- Очухалась! – Петрович помешивал наваристый суп большой деревянной ложкой. Краем глаза он наблюдал, как девушка открыла глаза, как резко села на кровати, аж заскрипела старая панцирная сетка, как осмотрелась по сторонам.
- Щас супчика жахнем с тобой. Тебе на пользу будет, да и мне тоже, что-то стар я девок из реки выуживать.
Анжела слушала его скрипучий голос, который странным образом успокаивал, унимал головную боль. Поднеся деревянную ложку к губам, спрятанным за густыми усами, старик попробовал обжигающий бульон, довольно крякнул и металлической рогатиной ловко подтащил закопчённый горшок с супом к краю печки.
Начало здесь👇
Она видела, как он перекрестил свою стряпню, и широкая улыбка растянула его морщинистое лицо до ушей.
- Знатный супчик получился, ты вмиг у меня на поправку пойдёшь.
Он подошёл к ней, подставил табурет к краю кровати и, уперев обе руки в костлявые колени, тяжело опустился на него.
- Спасибо, - совсем тихо произнесла Анжела и положила руку на его шершавую ладонь. Он ответил, сжимая пальцы, крепко, но не больно, как-то по-отечески с теплотой, на какую только был способен одинокий старик.
- Да что уж там, - его газа заволокла пелена, плакать Петрович давно не мог со смерти жены, а теперь вдруг нашло.
Несколько слезинок скатились и по щекам Анжелы. Оба молчали, какие уж тут слова!
А за узкими оконцами старого дома уже садилось солнце, бросая последний луч на сгорбленного старика и молодую женщину с печальными глазами. И надо бы уже этому лучу вернуться под бочок солнца, да никак он не может выпустить из поля зрения неприкрытую душевную боль двух таких разных людей, и вместе с тем их единение, их силу, которую черпают они друг от друга. Ещё на мгновение лучик задержался в комнате и исчез. Стало почти темно, теперь в глазах Анжелы отражался только огонь из печки, дрова потрескивали, ароматная струйка супа защекотала нос. Она несколько раз втянула её.
- Что ж это я? Давай поедим. А может ещё по чарочке? - опомнился Петрович.
- Нет, - замотала головой Анжела.
- Ну, нет, так нет. Тогда чайку крепкого и поговорим.
- Поговорим.
Куриный суп был бесподобен, такого она никогда не ела. Конечно, мама готовила бульоны из жирной говядины или баранины, и вкус у него тоже был волшебный, но этот из глиняного чугунка был какой-то особенный. Орудуя деревянной ложкой, Анжела поглощала его с невероятной скоростью, ощущая, как силы возвращаются к ней, как загорелись щёки, как кровь быстрее потекла по венам. Старик не сводил с неё глаз, очень довольный он то и дело угукал, часто и с каким-то особенным волнением расправляя густые усы по разным сторонам.
- А теперь чайку, - эмалированная кружка сменила такую же эмалированную и уже пустую миску.
Анжела пригубила дымящийся напиток, и тут же закашлялась, такой горький и крепкий он был.
- Не понравилось? Знаю, на чефир больше похоже, щас, водички долью, разбавим.
Солидно плеснув воды из ковшика, Петрович пододвинул с ней кружку, - А так?
- Спасибо, теперь гораздо лучше, - соврала Анжела, чтобы не обидеть старика. Протолкнув в себя несколько глотков, она замолчала, от пережитых кошмаров её всю передёрнуло.
- Полежи ещё, ты слабая очень.
- Нет. Я хочу поговорить.
- Давай поговорим.
- Вы спасли меня. Если бы не вы, я бы уже умерла, - голос Анжелы дрожал, - У меня родился ребёнок, я не знаю, где он, что с ним. Мне надо идти.
- Куда ж ты пойдёшь на ночь глядя? Нет, так дело не пойдёт!
Анжела вдруг поняла, что не знает название деревни, в которой жила последние восемь месяцев. На её лице отразилась такая боль, что Петрович даже испугался.
- Ну, ну. Не волнуйся. Ты живая, даст Бог, наберёшься сил! Всё в твоих руках. Это только мёртвые ничего уже изменить не могут.
- Как вас зовут?
- Петрович.
- А по имени?
- Анатолий Петрович, да меня по имени давно уже никто не называет.
- А я Надя, - Анжела помнила всё, только имя, которым звала её Катерина, так крепко засело в её голове, что настоящее куда-то улетучилось, будто и вовсе его не было.
- Красивое имя. Что ж случилось с тобой?
Анжела рассказала старику всё: как ехала в поезде, как попала в катастрофу, как Катерина привезла её к себе в деревню, как начались роды и как её изученную и обессиленную бросили в реку.
Голос девушки то дрожал, то срываясь на слёзы, замолкал, то, негодуя, повышался, то снова замирал.
Весь рассказ старик слушал, не перебивая. Старое полотенце, которое яростно комкали его шершавые руки, чуть ли не трещало от обиды и несправедливости, от ужасных испытаний, выпавших на долю Анжелы.
- Господи, милая ты моя. Как же это? Но знаешь, что? Господь спас тебя не зря и меня старого отправил к тебе на помощь.
После его слов крупные слёзы прорвались наружу, и она уже не скрывая их, рыдала во весь голос, выплёскивая ярость, злость, обиду, отчаяние. С этими слезами душа её очищалась от скверны, от лжи, в паутине которой так коварно запутала её Катерина.
- Теперь вы понимаете, что я не могу ждать? Моя дочь у этой женщины, я боюсь за неё!
- Я понимаю. Но силы тебе понадобятся не дюжие. Что ты можешь сделать такая слабая? Нет уж! До утра доживём, и тогда поедем искать твою девочку, знать бы только куда?
Однако их планам не суждено было сбыться. Ночью у Анжелы поднялась высокая температура, она начала бредить, и Петрович побежал к сельскому фельдшеру.
Паренёк-фельдшер оказался щуплым и не опытным, попав сюда сразу после училища, он сделал Анжеле какой-то укол и сказал, что нужно везти её в больницу, что больше ничем помочь он не может. Петрович обдал его таким презрительным ледяным взглядом, что фельдшер поспешил поскорее убраться, а старик закутал Анжелу с вязаный плед и той же ночью помчался в райцентр.
Не сразу, но Анжелу увезли на каталке, и ещё долго выговаривали старику, что у неё нет документов. Петрович ждал в приёмном покое. Белая лампа под потолком противно гудела, его старые ноги дрожали, но голова была ясная. Почти час он молился, беззвучно шевеля губами. Наконец ,вышел доктор.
- Вы привезли женщину?
Старик вскочил, и старые колени предательски хрустнули.
- Я. Что с ней?
- Кто она вам?
- Внучка, - соврал Петрович.
- Так вот, дедушка. У вашей внучки недавно были тяжёлые роды, из-за этого и ухудшилось её состояние. В больнице рожать детей надо, а не дома на лавке!
Старик принял критику с опущенными глазами.
- Она выкарабкается?
- Организм молодой, будем надеяться. Так что нечего вам тут больше делать, поезжайте домой, поспите.
- Никуда я не поеду.
- Ну, как хотите, - равнодушно бросил доктор и ушёл, оставляя старика в безлюдном больничном коридоре.
Осмотревшись по сторонам, в дальнем углу коридора Петрович увидел огромную кадку с цветком. Раскинувшиеся лопухами листья подходили отлично, чтобы примостившись на скамейке под ними, прислониться плечом к деревянной кадке и забыться тревожным сном. Так он и поступил, заснул не обращая внимания на гудящую над головой лампу и ворчащую медсестру из приёмного покоя.
А наутро, когда тётка-уборщица грубо толкнула в его затёкшее плечо и со словами «Нашёл, где спать пьянь», он раскрыл глаза, ему сообщили, что Анжела впала в кому.