Борис Николаевич Тимофеев-Еропки́н родился 10(22) июля 1899 года в Москве в семье инженера.
Такое начало характерно для большинства рассказов о писателе Борисе Тимофееве... Но в нем есть небольшая ошибка. По какой-то причине (скорее всего просто перепутали) дату рождения сдвинули на месяц, записав вместо июня июль, и Бориса Николаевича немного омолодили. Я бы тоже это упустил и не нашел записи, поскольку просматривал сведения о родившихся в Москве в июле 1899 года, и лишь по какой-то случайности именно нужную книгу открыл на несколько страниц раньше. Правда, чуть позже попалась и автобиографическая заметка, где день, месяц и год вполне соответствуют метрической записи. Неточность была и в ней, но другая: по новому календарю родившимся в XIX веке нужно прибавлять к своему дню рождения не 13 (как в ХХ веке), а всего лишь 12 дней. А Борис, рассказывая о себе, скорее всего ни о чем таком не задумывался и прибавил по максимуму, но исправлять документ уже поздно...
Отец Бориса - потомственный дворянин, выпускник Императорского Московского технического училища (ИМТУ), инженер-механик Борис Николаевич Тимофеев (1861-после1926). Работал начальником депо на станции Старая Коломна. Мать - дочь потомственного почетного гражданина, выпускница Московского училища ордена Св. Екатерины (Екатерининского института благородных девиц) София Федоровна Дмитриева (1870-1942). Ее отец - директор бумагопрядильной фабрики в Раменском и профессор ИМТУ Федор Михайлович Дмитриев, мать - Елизавета Павловна Нащокина, приемная дочь графини Екатерины Петровны Луниной-Риччи, знаменитой оперной певицы, двоюродной сестры декабриста Михаила Лунина. О родителях Бориса, истории их знакомства, друзьях и родных я расскажу в другой статье, здесь же отмечу, что поженились они в 1894 году и что ребенком он был не первым, в октябре 1896 года в семье родилась дочь Наталия, крестным отцом которой был Николай Павлович Малютин, представитель богатейшей купеческой династии, владелец фабрики в Раменском, где и родилась София Федоровна.
Жить в Москве, в доме Рукавишникова Борису довелось недолго, в том же году семья переезжает в Санкт-Петербург. Николай Иванович получает в столице должность заведующего подвижным составом в Управлении конно-железных дорог (тех самых, по которым ходили конные трамваи, в просторечии - конки). Работу в депо в Коломне на момент крещения сына он по всей видимости завершил, на новой еще не утвердился, поэтому в метрическом свидетельстве указал, что он бывший почетный старшина при московском совете детских приютов (назначение это он получил еще в 1892 году). Можно лишь предполагать, как ему удалось перебраться в Петербург, я связываю это с тем, что его родственник и покровитель Клавдий Семенович Немешаев, ставший через несколько лет министром путей сообщения, именно в 1899 году был направлен с поста начальника Сызрано-Вяземской железной дороги на работу в министерство. Вполне вероятно, что поручившись когда-то за жениха на венчании, он и здесь поспособствовал его продвижению.
Главная контора Управления конно-железных дорог находилась на Литейном 35, поэтому и жилье Тимофеевы постарались найти поближе к месту работы главы семейства. Сначала это был Невский, 110 (1899), затем Литейный, 49 (1900-1904), Сергиевская, 38 (1905-1913) и Бассейная, 60 (1914-1940е). Два первых адреса Борис вряд ли запомнил, а вот два других связаны со многими важными событиями в его жизни. Но об этом после, а пока вернемся к отцу. Должность у Николая Ивановича ответственная, в квартире в 1904 году устанавливают телефон, номер которого сохраняется при переездах, он остается четырехзначным даже после увеличения количества знаков у новых абонентов. К слову, годовая плата за телефон составляла около 50 рублей, сумма не такая уж и малая по тем временам.
Борис растет, и его надо определять в учение. Гимназия, которую выбрали для него родители, находилась на одной из ближайших улиц, на Кирочной. В доме 8 располагалось знаменитое училище св. Анны (Анненшуле), история которого начинается с 1736 года. Преподавание велось на немецком языке, поэтому с большой долей вероятности можно сказать, что учиться Борис начал еще в подготовительной школе при училище. Ведь ученикам, чтобы хорошо успевать по всем предметам, нужен свободный немецкий, а обучение лучше начинать с самых ранних лет.
Про школьные годы Бориса Тимофеева известно мало, но можно делать кое-какие предположения, основанные на информации, полученной из разных "параллельных" источников. Анненшуле - одна из лучших гимназий Санкт-Петербурга того времени, уровень преподавания очень высокий, выпускники без особых проблем поступают в самые известные университеты мира. Из однокашников Бориса отметим Сергея Мартинсона, знаменитого артиста, создавшего невероятно много запоминающихся образов в театре и кино, актера редкого дарования, заслужившего любовь зрителей своим талантом и преданностью профессии. С Борисом они одногодки, о близкой дружбе сведений нет, но знакомы они наверняка были. Спустя годы судьба еще раз сведет двух одноклассников в совместной работе, когда в Московском Мюзик-Холле будут ставить оперетту "Четыре ошибки" (1933-36 годы). Либретто к ней напишет Борис Тимофеев, а в постановке будет участвовать Мартинсон (сохранились даже его пометки на тексте либретто). Пока же в характеристике будущего литератора отметим свободное владение немецким, а также знание французского, латыни и греческого, которые были обязательными в Анненшуле, учителя здесь в своем деле толк знали и учеников недоучками из школьных стен не выпускали.
В 1914 году семья Тимофеевых переезжает, ее новый адрес - Бассейная 60. Район все тот же, отцу на работу и сыну в гимназию можно ходить пешком. Жалование Николая Ивановича позволяет приобрести собственное жилье, и он вступает в один из первых петербургских кооперативов "Бассейное товарищество собственников квартир". Квартира в таком доме могла стоить от 10 до 20 тысяч рублей, в зависимости от расположения и площади, но первый взнос составлял 40%, что несколько облегчало покупку (забегая вперед, заметим, что полностью выплатить стоимость квартир в связи с известными событиями никому так и не придется).
Дом, знаменитый и своей архитектурой (единственное здание в Петербурге, в декоре которого использовались ассирийские мотивы), и своими жильцами. С Тимофеевыми соседствуют лидер партии кадетов, депутат Государственной Думы Павел Николаевич Милюков, член ЦК той же партии, инженер, предприниматель и философ Николай Николаевич Глебов, художник Иван Билибин и многие представители тогдашней элиты. Жил тут с родителями и Игорь Бахтерев (1908-1996), который в конце 20-х придумает название ОБЭРИУ и станет одним из основателей этой литературной группы. В 1918 году, когда Борис окончит гимназию (а улицу переименуют в честь Некрасова, снимавшего когда-то в доме на углу с Литейным проспектом квартиру у министра просвещения Авраама Норова), часть жильцов, не пожелав жить в новых условиях, покинет этот дом, а на освободившиеся места приедут другие квартиранты. Среди них будет и будущий народный артист Юрий Толубеев, отец которого, ротмистр царской армии, перешел на сторону красных и стал служить в Первой конной у Буденного. В том же году в доме поселился и Густав Трауготович Гейнике с дочерью Ираидой, нам более известной как Ирина Одоевцева. Она, конечно, не могла не познакомиться с начинавшим делать первые шаги на литературном поприще юным Борисом Тимофеевым. Впрочем, лучше дать слово ей самой:
Мы – слушатели «Живого слова», «живословцы» – успели за это время не только перезнакомиться, но и передружиться. Я же успела даже обзавестись «толпой поклонников и поклонниц» и стала считаться первой поэтессой «Живого слова». Кроме меня, не было ни одной настоящей «поэтессы». Самый «заметный» из поэтов, Тимофеев, жил, как и я, на Бассейной, 60 и, возвращаясь со мной домой, поверял мне свои мечты и надежды, как брату-поэту, вернее, сестре-поэту. Он был так глубоко убежден в своей гениальности, что считал необходимым оповестить о ней великолепными ямбами не только современников, но и, через головы их, – потомков
Потомки! Я бы взять хотел,
Что мне принадлежит по праву —
Народных гениев удел,
Неувядаемую славу!
И пусть на хартьи вековой
Имен народных корифеев,
Где Пушкин, Лермонтов, Толстой, —
Начертан будет Тимофеев!
На «хартьи вековой» начертать «Тимофеев» ему, конечно, не удалось. Все же такой грандиозный напор не мог пропасть совсем даром. Это он, много лет спустя, сочинил знаменитые «Бублички», под которые танцевали фокстрот во всех странах цивилизованного мира:
Купите бублички,
Горячи бублички,
Гоните рублички
Ко мне скорей!
И в ночь ненастную
Меня, несчастную,
Торговку частную,
Ты пожалей.
Отец мой пьяница,
Он этим чванится,
Он к гробу тянется
И всё же пьет!
А мать гулящая,
Сестра пропащая,
А я курящая —
Смотрите – вот!
«Бублички» действительно – и вполне справедливо – прославили своего автора. Но в те дни Тимофеев мечтал не о такой фокстротной славе. Лира его была настроена на высокий лад. Он торжественно и грозно производил запоздалый суд над развратной византийской императрицей Феодорой, стараясь навек пригвоздить ее к позорному столбу. На мой недоуменный вопрос, почему он избрал жертвой своей гневной музы именно императрицу Феодору, он откровенно сознался, что ничего против нее не имеет, но, узнав о ее существовании из отцовской энциклопедии Брокгауза и Ефрона, не мог не воспользоваться таким великолепным сюжетом ("На берегах Невы", 1967)
Интересно, что и Ирина Владимировна в том же 1918-м написала о своем месте в русской поэзии, возможно, не без влияния Тимофеева:
Нет, я не буду знаменита,
Меня не увенчает слава,
Я — как на сан архимандрита —
На это не имею права.
Ни Гумилев, ни злая пресса
Не назовут меня талантом.
Я маленькая поэтесса
С огромным бантом.
Об авторстве "Бубличков" у Одоевцевой информация не слишком точна. Речь тут скорее может идти лишь о соавторстве, первым создателем хита вместе с автором музыки Красавиным заслуженно считается Яков Ядов, Борис Тимофеев лишь обработал текст, сократил и "причесал", доведя до всем известного варианта. Что же касается развратной византийской императрицы, то замеченное Одоевцевой умение пригвоздить носителей порока к позорному столбу у Бориса Тимофеева со временем не исчезнет, сатира и басни будут одним из направлений его творчества. Про стремление Тимофеева попасть в "хартью вековую" упомянет в своих воспоминаниях и муж Одоевцевой Георгий Иванов, какое-то время тоже живший на Некрасова, 60. Он же расскажет и о страстном желании Бориса вступить во Всероссийский союз поэтов. Петроградское отделение Союза поначалу возглавлял Блок, затем власть перешла к Гумилеву, назначившего Иванова секретарем, а тот, обладая правом приема в организацию, не слишком скупился на раздачу членских билетов. Но не будем слишком строги к юному поэту за его чрезмерные амбиции и познакомимся с автобиографической запиской, составленной им спустя несколько лет.
В ней прежде всего интересна запись о службе в Красной Армии. Особенно - формулировка "пошел в ряды... где занимал ряд должностей". Какие различные должности мог занимать в Красной армии молодой человек 20-ти лет от роду, не имевший ранее никакого отношения к военной службе? Ответ напрашивается сам собой. С апреля 1919 года в ГПУ РККА существовал Просветительный отдел Политического управления Реввоенсовета (ПУР). Его работники занимались выпуском книг, газет, журналов, листовок и воззваний, лубочных картин и плакатов. Именно там мог найти себе место вчерашний гимназист, склонный к литературному творчеству. О том же направлении деятельности говорит и количество фронтов, указанное в записке. И хотя одни из них есть более поздние названия других, все же столь частые перемещения служащего РККА скорее всего могли происходить при переводе редакционных отделов на различные участки фронтов. Не будем забывать и о связи ПУРа с Наркомпросом, именно оттуда Борис мог получить направление в университет. Да и в окна РОСТА такая рекомендация вполне может подойти.
Вернувшись в Петроград, Борис посещает занятия в университете, участвует в вечерах поэзии, общается с литературной молодежью, его имя можно найти в коллективных сборниках стихов. Впрочем, были у него и собственные. Первый, "Календы", состоящий из 12 стихотворений, посвященных месяцам года, выходит в 1921 году. На нем поначалу значится - Тимофеев-Еропкин, но по выходе книги из типографии автор решает, что в излишней демонстрации дворянского происхождения нет необходимости и вручную зачеркивает вторую фамилию, поставив на ее место псевдоним - Пронский. Почему Пронский? Не знаю, могу лишь предположить, что это связано с происхождением, с дворянскими корнями отца.
В 1920 году Борис Тимофеев непродолжительное время сотрудничает с Окнами РОСТА, их Петроградским отделением. О совместной работе с Маяковским, трудившемся в столице, говорить не приходится. Владимир Владимирович лишь иногда навещал своих петроградских коллег, внося порой некоторые коррективы в их творчество. Знакомство могло и быть, но о степени его судить трудно. Что же касается самой работы, то здесь вероятнее всего было придумывание подписей к плакатам и рисункам, создаваемым художниками Владимиром Лебедевым, Владимир Козлинским, Львом Бродаты и Алексеем Радаковым. Из авторов текстов известны Александр Флит и Всеволод Воинов (он был и художником), отыскать тексты Бориса Тимофеева на плакатах вышеназванных художников мне не удалось.
На этом месте я предлагаю немного отвлечься и вместе попытаться выяснить весьма интересный (по крайней мере для меня) вопрос, были ли знакомы Борис Тимофеев и Владимир Набоков, знали ли они что-нибудь друг о друге? Прямых свидетельств, указывающих на это знакомство, нет, но я постараюсь собрать вместе все, что их могло связывать, а выводы каждый может сделать самостоятельно. Начну с родства, хотя они были не кровными родственниками, а свойственниками. Тетя Бориса, Евдокия Константиновна Дмитриева (урожденная Рукавишникова, жена брата его матери Николая Федоровича Дмитриева) приходилась двоюродной сестрой матери Набокова Елене Ивановне. Как мы видим из метрики, Евдокия Константиновна была Борису и крестной матерью. Крестным отцом его был Савва Николаевич Мамонтов, родной дядя Евдокии Константиновны, женатый на сестре матери Бориса, Евгении Федоровне Дмитриевой. Для удобства я нарисовал в галерее схему, по ней легче понять кто кому кем приходится.
Тенишевское училище, где учился Набоков, и Анненшуле находились в нескольких сотнях метров друг от друга. Обе школы были известны тем, что уделяли большое внимание физической подготовке своих воспитанников. Гимнастический зал Анненшуле - первый подобного рода из построенных в Петербурге. Он получил золотую медаль на Всероссийской выставке в 1893 году как не имеющий себе равных в Европе. Это я к тому, что футбольная команда тенишевцев, где юный Владимир был вратарем, вполне могла встречаться с командой своих сверстников из соседней школы. И если так, то будучи одногодками, Борис и Владимир должны были участвовать в одних и тех же матчах. Еще одно место, где они могли пересекаться, был все тот же дом на Бассейной улице. В нем, как я уже писал, соседствовал с Тимофеевыми лидер партии кадетов Павел Милюков. Другим лидером и его товарищем был отец Набокова Владимир Дмитриевич. Если предположить, что не все визиты были связаны с партийной деятельностью, что существовала и дружба домов, то Борис мог видеть своего ровесника, подъезжавшего с семьей на одном из автомобилей набоковского гаража к дому Бассейного товарищества.
На этом рассказ о юных годах Бориса Тимофеева-Еропкина я заканчиваю, а о дальнейшей его судьбе буду писать в следующих статьях. В качестве музыкального сопровождения предлагаю послушать романс Бориса Фомина на стихи Бориса Тимофеева "Пой цыган" в исполнении Елены Никитиной. Для Тимофеева это одна из первых попыток работать в новом жанре.