- Мам, а ты когда-нибудь видела мафию?
- ?!
- Ну вот, чтобы как в том фильме.
А-а-а... Вот прям как в "Крёстном отце" - нет, конечно. Правда, знавала я одного адвоката с Лазурного берега, который был наполовину итальянец и, подозреваю, знался не только с законопослушными гражданами. Во всяком случае, когда он, будучи в нашей родной Сибири по делам в середине 90-х, попросил у своей переводчицы помочь ему выбрать меховую накидку в подарок жене мэра города Марселя, даже мне, тогда шестнадцатилетней наивной барышне, это показалось весьма странным.
Переводить я начала в пятнадцать лет, по просьбе знакомых - им нужен был толмач, которому можно доверять. А к шестнадцати уже так осволилась, что синхронила вовсю. Было интересно, только деловые обеды нагоняли тоску: все едят вкусное, а ты сидишь голодная и без конца говоришь. Как радиопередатчик. Птицефабрика, администрация, военная авиация, кожевенный завод, французы, индусы, китайцы, голландцы...
Однажды меня занесло в Париж, в Самый Главный Банк, где во всё oгромное полукруглое окно директорского кабинета бесстыдно раскорячилась Эйфелева башня. Директор курил трубку, и понять, что он говорит, было трудно. Я переводила на автомате, практически не вникая в смысл, который дошел до меня только когда мы оказались на улицe, так ни о чем и не договорившись, и я немного отдышалась. Директор Самого Главного Банка, седовласый и респектабельный бретонец, хотел покупать в Сибири лес за нарковалюту из Южной Америки, чтобы так отмывать грязные деньги.
С тех пор я поняла, что мафия всегда крутится рядом с большими деньгами. И лучше держаться подальше. Не то пропадёшь ни за понюшку табаку.
Судьба же думала иначе и, как в насмешку, чередой случайностей сталкивала меня с нечестно нажитыми капиталами - то олигарх попадётся в самолете Москва-Париж, то пересадят меня в бизнес-салон к командировочному управляющему (что-то про редкие металлы), то в греческую гостиницу нагрянет московский чиновник со всем семейством и сынком-обалдуем, то известный всему Парижу коллекционер начнет настойчиво приглашать на аукционы. А я, мышкой юркнув мимо (не то что укусить, и понюхать не успели), каждый раз с тёплой грустью вспоминала свою самую первую встречу с "мафией". С нашими, сибирскими "братками". Оказалось, они были самыми безобидными. Потому что, в отличие от всех вышеперечисленных, не было в них самой гадкой, отвратительной черты, которую я больше всего не люблю: цинизма.
Цинизм - это взгляд на других с такой дистанции, от которой эти другие и людьми-то уже не видятся. И это очень страшно. А те братки не беспредельничали, жили еще по старым понятиям. И хоть делили на своих и чужих, никого из людей не выкидывали.
Вы скажете: идеалистка! Да разве ж были они людьми, раз творили такое, что даже от сериала "Бандитский Петербург" оторопь берет? С идеалисткой соглашусь. Когда ж ею быть, как не в юности?
Тогда, в марте девяносто второго, мне было тринадцать. Женился наш дальний родственник, свадьбу отмечали в огромном, в последнюю советскую еще пятилетку отгроханном, сельском Доме культуры, который все местные называли "клубом". Отец невесты там руководил хором, и пока не оттанцевал народный ансамбль и не спели под гармонь, за столы никого не пустили. И правильно сделали, потому что в ту пору тотального дефицита продукты на столах были расставлены такие, что никаких частушек не хватит.
И был у той невесты старший брат. Сейчас и погоняло его никто не вспомнит, а тогда его "бригада" гремела по всей области. Приехало их человек десять. Брат по случаю свадьбы - в костюме, братва в джинсах и кожанках. На удивление, бордового пиджака не было ни у кого. Только один парень заявился в спортивном костюме (такие сейчас рэперы носят, с шальной руки грузинского директора Баленсиаги - сто пудов, он так по своему детству ностальгирует, и плевать ему, что покойный Кристобаль уже не раз в гробу перевернулся). Почему товарищ так оделся - я поняла, когда он появился на пороге обеденного зала с большой картонной коробкой и гаркнул:
- Братва, сдаём волыны - на выходе разберёте!
Так он с этой коробкой и просидел в кабинете директора - ему даже ужин туда принoсили.
Села братва вместе, ближе к выходу. Никто не напился - навеселе поднимали тосты, выходили в соседний зал потанцевать, на улицу - покурить. К женщинам не приставали. Мужчин не задирали. В самый разгар праздника, как водится, украли невесту. Все вышли в холл (иначе это огромное пространство с высоченными потолками, окнами и зеркалами в пол, никак не назовешь), и я со всеми. И вот тут-то один белобрысый паренек лет двадцати, с очень простым, бесхитростным лицом, притормозил прямо напротив меня, восхищенно оглядел с ног до головы и огорошил:
- Королева! Куда идёшь?
Да, там было на что посмотреть! В тринадцать я уже вымахала практически до своего теперешнего роста - 175 сантиметров как одна копеечка - и мама разрешила мне надеть ее лодочки на маленьком звонком каблучке и шикарный по тем временам костюм "под кожу": узкая юбка-карандаш чуть ниже колен, жакет с широкими плечами в талию, с напускoм, золотыми пуговицами и - тадам! - леопардовыми вставками. На мне блестели новенькие капроновые колготки, волосы буйно пенились по плечам (на ночь заплела десять косичек), и даже стрелки на глазах разрешили нарисовать!
Экзотическая эта свадьба запомнилась мне урывками: танцы под "Чингисхана", неожиданно до слёз пьяная жена соседа, целующиеся за дверью в актовый зал свидетель со свидетельницей, развесёлая мамина кузина, где-то раздобывшая обруч (задрала юбку повыше и пыталась показать какому-то мужчине из гостей, как правильно крутить его на талии). Ощущение невесомости, когда выбегаешь из танцевального душного зала в прохладу и гулкую пустоту переходов, и звон каблучков по мраморному полу. И слегка подвыпивший этот паренёк , во всеуслышанье провозгласивший меня королевой. Tак легко в тринадцать поймать случайное счастье. При всей моей тогдашней неискушенности я поняла, что ничего плохого у него и в мыслях не было: просто заходил с улицы, в холодном сигаретном дыму, увидел, громко восхитился и пошёл дальше.
Следом за ним, к столу, где разрезали свадебный торт, неторопливо прошагал старший. Поздравил сестру, попрощался со всеми и увёз свою бригаду от греха, догуливать свадьбу в какой-то ночной ресторан, где коротали время королевы, на которых можно было не только смотреть.
В последний раз я видела этого "бригадира" года три спустя, летом. Возвращалась с пляжа, а он шёл, в шортах и гавайской рубашке, с молодой очень высокой, очень худой платиновой блондинкой. Беременной, месяце на седьмом.
А ещё через пару лет его убили. Задушили в машине.
Вчерашние бандюганы один за одним вливались в "легальный" бизнес, меняли итальянские пиджаки на английские костюмы. А он не умел и не хотел решать вопросы по-другому. И всем мешал. Я до сих пор очень хорошо помню его лицо - узкие губы, по левому краю рассеченные шрамом, заостренные скулы, непослушные жёсткие волосы надо лбом, пожелтевшие от никотина пальцы.
И глаза как у пса бойцовской породы, которого выдрессирoвали убивать чужих и не трогать своих.