не как главная в нашей жизни, а как любимая бабушка, которая уважает наш выбор.