- А зачем вообще тебя к нам отправили?
- Ну, для сбора информации, в основном, посмотреть как вы живете...
- Коля, ты шпион?
- Понимаешь, Андрей, шпионаж подразумевает материальную заинтересованность. А нам от вас ничего не нужно. Мы слишком разные. Просто интересно, наверное, необычно. Я рад, что меня отправили. И что настроен я именно на тебя.
- Все-таки друг?
- Да, конечно.
Странные разговоры, странное лето, странные сны Андрея.
Всем нам хочется повзрослеть, а потом думаем : куда торопились? Только поздно уже. Ушло легкое и бездумное восприятие мира и лег он на плечи всей тяжестью своей, не вывернешься.
6.
Большой серебристый джип шел, переваливаясь в колеях по малонаезженной просеке. Шансон продолжал орать из открытых окон.
- Выключи музыку свою.
- Чево?
- Лес здесь.
- И че?
- В лесу тихо надо.
- Сосны на голову упадут?
- Короче, выруби и все.
- Да, ладно. Помешало ему.
Стало тихо. Прорезались гул двигателя и шорканье сосновых и березовых веток о кузов машины.
А медвежата уходили все дальше, играя, порыкивая, кусая никакими еще зубами друг друга за лапы.
И, выйдя на очередную черничную поляну, наткнулись на чужих. Один зарычал тонко, по-щенячьи, другой хотел убежать. Запах чужих, резкий, ни на что не похожий, раз"едал ноздри, с ума сводил.
- Во, двое, - как бы даже обрадовался молодой.
Старый заперхал горлом, отдышался:
- Нам одного заказали.
- А че со вторым?
- Кончать надо, разорется. Да ты что?- увидев, как молодой достает ружье, второй опять зашелся в кашле,— тихо надо. Услышат. Или мать или егерь, кто-то точно спалит. Прикладом или ножом.
Дважды опустился приклад.
Одной живой душой стало меньше под солнцем.
- Мешок не порвет?
- Не должен.
- Валим.
В багажнике джипа была клетка сваренная из арматуры. Молодой погнал машину дальше по просеке, ища место развернуться.
Медведица проснулась. Белка над головой цокотила так, как будто их там было семеро. Что-то вошло в ее сон, вскрик, плач, рык щенячий. Беда.
- Беда, беда,- нарывалась белка.
Туча прикрыла солнце, с болота потянуло сыростью.
Медведица, задрав морду, нюхала воздух, чувствовала в нем чужое, нездешнее, и еще этот зудящий звук.
Беда.
Упав на все четыре, через кусты и мелкий осинник, оставляя клочья шерсти на стволах и ветках, устремилась она туда, где был непривычный запах и, время от времени раздавался заглушенный чем-то плач медвежонка.
Если бы за рулем сидел старый, он бы сшиб медведицу, помял бы машину, но и зверю пришлось бы плохо. Даже для медвежьей мощи тяжелый джип, это танк, из-под которого живым не выберешься.
Но за рулем был молодой. Увидев вставшего на дыбы медведя прямо перед капотом, он на- автомате крутанул руль влево, об"ехать, и, со всей дури, вписался в сосну.
Старый умер сразу, разбив голову о панель, а молодой ворочался, весь изломанный, в сознании, но без единой мысли в наполненной болью, окровавленной башке.
Медведица дернула левую дверь, далеко отбросив ее от машины, а после зацепила когтями то, что шарохалось внутри, истошно подвывая. Это она порвала и тоже бросила рядом с машиной.
Маленький кричал в багажнике. Он чуял, что мать рядом, и кричал. Медведица раскровенила обе передних лапы, измяла джип, как консервную банку, но не смогла открыть багажник, добраться до плачущего.
И только сопение ее и тяжелые удары по железу жили в лесу. Птиц стало не слышно. Ветра не было. И даже белка молча сидела на сосне.
7.
Уже где-то к обеду следующего дня баба Нюра Сиротская( фамилия была по мужу Сирота ) привела в сельсовет старшую внучку Светку, второклассницу, всю в соплях и в слезах. После недолгих расспросов выяснилось, что она с Валькой, младшей, детсадовской еще, пошли за малиной и недалеко от просеки наткнулись на разбитую машину и медведя.
- Он мужика ел, прямо голову от"ел ему. Валька закричать хотела, но я ей рот зажала и домой отволокла. И запах там... И как будто стонет кто, тихо так...
Председатель сидел на своем месте почти четверть века. И перестройку пережил, и сейчас, бандитские эти времена, безденежные, бестолковые тоже пытался пережить. Он сразу набрал участкового. Благо и идти недалеко, до милиции метров двести. Саныч, по возрасту председателю ровня, выслушал все, поморщился, в окно посмотрел и спросил просто:
- Семеныч, ты от меня что хочешь-то?
- Авария там, убийство, может. Зверь человека ест, ну?
- Позвоню в район.
- А сам?
- Что сам? Мне три месяца уже зарплату не плотят. И патронов у меня к " макарову" тоже три, а прошибет эта пукалка медвежью шкуру? Что-то неуверен я. Пусть район разбирается.
- Охотники у нас есть?
- Охотники у нас есть, а то ты не знаешь. На утку, на фазана, некоторые пытаются зайца тропить по зиме, а в основном охотники наши ворон по огородам гоняют.
- А Петр Алексеевич?
- Егерь? Так он за болотом. Там где Тимофеевка из трясины выходит. У него на берегу и сторожка. По прямой от нас километров тридцать.
Помолчали. Говорить больше не о чем было. Некому было на медведя идти.
Андрей читал все утро в прохладе полутемной избы, не зная про то, отчего полдня уже гудела деревня.
Попив простокваши, вышел на крыльцо. Посидели с Колей. Поговорили о том, что Андрей прочитал. Коля высказался в том смысле, что, как исследователю, ему интересно, а по сути - туфта. Андрей поспорил маленько, а потом согласился.
Кот пришёл. Задравши хвост, неторопливо прошествовал мимо Байкала, занятого свинячьей костью, забрался на крыльцо. Жарко. Кот сел, как всегда, рядом с Колей и начал вылизываться. Был он в паутине, каком-то мелком лесном мусоре, раздвоенных сосновых иглах...
- Ты где шлялся? - спросил Андрей.
Кот даже не посмотрел в его сторону, наводил чистоту. Коля тоже смотрел на кота, что-то он другое видел, кроме паутины и мусора. Но, как и Кот, тоже перемолчал.
Пришел деда Митя, насквозь пройдя Колю, не успевшего встать с крыльца, зашел в избу и пропал в прохладной тишине.
- Пойду, чайник поставлю, - Андрей поднялся.
Коля положил руку на холку Коту, тот отодвинулся недовольно и продолжал умываться.
8.
Ей не впервой было есть падаль, но эта даже на вкус была слишком сладкой и тошнотворной. Она просто не могла уйти от машины и ела то, что рядом.
На второй день плач затих. Медведица еще ходила вокруг, ворошила трупы браконьеров, била лапами по железу и пластику.
Но обреченность наступившей тишины была окончательна.
Тогда, зализывая на ходу кровоточащую лапу, она ушла в лес. В ее голове не мог возникнуть четкий план, но инстинкт подсказывал, что этих в живых оставлять нельзя. И нечего выбирать, как делала она раньше, кто пахнет порохом и водкой, а кто молоком и малиной. Все они одинаково были виновны и опасны, а значит осуждены на смерть.
Сквозь одурь усталости приходило странное осознание себя. Я - такая, другая, по сравнению с остальным лесом, миром. И эти двое, лобастые, это тоже была я, но немножко отдельная. И больше этого нет.
Очнулась она на краю болота. На лапе, зацепившись за коготь, висел дохлый барсук, раздувшийся, грязный, видно сам сдуру навстречу выскочил.
Болото жило своей зеленой жизнью. Дышало, цвело, умирало и уходило в трясину. Пели комары. Черпанув болотной грязи, она размазала ее по морде, перед этим брезгливо стряхнув барсука. И от тоски, от ощущения присутствия неведомой силы, враз перевернувшей судьбу ее, медведица зарычала. Не просто зарычала, заплакала в голос. И болото замерло, слушая этот рык. Даже выпь притихла. И лягушки беззвучно открывали и закрывали щелястые рты.
9.
Андрей наконец уговорил Колю сходить в лес. Вид у Коли был такой, с каким в первый раз окунаются в прорубь.
- Ты боишься?
- Да нет, тут другое. Много жизни. Я ведь не так, как ты это вижу. У вас жизнь кругом, и кажется, что ценность ее утеряна.
- А у вас?
- У нас живое - редкость, чудо. Если найдешь, нужно оберегать, заботиться.
- Ты говорил, у вас нет смерти.
- Смерти нет, но живое легко переходит в неживое, а обратно - с трудом, понимаешь?
- Пытаюсь. Привыкай, у нас все живет, все умирает и по новой. Так идем?
- Конечно. Я готов.
Андрей взял корзину под грибы и бабушкин туесок, вдруг ягода попадется. Далеко в лес он заходить не собирался, решил для первого раза походить с Колей ближним березняком, пусть подивится жизни нашей.
Шли не торопясь, Андрей сложил уже в корзинку пару хороших подберезовиков и семейку лисичек. Коля не глядел по сторонам, но такое чувство было, что он впитывал окружающее всем естеством своим, не умея пока понять, переварить, просто впитывал.
Когда медведь сталкивается с человеком, он встает на дыбы, рычит, обозначает свое присутствие, дает человеку возможность уйти по-тихому, отступить. Но медведица, раздвинув кусты лещины, возникла на поляне вдруг, наклонив огромную голову, оскалившись, она молча стала подходить к ребятам, чуть забирая влево, со стороны Андрея. Колю она не видела, конечно.
Андрей первый раз в жизни почувствовал такой страх, что даже ноги ослабли. Ни бежать, ни бороться за свою жизнь, он не мог. Стоял и смотрел в глаза зверю, в тоскующие, но не знавшие жалости, глаза.
И в этот момент туго сгустившийся воздух оттолкнул, отодвинул его к дальней березе на краю поляны, а медведица, почуяв угрозу, встала на задние, задрав морду, разглядывая незнакомое.
Между ней и Андреем выросло прямо из воздуха что-то огромное, чужое, извергающее белый, яркий свет, и в свете этом шевелились щупальца, зубы клацали, тянулись когти к застывшей в ужасе медведице.
- Мы друзья, Андрей, мы друзья,— донеслось из облака света. Андрея ноги не держали, он сполз спиной по стволу, сел на землю и тут только заметил что в руке зажат грибной нож лезвием вверх. Он что собирался с медведем драться?
А на поляне медведица, прянув назад, присела, оставила после себя лепешку, под которой умер куст черники, и, развернувшись, дунула к родному болоту, не разбирая троп, ломая кусты и древесную мелочь.
Светящееся, со всем жутким, чужим, что было внутри, истаяло. Пусто стало на поляне. Воняло испуганным медведем и еще чем-то незнакомым, прокаленным на огне, резким, едким, неземным.
Как шел домой Андрей не помнил, корзину и туесок потерял, похоже, на поляне, был весь заторможенный, в себя не пришедший.
Попозже, вечером, укладываясь спать, нашел в кармане джинсов камешек, красноватый, бугристый, пахнущий нездешне и горячо.
- Прощай, Коля,- прошептал он камню и положил его на стул у изголовья.
10.
Лес отходил понемногу от вторжения неизвестного, незнакомого, потенциально враждебного. Потихоньку стали подавать голоса птицы, цокнула белка с верхушки сосны, сонный ежик, хрюкнув, свернулся под корнями сухой березы и засопел.
Медведица опять была возле болота. Привалившись к осине, сидела она, тяжело дыша и иногда тонко, по-бабьи подвывая. Горе не проходило. Кошмар длился, множился. И все ей. За что? Но тут медведица уловила запах и легкий шорох, и тень дыхания где- то недалеко.
Он, хозяин ее, медведь шел сюда, осторожно отсеивая чужое в знакомых запахах болота и леса.
И, словно ушло сразу все дикое и непонятное. Прислонившись к осине, медведица почувствовала облегчение, задышала ровно. Примостила поудобнее спину, закрыла глаза и, раздувая ноздри, ждала. Просто ждала.
11.
На следующий день после колиного ухода Андрей и Кот вечером сидели на крыльце. Между ними оставалось пространство, которое раньше занимал Коля. Но Коли не было.
. Зашел дядя Гриша, сосед, чуть поддатый, разговорчивый.
- Посижу с тобой?
- Конечно. Садитесь, кота только не придавите.
Дядя Гриша долго чиркал спичками, все не мог прикурить: перестройка, так ее... Не спички, а... Дед Митрий дома ли?
- Дома, спит. Чаю попил и спит.
- Ты его береги. Он мужик хороший. Отойдет, оклемается. А вот ты последнее время, парень, не такой какой-то.
- В смысле?
- А смысл простой. То ли шутишь ты, то ли всерьез, не каждый раз я тебя понимаю. Вот про кота сейчас. Какого кота? Сроду твои котов не держали. Не велись они у них. Да и Байкал ваш кошачьего запаху отродясь не переваривает. А ты :"кота не задави", шуткуешь все. Ты сейчас считай хозяин в доме. Родители то пишут?
- Пишут.
- Привет передавай. И сам посерьезней будь. "Кота не задави...".
Пойду я, а то моя переполошиться. Ну, бывай, парень.
- До свиданья, дядя Гриша.
Аккуратно закрыв за собой калитку, сосед скрылся за кустами бузины. Андрей глянул на Кота. Тот посмотрел на него искоса, но спокойно. Потом зевнул протяжно, показав такие клыки, что Байкал позавидует, улегся на бок и сделал вид, что уснул. Только кончик хвоста подрагивал мелко.
А на небе медленно возникали звезды. Только Андрей их не видел. Старая липа кроной своей заслоняла все мироздание.