Сейфы бывают разные. В одних хранят деньги, в других - документы. А в третьих - душу.
Пальцы Михаила дрожали, когда он набирал комбинацию цифр. Двадцать пять лет совместной жизни, а он очень редко открывал сейф жены. Ему и в голову не приходило, что обычный четверг может преподнести такой сюрприз.
— Так где же документы на дачу? — пробурчал он, — куда Лена их положила?
Каждый четверг в это время Елена занималась в группе для тех, кому за пятьдесят. Михаил усмехнулся, вспомнив, как она впервые заикнулась об этих занятиях. Он тогда только отмахнулся — мол, делай что хочешь, лишь бы ужин был вовремя.
Сейф щёлкнул и открылся. Код был простым — дата их свадьбы. Внутри аккуратными стопками лежали папки с документами, конверты с наличными и... толстая тетрадь в кожаной обложке.
— Так, документы, документы... — бормотал Михаил, перебирая бумаги.
Взгляд зацепился за надпись на корешке тетради: "Личное". Он замер. В голове промелькнуло: не стоит. Но рука уже потянулась к обложке.
— Дорогой, ты дома? — раздался голос Елены из прихожей.
Михаил вздрогнул. Йога сегодня закончилась раньше?
— Да, ищу документы на дачу! — крикнул он, поспешно засовывая тетрадь обратно и закрывая сейф.
— В шкафу посмотри, в папке с квитанциями!
Елена вошла в комнату, раскрасневшаяся после занятий. Села в кресло, потянулась:
— Представляешь, Вера Петровна сегодня такое рассказала...
Михаил кивал, делая вид, что слушает. Но мысли его были далеко. Эта тетрадь... Почему он никогда не видел её раньше? И главное — что в ней?
— Миш, ты меня не слушаешь, — Елена прервала свой рассказ.
— А? Нет, слушаю. Вера Петровна что-то рассказала...
— Ладно, пойду в душ, — она встала и направилась к двери. — А ты документы нашёл?
— Нет ещё... — Михаил почувствовал, как предательски краснеют уши.
Когда дверь ванной закрылась и зашумела вода, он снова открыл сейф. Тетрадь словно ждала его. "Просто гляну одним глазком", — подумал Михаил, открывая первую страницу.
Аккуратный почерк жены. Даты. Цифры. Списки расходов... Но чем дальше он читал, тем сильнее менялось выражение его лица.
"15 марта. Сегодня попросила помочь с ремонтом. Ответил, что устал. А я не устаю? Двадцать пять лет одно и то же..."
Страницы шелестели под пальцами. Михаил читал всё быстрее, глотая строчки, написанные такой знакомой и одновременно такой чужой рукой.
"Завтра годовщина свадьбы. Знаю, опять забудет. В прошлом году обещал исправиться. Как всегда..."
Шум воды в ванной стих. Михаил захлопнул тетрадь, спрятал её на место и закрыл сейф. Сердце колотилось как сумасшедшее.
— Миш, ужинать будешь? — донёсся голос Елены.
— Да... сейчас... — отозвался он, пытаясь справиться с дрожью в голосе.
Вечер только начинался, а Михаил уже знал — эта ночь будет долгой. Очень долгой.
***
За ужином Михаил едва притронулся к еде. Тайна, спрятанная в сейфе, жгла изнутри, как горячий уголёк.
— Что-то случилось? — Елена подняла глаза от тарелки. — Ты бледный какой-то.
— Всё нормально, — буркнул он, гоняя по тарелке кусочек мяса. — Просто устал.
— А, ну да. Устал, — в её голосе мелькнула знакомая интонация. Та самая, которую он только что видел между строк в тетради.
Михаил резко отодвинул тарелку:
— Слушай, а давно ты ведёшь дневник?
Елена замерла с вилкой в руке. Несколько секунд в кухне висела звенящая тишина.
— Так ты всё-таки прочитал, — она медленно положила вилку. — И как, понравилось?
— Ты... ты специально это писала? Чтобы я нашёл?
— О, господи! — Елена встала из-за стола. — Двадцать пять лет живём, а ты так и не понял. Я писала для себя. СЕБЯ, Миша! Потому что разговаривать с тобой — как со стенкой!
— Неправда! — вскочил и он. — Я всегда тебя слушаю!
— Да? — она прислонилась к кухонной тумбе. — Тогда скажи, какого цвета платье я купила в прошлую субботу?
— При чём здесь...
— Просто ответь.
Михаил открыл рот. Закрыл. Он даже не помнил, что жена куда-то ходила в субботу.
— Вот видишь, — Елена горько усмехнулась. — А ведь я тебе показывала. Два раза спрашивала, нравится ли. Ты кивал, не отрываясь от телефона.
— Но это мелочи! — взорвался он. — А в твоей тетради... там... там ужас что написано! Что ты мечтаешь остаться одна, что я... что я...
— Что ты эгоист? — спокойно закончила она. — Да, Миша. Это правда. И знаешь, что самое страшное? Я так долго это писала, что уже привыкла. Смирилась.
Она повернулась к окну. За стеклом моргнула и погасла вывеска соседнего магазина.
— Помнишь, как мы познакомились? — вдруг спросила Елена.
— В парке. Ты каталась на роликах и врезалась в меня.
— А помнишь, что ты тогда сказал?
Михаил наморщил лоб:
— Нет...
— А я помню. Ты сказал: "Давайте я вас научу правильно кататься". И три выходных подряд учил меня. Руки держал, поддерживал. А потом... — она махнула рукой. — Потом всё стало "мелочами".
— Лен...
— Нет, постой. Раз уж мы начали этот разговор... Знаешь, почему я хожу на йогу?
— Для здоровья? — неуверенно предположил он.
— Потому что там меня слушают, — она наконец повернулась к нему. — Мы после занятий сидим, пьём чай, разговариваем. Обо всём. О детях, о внуках, о жизни. И знаешь, что я поняла? Что дома... дома я давно разучилась говорить. Только пишу, пишу, пишу...
В её глазах блеснули слёзы. Михаил шагнул к ней:
— Прости...
— Нет! — она выставила руку. — Не надо. Я не хочу снова слышать "прости", а через неделю возвращаться к тому же. Лучше ответь: зачем ты полез в сейф?
— Искал документы на дачу...
— Которые всегда лежат в шкафу? — она покачала головой. — Нет, Миш. Ты просто не смог пройти мимо чужой тайны. Как в тот раз с письмами моей мамы. Помнишь?
Михаил помнил. Три года назад он нашёл старые письма тёщи и прочитал их. Елена тогда неделю с ним не разговаривала.
— Любопытной Варваре... — начала она.
— На базаре нос оторвали, — машинально закончил он.
— Вот именно. Только в нашем случае оторвали что-то поважнее носа. Доверие, Миша. То, что осталось от нашего доверия.
Она вышла из кухни, оставив его одного. В открытое окно ворвался прохладный вечерний ветер, зашелестел занавеской. Где-то вдалеке просигналила машина.
Михаил опустился на стул и закрыл лицо руками. Ему казалось, что он поймал жену на чём-то постыдном.
А оказалось... оказалось, что это он должен стыдиться.
***
Субботнее утро выдалось пасмурным. Михаил лежал без сна, прислушиваясь к привычным звукам: шум воды на кухне, звяканье посуды, шорох тапочек по паркету. Елена готовила завтрак — как всегда, в одно и то же время, словно ничего не произошло.
Два дня после "разговора" они почти не общались. То есть, говорили — о погоде, о том, что закончился стиральный порошок, что надо бы позвонить дочери... Но это была какая-то механическая беседа, будто между двумя роботами.
— Кофе остынет, — донеслось из кухни.
Михаил поднялся. В прихожей зацепился взглядом за своё отражение в зеркале — помятое лицо, седина на висках, морщины...
— Я тут подумала, — сказала Елена, когда он сел за стол, — может, продадим дачу? Тяжело уже с ней возиться.
— Как продадим? — он поперхнулся кофе. — Ты же любишь там копаться в своём огороде!
— Любила, — она пожала плечами. — А сейчас... не знаю. Устала, наверное.
Михаил вспомнил строчки из тетради: "Опять одна полола грядки. Спина отваливается, а ему хоть бы что..."
— Лен, я помогу. Честно. В следующие выходные...
— Перестань, — она поморщилась. — Не начинай.
— Что не начинать?
— Вот это вот, — она махнула рукой. — "Я исправлюсь", "я помогу"... Надоело.
Она встала и подошла к окну. За стеклом серое небо затягивали тучи.
— Знаешь, что обидно? — вдруг спросила она. — Я ведь не прошу ничего особенного. Просто... быть рядом. Не телом — душой.
— Я рядом! — возмутился он.
— Да? — она повернулась. — Тогда скажи, о чём я думаю? Чего хочу? Чего боюсь?
— Ну... ты хочешь продать дачу...
— Нет, Миш. Я хочу, чтобы ты сам догадался — почему я хочу её продать. Почему хожу на йогу. Почему завела эту чёртову тетрадь...
В её голосе появились нотки, которых он раньше никогда не слышал. Или просто не замечал?
— Помнишь Нину? — вдруг спросила она.
— Какую Нину?
— Мою подругу с работы. Она приходила к нам на Новый год.
— А, рыженькая такая?
— Нет, — Елена вздохнула. — Брюнетка. Она три раза была у нас дома. Мы с ней пятнадцать лет дружим. А ты даже не помнишь, как она выглядит.
Михаил молчал. А что тут скажешь?
— Она развелась месяц назад, — продолжала Елена. — Говорит, устала быть мебелью. Представляешь, как точно сказала? Мебелью. Которая просто стоит в квартире, которую не замечают, пока не споткнутся.
— Ты... ты тоже хочешь развестись? — у него пересохло в горле.
— Нет, — она покачала головой. — Я просто хочу, чтобы ты меня увидел. Не как мебель — как человека. Со своими мыслями, мечтами, страхами... Но для этого надо было, чтобы ты залез в мой сейф. Грустно, правда?
За окном начался дождь. Капли барабанили по стеклу, размывая очертания соседних домов.
— Знаешь, — медленно произнёс Михаил, — я ведь правда не замечал. Вот этого всего... не замечал. Мне казалось — всё нормально. Ты готовишь, убираешь, занимаешься своими делами...
— Своими делами? — переспросила она. — А что ты знаешь о моих делах?
Он открыл рот. И закрыл. Действительно — что он знает? Куда она ходит? С кем общается? Чем живёт?
— Вот видишь, — Елена грустно улыбнулась. — Ты даже не знаешь, что ответить. А я могу рассказать о тебе всё: какой кофе ты любишь, в какое время просыпаешься, какой футбольной команде болеешь... Смешно, да?
Она подошла к столу, взяла чашку с недопитым кофе:
— Пойду уберу. А ты... ты подумай над этим. Если хочешь, конечно.
***
Михаил не мог уснуть. Цифровой будильник на тумбочке показывал 2:15. С кухни доносился слабый свет — Елена тоже не спала.
Он встал, натянул домашние брюки и футболку. В голове крутились обрывки фраз из той злополучной тетради: "Иногда мне кажется, что я разговариваю с пустотой", "Почему так сложно просто выслушать?", "Наверное, я сама виновата — позволила себе стать невидимкой".
На кухне Елена сидела с телефоном, листая какую-то ленту новостей.
— Не спится? — спросила она, не поднимая глаз.
— Угу, — Михаил включил чайник. — Тебе сделать чаю?
Она удивлённо подняла брови:
— Ты помнишь, какой я пью?
— Зелёный с жасмином, — он достал из шкафчика жестяную банку. — И без сахара.
— Надо же... — в её голосе мелькнуло что-то похожее на удивление.
— Знаешь, — Михаил поставил перед ней чашку, — я тут думал...
— Страшно представить, — она попыталась отшутиться, но улыбка вышла натянутой.
— Нет, правда. Помнишь, как мы познакомились?
— Ты уже спрашивал на днях.
— Да, но... я тогда соврал. Я помню, что сказал тебе. "Давайте я научу вас правильно падать". Не кататься — падать. Потому что ты отбила колени и локти, но упрямо вставала и пробовала снова.
Елена замерла с чашкой у губ:
— Ты правда это помнишь?
— И ещё помню, как ты сказала: "Падать я уже умею. Научите меня летать".
Она медленно поставила чашку:
— А потом?
— А потом... — он тяжело вздохнул. — Потом я забыл. Про полёты. Решил, что главное — стабильность. Работа, квартира, машина... Думал, этого достаточно.
— Стабильность — это хорошо, — она провела пальцем по краю чашки. — Но иногда хочется просто поговорить. По душам. Как сейчас.
— Почему ты не сказала раньше?
— Говорила. Много раз. Но ты не слышал. Сначала обещал измениться, потом отмахивался, потом... потом я просто перестала говорить. Начала писать.
Михаил вспомнил ещё одну запись из тетради: "Сегодня пыталась рассказать ему про свой страх старости. Он буркнул что-то про таблетки от давления и уткнулся в телевизор".
— Лен, а чего ты боишься? — вдруг спросил он.
Она удивлённо моргнула:
— Прямо сейчас?
— Да. Расскажи. Я правда хочу знать.
Елена помолчала, разглядывая что-то за окном. Потом тихо произнесла:
— Боюсь стать ненужной. Когда дети разъехались, работу оставила... Иногда просыпаюсь и думаю — а зачем я? Для кого?
— Для меня, — быстро сказал он.
— Правда? — она грустно усмехнулась. — А что я для тебя делаю?
— Ну... готовишь, убираешь...
— Вот! — она стукнула ладонью по столу. — Именно! Я — набор функций. Кухарка, уборщица, прачка... А где я-человек? Где мои мечты, планы, желания?
— Расскажи, — он придвинул стул ближе. — Пожалуйста.
В тишине ночной кухни они просидели до рассвета. Елена говорила — о своих страхах, о том, как хочет научиться рисовать, о мечте увидеть море... Михаил слушал. Впервые за долгое время — действительно слушал.
Когда за окном начало светлеть, она вдруг спросила:
— А ты? Чего боишься ты?
Он помедлил, подбирая слова:
— Боюсь, что слишком поздно понял... Что уже не исправить.
***
Прошла неделя. Елена стояла у окна, рассеянно помешивая ложечкой давно остывший чай. На подоконнике цвела герань — три новых куста, которые Михаил принёс вчера вечером. Просто так, без повода.
Она до сих пор не могла привыкнуть к переменам. К тому, что муж вдруг начал спрашивать о её планах на день. К его неожиданным звонкам с работы — не для того, чтобы что-то попросить, а просто спросить, как дела. К тому, что вечером он садился рядом и говорил: "Расскажи, что нового в твоей группе по йоге?"
— О чём задумалась? — его голос застал её врасплох.
— О герани, — она кивнула на подоконник. — Откуда ты узнал, что я хотела именно розовую?
— Из твоей тетради, — он подошёл ближе. — Там была запись: "Видела сегодня в магазине розовую герань. Такую же была у мамы на окне".
Елена вздрогнула:
— Ты снова читал?
— Нет, — он покачал головой. — Просто запомнил. И ещё много чего запомнил. Например, что ты любишь смотреть на закат. Что мечтаешь научиться рисовать акварелью. Что...
— Перестань, — она отвернулась. — Не надо пытаться быть идеальным мужем. Это не сработает.
— Я и не пытаюсь, — он осторожно тронул её за плечо. — Просто... понимаешь, я как будто проснулся. Увидел, сколько всего упустил. И теперь хочу наверстать. Не ради галочки — ради нас.
Она молчала, глядя на герань. Нежные розовые лепестки чуть подрагивали от сквозняка.
— Знаешь, — медленно произнесла она, — я ведь тоже виновата. Могла сказать прямо, а не писать в тетрадь. Могла настоять на разговоре, а не прятаться за страницами.
— Почему не сказала?
— Гордость, наверное. Или страх. Проще было излить душу бумаге, чем услышать в ответ очередное "да-да, конечно" и увидеть, как ты снова утыкаешься в телефон.
Михаил вздохнул:
— Прости меня.
— За что именно? — она впервые за разговор повернулась к нему.
— За то, что не видел главного. Что принимал как должное. Что заставил тебя чувствовать себя... мебелью.
Елена грустно улыбнулась:
— Знаешь, что самое забавное? Та тетрадь... Я ведь собиралась её выбросить. В тот самый день, когда ты нашёл её.
— Почему?
— Решила начать с чистого листа. Перестать жаловаться, даже бумаге. А получилось... — она махнула рукой.
— Получилось, что я наконец-то прочитал то, что должен был услышать давным-давно, — он взял её за руку. — И знаешь что? Я благодарен своему любопытству. Впервые в жизни оно принесло пользу.
— Любопытной Варваре... — начала она.
— Нос не оторвали, — закончил он. — Но глаза открыли.
Она рассмеялась — впервые за долгое время искренне, от души.
— Лен, — вдруг серьёзно сказал он. — Я записал нас на курсы акварельной живописи. Для начинающих. Будем учиться вместе.
— Ты? Рисовать? — она недоверчиво покачала головой.
— Почему нет? Может, во мне спит великий художник.
— Который проснулся от любопытства?
— Который проснулся от любви, — тихо ответил он. — Просто слишком долго этого не понимал.
За окном садилось солнце, окрашивая розовую герань в золотистые тона. Где-то в глубине квартиры тикали часы, отсчитывая время их новой жизни. Жизни, в которой больше не будет недосказанности.
А тетрадь так и осталась в сейфе.
Теперь уже как напоминание о том, что можно навсегда упустить главные моменты, а можно проснуться, прочитав интересный рассказ.
***
А у вас есть свой "сейф"? Поделитесь в комментариях - что бы вы хотели услышать от близких?
Подписывайтесь - может быть, пришло время открыть свой сейф?
***