Следующий день пролетел для женской половины дома в суете и толкотне возле печки. Стряпались пироги: Матрена еще затемно затворила тесто, собираясь порадовать домочадцев и дружинных пирогом с грибами, а, окромя того, большим сочником. Бажена затеяла курник, коим завсегда баловала родню по особым случаям. Ради такого большого дела мужчины были выдворены из горницы по разным надобностям. Горазд с утра снарядил сани и отправился по поручениям Бажены, а Любим на дворе работал. До сумерек ходил он сам не свой, стараясь не попадаться на глаза Желане. Парень страшился ненароком взглянуть на девку и приметить ее воодушевление в преддверии долгожданной вечери.
Когда стемнело, Матрена с Баженой начали собирать на стол. Горазд давно уж ходил вокруг да около, заглядываясь на аппетитные пироги и вдыхая крепкий запах густой похлебки. Матрена отбивалась от мальцов, то и дело норовящих добраться до пирога с курятиной.
- Ну уж нет, сердешные! – качала головой она. – Курник наш – для гостей состряпан. Вот покуда за стол не сядем, пирог трогать нельзя! После вам по куску достанется, после! Нешто еще не сыты? Всех, поди, накормила. Ну-ка, полезайте-ка на полати, нечего тут суету наводить!
Едва Матрена разогнала мальцов, на дворе послышался говор, конское ржание и до ушей домочадцев донеслись зычные голоса дружинных.
- Ох, никак, Мечислав с молодцами прибыл? – спохватилась Бажена.
- Верно, что так! – кивнул Горазд. – Пошел-ка я навстречу.
Любим метнул взгляд на Желану: девка встревожилась, по щекам ее разлился румянец. От волнения она принялась расправлять свои русые косы; пальцы ее скользнули по алым бусикам на шее.
«Надела все ж-таки! – отметил парень про себя. – Эх, Желана, ненаглядная моя! Отчего ты так задрожала? Неужто и впрямь дружинные тебе милее меня?!»
Вскоре в горницу ввалилась вся толпа: Горазд с Мечиславом и двое статных молодцев, пышущих здоровьем. Вид у Славибора с Микулой был таков, словно не лежали они в недавнем прошлом в болезненном забытьи.
- Ну вот, сродники дорогие, привел я вам к вечере наших богатырей из Детинца! – сказал Мечислав, мимоходом подмигнув Любиму. – Прошу любить и жаловать!
Раскланялись, обнялись, расцеловались молодцы с Баженой и Матреной, да обменялись любезными поклонами с сестрицами Мечислава. Микула сразу с порога закидал меньшую, Нежану, пламенными взглядами. Славибор же то и дело поглядывал на Желану.
Все это не укрылось от глаз Любима, который ревностно следил за происходящим. Неожиданно Славибор, приметив его в углу горницы, громко воскликнул:
- Любим, друже! Вот и свиделись. Как тебе нынешнее житье-бытье? Чай, вовсе недурно, в эдаком цветнике-то?!
Он красноречиво кивнул головой в сторону сестриц Мечислава, и они с Микулой беззлобно фыркнули со смеху. Любим впервые почуял странную смесь злости и досады к Славибору, хотя прежде, в родном доме, он с восторгом взирал на удалых дружинных. В глубине души парень сознавал, что это гадкое чувство зовется ревностью, и возникло оно лишь оттого, что Желана была рядом. Девка держала себя скромно, как и полагалось, но для Любима, раздираемого страстями, всякая мелочь казалась нынче значимой.
Покуда он старательно гнал от себя дурные мысли, Славибор с Микулой передали особые гостинцы от Пересвета: свертки со снадобьями и травами.
- А это ведун свой поклон вам шлет, - хмыкнул Славибор. – Сказывал, то для Мечислава большим подспорьем станет.
- Ох, как хорошо! – обрадовалась Найда. – Гляди, Мечислав, этого снадобья нам надолго хватит! Даст Бог, избавимся мы от недуга-то твоего!
- Даст Бог… - кивнул тот, принимая свертки из рук Славибора.
Найде показалось, что в глазах ее жениха проскользнула глубокая печаль, но он умело скрыл свои чувства.
- Пересвету мы многим обязаны! – сказал Горазд. – Славный парень, добрый. Помыслить страшно, что бы мы делали, ежели бы не он со своим обрядом!
- Ох, и не говори, отец! – отмахнулась Матрена.
- Ну, в ногах правды нет, садитесь за стол, сынки! – засуетилась Бажена. – Хлебом-солью станем вас потчевать! Пироги-то ждут, похлебка стынет!
Микула бросил восторженный взгляд на стол и блаженно повел носом:
- Ох, пирогами и правда тянет! Дюже лакомы они свиду!
- И не токмо пироги! – тихо сказал ему Славибор, толкнув в бок.
Микула ухмыльнулся и сызнова бросил взгляд на Нежану.
Расселись за столом, испили новгородского хмельного меда за здравие, и, наконец, разрезали курник, по-княжьи занимавший главенствующее место среди остальных блюд.
Микула, едва проглотив первый кусок, издал нечленораздельный стон восторга:
- М-м-м! Ну и курник! Дюже! Лакомо!
- Ох, ну и слава Богу! – с облегчением выдохнула Бажена. – Кушайте на здоровье, сынки! Не зря же я старалась!
Она поспешила отхватить дружинным еще по куску, а Нежана подавила невольную улыбку, глядя на Микулу.
- И нам! И нам! – отчаянно заголосили мальцы на полатях.
Матрена, улыбаясь, покачала головой, а Бажена кликнула их:
- Ну, подите, подите сюда, детушки! И вам по куску будет. Уж на что велик курник, а и тот улетит за одну вечерю! Верно: нынче отведать надобно, покуда он еще цел!
Мальцы с готовностью повскакивали с полатей и, смущаясь, получили каждый свою долю. На некоторое время воцарилось молчание, покуда все с удовольствием поглощали румяный пирог.
- М-м-м! – повторил Микула. – Есть на свете счастье! Вот это ладная трапеза… пир! Княжий пир!
- Язык не проглоти, - проговорил Славибор с набитым ртом.
- Ох… хоть и грех – чревоугодие, а иногда так и тянет согрешить-то! – крякнул Горазд, потянувшись за новым куском.
- Во здравие, отец! – кивнула Бажена. – Ты меду, меду-то плесни гостям!
Наполнили кружки хмельным медом, осушили вторично. Матрена спохватилась:
- И с грибами, с грибами-то отведайте!
- С грибами?! – оживился Славибор. – Уж не тот ли это пирог, что прежде у вас на вечере мы едали? Там, в селении?
- Он самый, - кивнула Матрена. – Расправляйтесь с курником, и – милости прошу отведать. С Найдой мы стряпали, угодить вам всем мыслили.
- Ох-х! – выдохнул Мечислав. – И вправду, знатные пироги! Свезло мне с невестой и тещей, свезло…
Сквозь дружный хохот громче всех прорезывался молодецкий смех Славибора. Любим, которому даже кусок лакомого курника в рот не лез, почуял, что хмель ударил ему в голову. Когда сызнова наполнили кружки, Горазд крякнул:
- Ну, сказывайте теперича, как Пересвет наш поживает? Все ли ладно у парня, оправился ли после эдаких страстей-то?
- Куда ему деваться – оправился, - сказал Славибор. – Родные стены-то, как известно, и хворых лечат! А он, слава Богу, здоров. Только духом крепче стал, и то ему на пользу пойдет!
Дружинный хмыкнул, взглянув на Микулу.
- Воистину! – кивнул тот, едва прожевав свой кусок. – Пересвету закалка надобна. Славный он парень, да уж больно телом слаб да душою нежен. Эдаким, как он, тяжко в жизни приходится!
Мечислав пожал плечами:
- Так на то он и ведун, а не ратник! Не всем же мечами махать. Надобны простому народу защитники и иного рода – те, что о добром здравии нашем пекутся, многие хвори исцеляют.
- Верно молвишь! – согласился Горазд.
Славибор добавил:
- Пересвет и вовсе порывался возвернуть тебе, Мечислав, мошну с серебром, коей ты его отблагодарил. Всунуть нам ее пытался, когда снаряжал нас в дорогу.
Мечислав покачал головой:
- Вот ведь упрямец! Я же пояснял ему не единожды: то от души, от сердца благодарность! Головой он своей рисковал, отправляясь с нами в дальнюю дорогу. Эх, вот ведь чистая душа…
- Дак и чистой душе жить на что-то надобно! – заметил Горазд. – Как же без деньги-то нынче? Нужда какая явится – а он, опять же, при серебре! Нет, это ладно, Мечислав, что ты расплатился с Пересветом. Как-никак, а одно «спаси тебя Бог» на хлеб не намажешь. Прости, Господи… кушать-то всем охота – и ратникам, и землепашцам, и таковым как Пересвет – особым людям…
- Жениться ему надо, всего и делов! - усмехнулся Славибор. – Глядишь, жена с голоду помереть не даст: и хозяйство заведет, и за скотиной приглядит, и вечерю состряпает.
- Да уж! – фыркнул от смеха Микула. – Кто токмо пойдет за него, эдакого недокормыша?
- Напрасно клеймишь Пересвета – лицом он пригож! – возразил с улыбкой Мечислав. – Волос вьется, глаза синие! Чем не жених?
Микула ухмыльнулся:
- Ну, с лица-то воду не пить, как известно! А телом больно слаб ведун, стати в нем нету. Сдюжит ли, коли красну девицу в жены возьмет? Чай, не токмо травки его целебные собирать с молодухой придется!
Дружинные разразились хохотом, привычные к подобным шуткам; не сдержался и Мечислав.
- Кхм, кхм… – Горазд спрятал улыбку в бороду и с опаской покосился на девок, зарумянившихся до самых ушей.
Любим не мог не приметить, какой горячий взгляд бросил Славибор на Желану, и внутри у него все вскипело.
«Эх! – отчаянно мыслил он, захмелев. – Кабы и я был таким же, как дружинные! Авось, тогда бы Желана на них не заглядывалась!»
Матрена с Баженой поспешили свести разговор на то, что похлебка грозит простыть. Разливая кушанье по плошкам, Матрена сказала:
- Ох, сынки! Спаси вас Бог за то, что тогда с Мечиславом отправились! Ведь тяжко без вас пришлось бы!
- Да чего мы… - ухмыльнулся Славибор. – Мы – народ подневольный! Воевода послал нас Мечиславу в подмогу, разве пойдешь в отказ?
- Но мы не жалеем! – всунулся Микула. – Боевой опыт пригодился – уже дело. Мы уж такого понарассказывали в дружине, что скоро, жди, весь Новгород о нас заговорит! Вон, Мечислав слыхивал, вестимо.
- А то! Трех дней не минуло, а ваши былички по всему Детинцу из уст в уста передаются. Приукрасили вы эти сказы знатно… ладно, хоть не облыжно молвили, будто обряд Пересвет сотворил, а не вы сами!
- Да-а-а… - вдруг с грустью протянул Горазд. – Было бы все потешно, кабы не столь горько…
Матрена тоже всхлипнула – припомнив, вестимо, Беляну.
На несколько мгновений все замолчали, а после Любим неожиданно проговорил:
- Где-то там сестрица нынче… даст Бог, жива и здорова…
Горазд нахмурился, тяжело вздохнул:
- Даст Бог, жива. Сердцем чую я, что жива Беляна. Да токмо мне она более не дочь! Опозорила семью, понесла невенчаная, да от кого? От врага нашего, от душегубца поганого…
Матрена, чуя, что муж начинает закипать, положила руку ему на плечо. Бажена поспешила молвить:
- Умерь свой гнев, Горазд, умерь! Сделанного не воротишь. Таковую судьбу Беляна выбрала – значится, Бог ей судья.
- Так ведь тяжелая она, Бажена! – всплакнула, не сдержавшись, Матрена. – С этим-то как быть прикажешь? Как-то она там, в лесах, одна-одинешенька? Ох, горе мое, горе…
- Не одна она, а с нехристем этим окаянным! – жестко произнес Горазд. – Ты, мать, токмо об ней сокрушаешься, а припомни, чего натворила-то дочка твоя! По ее милости сколько мы пережили! Погубить нас всех Радим мог, а она ему пособницей тайной стала! Супротив семьи пошла, супротив отца своего, супротив Божьих заповедей!
- Ох… - плакала Матрена. – Дурно она поступала… дурно… да кто же наверняка скажет, ее ли в том вина, али темные чары разум девке помутили?
- Зазноба ее поганая разум ей помутила! – стукнул Горазд кулаком по столу. – Вот и весь сказ! А случилось это давно, когда зарезаться девка удумала. То еще в минувшем году было…
Сестрицы Мечислава замерли, жадно внимая разговору; невольно притихли и дружинные. Любим сам уж пожалел было, что завел речь о Беляне – видать, хмель ему язык развязал. Нынче сидел он молча, уставившись в плошку с похлебкой, и молча корил себя за несдержанность. Бажена порешила взять все в свои руки:
- Ох, сердешные! Матрена, Горазд! Прошлое – грех ворошить! Наполни-ка кружки, отец, да испей меда за то, чтоб разум в Беляне возобладал над страстями черными! Сказывал Пересвет, что жива она – стало быть, такова воля Божья. Своей дорогой девка пошла, и мы в том бессильны…
- Да-а-а… - протянул Горазд, но послушал Бажену, наполнил кружки медом.
Испили, закусили пирогом с грибами.
- Видали ли вы Любаву? – вопросила Матрена дружинных, утирая глаза платком. – Как бабе живется-то на чужом месте? Горюет али свыклась уж?
- Да мы единожды токмо с ней видались, – ответил Славибор. – Перед тем, как в Новгород отбыть. Заглянули к ним в избу поутру, доброго пути она нам пожелала. Видать, потихоньку обживаются, как иначе?
- Дай Бог, - сказал Горазд. – Моя душа нынче спокойна: не пропадут. В деревне Пересвета некому станет их клеймить почем зря. Пущай живут себе потихоньку. Любава-то баба простая, ничем она в грехах Радима не виноватая. Ну, и детушки Молчановы… да-а…
Оживление сызнова внес Микула, издав возглас истинного восхищения:
- Ох, хорош был курник, хорош! Но и с грибами пирог – лаком, моченьки нет!
Славибор фыркнул от смеха:
- И тебе, друже, жениться пора! Станешь пироги не токмо в гостях нахваливать.
- Угу, - кивнул Микула с набитым ртом. – Я бы, может, и не прочь, да есть уж у меня невеста!
Нежана вмиг спала с лица и вскинула взгляд на дружинного, а Горазд крякнул:
- Это как так? Кто ж такова?
- Дак служба моя! – усмехнулся Микула. – Чем не невеста? Об ней одной и мыслю, что велит она мне – то и делаю!
Кровь сызнова прилила к щекам Нежаны, вздохнувшей про себя от облегчения. Горазд усмехнулся:
- Эдак ты напужал прямо! Эх, сынок! Служба – дело святое, да она тебе пирогов не состряпает! Словом теплым не обогреет, взглядом ласковым не одарит! Нет, рано или поздно семьей обзаводиться надобно. Куда без семьи? Вон, и Мечислав рассуждал подобно тебе. А нынче в женихах ходит!
- Да коли бы не увечье мое – сам не ведаю, что бы сталось! – честно признался тот. – Я ведь прежде тоже не мыслил дружину оставлять. Господь так распорядился…
- И слава Богу! – воскликнула Матрена. – Услыхал Всевышний мои молитвы, послал нашей семье в утешение еще одного сына. Да что бы мы делали без тебя, Мечислав? Пропали бы… ох, пропали бы…
- Спору нет – ты, Мечислав, как сын нам! – кивнул Горазд. – За здравие твое желаю меду испить!
- Дело, дело! – поддержал Славибор.
Найда бросила на жениха взгляд, полный любви и нежности. Любим же неотрывно глядел на Желану.
- Да и ты, Славибор, - громко сказал Горазд, - тоже от женитьбы не отлынивай! Гляди, сколько невест у вас вокруг: это не то, что в нашей глуши!
Молвил-то Горазд про девок в целом, без какого-либо намека, но Славибор, видать, вопринял его слова по-своему и бросил красноречивый взгляд на Желану.
- Эх! – задорно воскликнул он. – А, была-не была! Авось, настанет день, и я постучу в твои ворота, Мечислав: свататься буду. Что, отдашь мне одну из своих сестриц?
Желана вздрогнула и заалелась еще больше под его взглядом.
- Это которую? – усмехнулся Мечислав, подыгрывая Славибору.
Он смекал, что дружинный скорее дразнит его и веселит окружающих, нежели ведет речь серьезно. Откровенно говоря, смекали это все, кроме двух человек – Желаны и Любима.
- Обе твои сестрицы хороши, Мечислав! Обе – девицы на загляденье! Однако заведённый порядок велит прежде выдать замуж старшую дочь. Потому к Желане посватаюсь!
Микула едва сдерживался, дабы не разразиться хохотом: его забавляла эта беседа. Желана же бросила отчаянный взгляд сперва – на брата, затем – на Любима. Девка все сказанное восприняла всерьез и готова была провалиться сквозь землю от смущения.
Дружинный казался женихом завидным, и любой девке польстили бы подобные «угрозы» о возможном сватовстве, но Желана сидела сама не своя. Отчаянно глядя на Любима, она будто кричала ему взглядом: «Что же ты молчишь?! Ты слыхал – дружинный вздумал сватать меня?! Молви хоть слово! Вступись за меня! Ведь я вся – твоя!»
Любим побагровел, как вареный рак, и замер на своем месте, не дыша. Он будто готовился к тому, чтобы сорваться с места и кинуться вон. Мечислав, меж тем, смехом отвечал Славибору:
- Коли вздумал ты сватать мою сестрицу, так должен уразуметь, что соперник у тебя имеется!
В повисшей тишине раздавалось лишь едва сдерживаемое хмыканье Микулы.
Бабы изумленно качали головами, охая, а Горазд с любопытством уставился на Любима. Тот сидел ни жив ни мертв.
- Кто ж таков этот мой соперник? – подивился Славибор. – Знаком он мне?
- Еще как! – крякнул, в свою очередь Горазд, пряча улыбку в бороду.
Все выжидательно поглядели на парня, готового провалиться сквозь землю от стыда. Нет, он мыслил однажды придти к Желане с подобным разговором, но не нынче же! И уж никак не при чужих ушах и глазах собирался он объясняться со своею зазнобой!
Бросив исподлобья взгляд на Желану, замершую в ожидании того, что он скажет, Любим промолвил не своим голосом:
- Я это… я твой соперник!
А затем он разом осушил свою недопитую кружку с хмельным медом и метнулся вон из горницы.
Назад или Читать далее (Глава 142. Не было бы счастья...)
#сказаниеоволколаке #оборотень #волколак #мистика #мистическаяповесть