Представляя императрицу Марию Александровну, мы с вами неизменно вспоминаем фотографии последних лет ее жизни или же знаменитый портрет кисти Винтерхальтера. Сегодня мы хотим показать вам уникальные миниатюры, которые позволяют по-новому взглянуть на прекрасную Мари, а так же поделимся воспоминаниям современников о царице.
“Мария покорила сердца всех тех русских, которые смогли познакомиться с ней поближе. Саша [царь Александр II] с каждым днем привязывался к ней все больше, чувствуя, что его выбор пал на Божью милость. Их взаимное доверие росло по мере того, как они узнавали друг друга. Папа [царь Николай I] всегда начинал свои письма к ней словами: "Да будет благословенно имя твое, Мария". Папа с радостью наблюдал за проявлением силы этого юного существа и восхищался самообладанием Мари. Это, по его мнению, компенсировало недостаток энергии у Саши, из-за которого он постоянно беспокоился».
Великая княгиня Ольга Николаевна (старшая)
«Из Берлина мы проехали через Веймар во Франкфурт-на-Майне, где первым радостным событием стала встреча с прекрасной невестой Саши. Это был важный момент в моей жизни, когда я прижала свою новообретенную дочь к сердцу. Первое впечатление, которое она произвела, было очень хорошим, очень благоприятным для нее. В ней есть всё, что может понравиться, всё, что делает человека красивым, и со временем она, по всей вероятности, приобретёт красивую, благородную стать. Она даже красивее, чем я себе представляла».
Императрица Александра Фёдоровна о своей будущей невестке, принцессе Марии Гессенской.
«Я сочла её очень милой, доброй и дружелюбной. Мы сразу же почувствовали себя непринуждённо, но у неё грустное выражение лица, и она выглядит такой хрупкой. Я думаю, что мы с ней отлично поладим, бедняжка. Я очень её жалею».
Королева Виктория
«Настал великий день. Это было 16 апреля, накануне двадцать третьего дня рождения Саши. Утром была месса, в час пополудни — официальная церемония одевания невесты в присутствии всей семьи, недавно назначенных фрейлин и трёх горничных. Мари уложили так, что по обеим сторонам её лица свисали два длинных локона, на голову ей надели маленькую диадему с бриллиантами и жемчужными подвесками, а под неё прикрепили кружевную вуаль, которая свисала ниже плеч. Каждая из нас, сестёр, дала ей булавку, чтобы прикрепить вуаль, а затем на неё надели пурпурное манто, отороченное горностаем, такое тяжёлое, что его держали пять камердинеров, и закрепили на плече золотой булавкой. В конце мама также прикрепила под фату небольшой букетик миртовых и апельсиновых цветов. Мари выглядела величественно в своем наряде, и выражение торжественной серьезности на ее детском личике идеально гармонировало с красотой ее фигуры. В три часа дня состоялся торжественный банкет, около четырехсот человек расселись в Николаевском зале Зимнего дворца за тремя огромными столами. В центре — королевская семья и духовенство, которые открыли банкет молитвой и благословением. За столом дамы сидели справа, кавалеры — слева. Они пили за здоровье молодой пары, Их Величеств, родителей царевны, а также всех верных подданных, и каждый тост сопровождался пушечными залпами. Высшие придворные чины подавали шампанское Их Величествам; нам, остальным членам королевской семьи, его подавали камергеры. Играл военный оркестр, и лучшие певцы Оперы пели так, что дрожали стены. В восемь часов в Георгиевском зале была полька: папа танцевал перед всеми с Мари; в десять часов мы вернулись в наши покои, где только семья ужинала с молодожёнами. Мы с Адини не принимали в этом участия, но ужинали с нашими учителями в моих комнатах и смотрели на Неву, на освещённую набережную, на корабли, украшенные флагами, на праздничную толпу, а за ней на шпиль Петропавловской крепости, поднимающийся к небу, всё ещё позолоченный заходящим солнцем… этот день закончился на такой чудесной ноте».
Великая княгиня Ольга Николаевна, королева Вюртембергская, на свадьбе своего старшего брата, будущего императора Александра II, и императрицы Марии Александровны.
«Когда я впервые увидел великую княгиню, ей было уже двадцать восемь лет, но она всё ещё выглядела очень молодо. Она сохраняла эту юношескую внешность всю свою жизнь; когда ей было сорок, её можно было принять за тридцатилетнюю женщину. Несмотря на то, что она была высокой и стройной, императрица была такой худой и хрупкой, что на первый взгляд не производила впечатления «прекрасной дамы». Однако она была необычайно элегантной, с той особой грацией, которую можно увидеть только на старых немецких картинах…Хотя черты её лица были правильными, её красота заключалась в нежном цвете кожи и больших голубых глазах, которые смотрели на вас проницательно и робко... Она казалась почти неуместной и неуверенной в своей роли матери, жены и императрицы. Она была нежно привязана к своей семье и добросовестно выполняла обязанности, которых требовал её высокий статус. Её ум был подобен её душе: утончённый, тонкий, проницательный и чрезвычайно ироничный, но ему не хватало широты и инициативы».
Анна Тютчева, фрейлина Марии Александровны
«О бабушке-императрице у меня остались ещё более смутные воспоминания. Во время путешествия нас привезли к ней в поезде. Она лежала на очень низкой кровати, задрапированной небесно-голубым. У меня в памяти смутно всплывает бледная истощённая женщина с худым восковым лицом и длинными белыми красивыми руками. Я помню, как нас оторвали от чая, что нам не очень понравилось, и мы «непонимающе» уставились на очень грустную женщину, лежавшую на кровати, занавешенной голубыми шторами. Кажется, её везли куда-то на юг Франции. Она уже несколько лет была прикована к постели и, как я потом слышала, у неё было больше причин для грусти, чем просто плохое самочувствие. Это моё единственное воспоминание о бабушке-императрице, матушкиной матушке.
Мария, королева Румынии «История моей жизни»