- Сгинь нечистая! –Петрович плюхнулся на дно лодки, закрыв обеими руками голову, как будто от этого русалка могла исчезнуть, словно наваждение. Конечно же, это не сработало.
Стон из камышей раздался ещё несколько раз.
- Ой, что ж делать –то?
Петрович, превозмогая страх, высунул нос из лодки. Женская рука отчаянно пыталась зацепиться, но покрывавший лодку толстый слой ила не давал этого сделать. Пальцы скользили по грязно-зелёному бортику и рука, обессилев, снова и снова падала в мутную воду.
-А может ты и не русалка вовсе? – подумалось вдруг Петровичу, и в следующий раз, когда Анжела коснулась края лодки, он успел схватить её руку.
От прикосновения к ледяной, посиневшей коже, Петрович вскрикнул.
- Господи, как жаба холодная!
Начало здесь👇
Вытащить ослабевшую Анжелу из воды оказалось не так уж и просто. Мало того, что обнажённое тело её постоянно выскальзывало и ледяная вода обжигала, так ещё и что-то зацепилось за её ноги и тянуло вниз. Перспектива погрузить обе руки в холоднющую воду совсем не радовала, но старик, закатав рукава, всё же сделал это.
Мокрое шерстяное покрывало превратилось в гирю, к тому же, обмотанная вокруг бечёвка набухла и врезалась в ноги, тугие узлы которой никак не поддавались. Смачно выругавшись, Петрович выпустил Анжелу и, вытряхнув содержимое старого рюкзака, схватил нож. Теперь, справиться с путами стало гораздо легче. В несколько приёмов он перерезал верёвки и, наконец, освободил ноги девушки.
- Милая ты моя, как это? Кто с тобой сделал это? – окончательно убедившись, что это не русалка и хвоста у неё совсем нет, воскликнул старик.
Стащив себя телогрейку, он прикрыл ею Анжелу. Всё её тело сжалось, колени подтянулись к груди, и так, скрючившись, она смогла укрыться под пропахшим табаком ватником.
- Потерпи, горемычная! – ловко орудуя одним веслом, Петрович направил лодку в старенькому дощатому пирсу.
Мысли в голове кружились, словно рой ошалевших мух. Теперь ему было даже неловко, - Какая к чёрту русалка? Девку со свету сжить хотели, а я - старый дурак, Бог весть что подумал! Пить больше не буду! – твёрдо решил он и, перескочив на пирс, подтянул лодку, надёжно закрепив её за ржавый крюк.
- Сейчас, милая. Сейчас, - пыхтя, он приподнял девушку, и тут же телогрейка соскользнула с её груди.
- Ой, Господи! – отводя глаза, вытащил её на доски. Оставалась самая малость - но теперь сильные руки и крепкие ноги Петровича не подвели. К тому же девушка была совсем худенькой, не то, что деревенские бабы.
УАЗик старика стоял неподалёку, и когда Анжела оказалась внутри, а двигатель заурчал, и автомобильная печка, оглушая воем, наполнила салон теплом, она открыла глаза.
- Помогите! У меня родился ребёнок. Я не знаю, что с ним!
- Бредит, наверное, - решил Петрович, - Помогу, помогу! Не волнуйся, милая, вмиг домой домчимся, а там и горячее молоко, и хлеба горбушка, и бутылка самогона, - перечислил он свои запасы.
Забыв и про удочку, и про рюкзак с рыбацкими снастями, Петрович рванул в деревню.
Дорога до дома, и правда, заняла не больше получаса. Всё это время девушка, лежащая под телогрейкой на заднем сиденье, не издала ни звука. Казалось, она умерла. Петрович даже останавливал машину и, прижав ухо к её губам, слушал едва уловимое, прерывистое дыхание.
- Ты смотри мне! Не умирай! - попросил он и Анжелу, и Господа Бога.
Молитвы старика были услышаны обоими. Она так хваталась за тоненькую нить жизни, что невероятными усилиями не позволяла себе отключиться. Плотно сжатые губы и закрытые глаза создавали ощущение, что она без чувств. Но нет, так она берегла силы, так она удерживала себя в сознании.
УАЗик, рыкнув, остановился перед стареньким деревянным домом. Подхватив девушку на руки, Петрович занёс её в дом. Здесь было темно и холодно, в узкие оконца утренний свет едва проникал. Петрович чертыхнулся, споткнулся через пустое ведро и положил обмякшее тело на кровать с высоким металлическим изголовьем.
Простыни, а тем более пододеяльника его постель давно не видела. С тех пор как похоронил сына и свою ненаглядную Полину Степановну он спал прямо на покрывале, накрывшись, чем придётся. Сейчас почему-то стало стыдно. Он полез в шкаф и, выкинув гору пожамканных тряпок, нашёл вязаный плед. Скупая слеза заволокла взгляд, этот плед вязала жена. Как давно это было! Анжела, приподнявшись на локтях, издала какой-то звук, привлекая его внимание.
- Сейчас, сейчас станет тепло, - старик вышел из оцепенения и накрыл девушку, а потом, налив полстакана самогона, поднёс мутную жидкость к губам.
Анжела поморщилась, запах оказался таким едким, что в носу засвербело, и она замотала головой.
- Надо! Тебе это надо, - настаивал Петрович, вливая несколько капель.
Горло обожгло, Анжела закашлялась, но почти сразу по телу пробежала тёплая волна. Она кивнула. Петрович понял её жест как согласие и осторожно помог сделать ещё несколько глотков. Жидкость не меньше шестидесяти градусов наполняла жизнью каждую клеточку измученного тела. Веки её отяжелели, дыхание её стало ровным, она провалилась в крепкий сон.
Заботливо поправляя плед, Петрович погладил спутанные волосы девушки, несколько секунд всматривался в черты лица, не понимая, как такая молодая, красивая женщина оказалась в реке, какие злыдни сотворили с ней такое, какие монстры обрекли её на смерть?
******
- Я останусь здесь, сниму номер в гостинице и буду ждать результата экспертизы, - Мангейм был настроен решительно.
Григорий и не ждал, что профессор уедет, поэтому заранее позвонил и забронировал номер.
На профессора было больно смотреть. Он был так несчастен и подавлен, когда выходил из квартиры Катерины, и дверь с лязгом захлопнулась за ними, что Григорий сочувственно похлопал его по плечу.
- А вы почему занимаетесь этим делом? - спросил вдруг Мангейм.
- Я…, - Григорий подбирал слова.
- Вы любите Надю? Я не удивлён, эта женщина легко может вскружить голову. Я сам попался на её чары. Она ответила вам взаимностью?
- Нет. Не знаю, я не предлагал, она не догадывалась.
- Женщины чувствует это. Уверяю вас, она знает, что вы её любите.
- Вы думаете?
- Я уверен. Найдём её, и сами спросите.
- Больше всего на свете я хочу найти Надю!
- И я.
- Вы не боитесь соперничества?
- Помилуйте! Я старый человек, а вы молодой и сильный. Я хочу воспитывать свою дочь, быть с ней рядом, и всего лишь. Да и чувства давно остыли. Извела меня Надежда своими истериками.
- Мы об одном человеке говорим с вами? – вдруг усомнился Гриша.
Мангейм не ответил. Его сгорбленная спина уже маячила впереди, спускаясь по лестнице.
Оба мужчины до самой гостиницы не проронили больше ни слова. Каждый вспоминал свою Надю.
Им предстояла томительная неделя ожидания.
У Катерины было только шесть дней, чтобы найти выход на лабораторию и получить такое заключение, которое не оставляло бы сомнений, что Глаша – её родная внучка. Для этого, она достала из тайника, устроенного под полом, все свои сбережения, а было их, ни много –ни мало, - миллион рублей, и слюнявя указательный палец нашла заветный номер телефона в потрёпанной записной книжке.
Привычка заводить знакомства в поезде и записывать номера пассажиров теперь пришла ей на выручку. После ухода Мангейма, она сразу же вспомнила, как однажды её пассажиркой оказалась пышногрудая врачица с бриллиантовыми серьгами в ушах и надрывным, грудным смехом. Врачица, приговорив несколько рюмок беленькой, напрочь забыв о врачебной тайне, тарахтела о курьёзных случаях в её клинике, где обманутые мужья и брошенные жёны делали экспертизы на отцовство.
- А если я к вам обращусь, поможете? - спросила тогда Катерина.
- Легко! Только стоить это будет миллион, - заржала врачица и тяпнула ещё одну рюмку.
Сейчас был именно такой случай, когда отдать всё было не просто не жалко, а жизненно важно.
Во-первых, Катерина избегала подозрений, а может быть, и обвинений, кто жил с ней под именем её дочери и куда делся, а во-вторых, Глаша оставалась с нею, и уже никто, ни чёрт, ни профессор Мангейм, ни Григорий, не смогли бы отобрать девочку.