«…Проводив гостей и уложив Настеньку, Пелагея и Валя наконец-то смогли поговорить.
— Ну как вы тут без меня? — спросила Пелагея.
— Скучали, милмоя, как скучали… про Федьку ты видно знашь ужо. Варька ишть ужо сказамши?
Пелагея кивнула:
— Сказамши. Валечка, ты даже не представляешь, как я рада за него и Веру, за Федоску! У него теперь будет полноценная семья! Я ж сама Феде еще на вокзале сказала, чтобы устраивал свою жизнь. Даже если бы я не вышла замуж за Иваныча, не жила бы я с ним больше, Валя. Не люб он мне совсем. Понимаешь?
— А дохтур люб рази? — Валентина строго посмотрела на Пелагею».
Часть 92
— Енто как жа? — первым опомнился Егор. — Чавой такоя? Откуда ж нога-то?
Пелагея рассмеялась, приподняла подол платья, все увидели протез. Валя с Анфисой вскрикнули, у женщин полились слезы, Настя подбежала к матери, обняла, она тоже плакала. Женщины тоже подошли к Пелагее, обняли. А Егор матюкнулся:
— Етиж твою растудыт у коромысло бабки Феньки! Енто что ж, протез, стало быть?
— Он! — кивнула Пелагея. — Так точно! — добавила по-военному.
— У городе достала? — Егор с интересом рассматривал протез. — От жеть хреновина какая! Ня токма ходить таперича, а ишшо и танцавать?
Палаша снова кивнула и протянула руки к своей маленькой тезке, засюсюкала:
— Ах ты ж моя масюсенькая, моя хорошенькая. Как же я соскучилась по тебе! Пышечка моя родненькая!
Девчушка радостно засмеялась и обняла Пелагею.
— Узнала, узнала меня! — обрадовалась Палаша и принялась задаривать малышку подарками. — А вот тебе леденчик!
Маленькая Палашенька с удовольствием взяла петушка на палочке и тут же потянула в рот.
Пелагея мельком взглянула на дочку: как она реагирует на то, что мать возится с другим ребенком?
Настенька радостно улыбалась сквозь еще не высохшие слезы и лишь ждала своей очереди понянчиться с девчушкой. Палашенька очень любила Настеньку и, завидев ее, радостно рассмеялась и проговорила:
— Нася! К тебе хотю!
— Да ты ж моя родная, ну иди, иди к Настюшке!
— Давайтя, давайтя за стол! Суп простыл совсема. Егор, чарочку выпьешь? — обратилась Валя к сыну.
— Давай, мать, усе выпьем за Палашину ногу! Хорошо-то как! Костыли в чулан таперича, и снова танцевать? — Егор радостно улыбался.
Пелагея не стала пускаться в длинные объяснения о том, что этот протез боится грязи и ходить на нем можно лишь в сухую погоду, то есть пару месяцев летом, и в помещении, конечно.
— В чулан, в чулан их окаянных! — приговаривала Валя. — Таперича наша Пелагея Прохоровна ходить станять на двух ногах.
— И танцевать! — снова добавил Егор. — Скучаю я по нашим танцам, Пелагея. Помнишь, как…
— Помню, все помню! — рассмеялась Пелагея. — Да только есть у тебя нынче партнерша.
Палаша подмигнула Анфисе, та покраснела и еле выдавила из себя:
— Ня умею я!
— Так Егорка научит! — не унималась Палаша.
— Э, — досадно махнул рукой Егор и рассмеялся, — медведь ей на ухо наступил!
Все засмеялись, и Анфиса тоже.
«Вот и славно, — подумала Пелагея. — успокоилась девка и поняла, что не нужен мне ее муж больше! Пусть живут дружно, мне и Вале — отрада!»
Вечер прошел замечательно: вспоминали прошлые времена, много шутили, смеялись.
Пелагея снова закручинилась, подумав о том, что не сможет легко проститься даже с бывшим мужем, его женой и тем более с малышкой, вырванной ею когда-то у смерти.
«Однако, когда-то придется, — с грустью подумала она. — Иваныч не согласится переехать в деревню».
…Проводив гостей и уложив Настеньку, Пелагея и Валя наконец-то смогли поговорить.
— Ну как вы тут без меня? — спросила Пелагея.
— Скучали, милмоя, как скучали… про Федьку ты видно знашь ужо. Варька ишть ужо сказамши?
Пелагея кивнула:
— Сказамши. Валечка, ты даже не представляешь, как я рада за него и Веру, за Федоску! У него теперь будет полноценная семья! Я ж сама Феде еще на вокзале сказала, чтобы устраивал свою жизнь. Даже если бы я не вышла замуж за Иваныча, не жила бы я с ним больше, Валя. Не люб он мне совсем. Понимаешь?
— А дохтур люб рази? — Валентина строго посмотрела на Пелагею.
— Валя, разрывает меня изнутри. Люб, но мне ж не шешнадцать лет, как тогда, когда за Егорку выходила и бежала сломя голову из Волошино, лишь бы убежать. И не прогадала. Хорошим мне мужем был Егор. Сына мне какого… подарил. Если б не война… так уж внуки бы у меня были! Валя, и ты у меня есть! Но сейчас все по-другому, Валюша! Совсем! Не хочу я бежать сейчас! Понимаешь? Не от чего мне нынче бежать. Из Волошино меня будто толкали. А Высокое меня словно магнитом держит.
— Ох чижало! — горестно вздохнула Валя и покачала головой. — А я так и думать об ентом боюси. Но то время придеть… уедете сюравно. Сердечко мне кажет так. Разлука будеть у нас. Ох, Палашка, мужнина жена должна с мужем быть! Вот чавой я тебе казать хочу.
— Валь, до Нового года ничего решать не буду. Вот как-то сердце мне подсказывает, что пока не могу я ехать. Здесь я нужна.
— А ты вот и подумай чичас, как мене душу рветь. Я жа тебе должна казать как мать — а ну, собирай чумадан да к мужу ехай. А как я кажу такоя? Када от тута больно мене, прямо жгеть и дышать ня даеть. Как подумаю, што моя Настенька, жисть моя, уедеть от мене… ой, ня могу я! А ты, Палаша! Ты! Ня было тебе три месяца — таки я настрадаласи, ожидаючи. Стану утром, а будить некова, пустая кровать. А для ково стряпать и баню топить? Кому оно нужныя? — Валя прикрыла глаза и покачала головой: — Но ты мене ня слухай, ня слухай. Енто я так! Ехай, ехай, милмоя. К мужу надоть. Надоть. Шастье тама, рядом с им!
— Валь, давай спать. Ничего не могу я тебе обещать. Сейчас точно никуда не двинемся. А в апреле он приедет — там посмотрим, обсудим. Да и Насте надо доучиться. Так что до каникул точно пока никуда.
…Следующим же утром Пелагея чуть свет направилась в медпункт. Несмотря на ранний час, двор был полон людей, но они были мало похожи на больных. Завидев Палашу, все, кто сидел, поднялись и стали приветливо здороваться с ней.
— Заждалиси тебе, Прохоровна!
— Здравия тебе, Палашенька!
— Уж как заскучали по тебе, дохтур!
Пелагея приветливо поздоровалась со всеми и громко сказала:
— Благодарствую вам за прием такой теплый! Будьте здравы и поменьше сюда ходите!
Люди одобрительно загалдели, загудели, засмеялись.
— Ну что ж, начнем прием! Кто первый?
Но большая половина людей, кланяясь, вдруг двинулась со двора.
Палаша растерялась:
— Это что же? — спросила у Варвары.
— Здороваться пришли, — промолвила довольная Варя. — Домой таперича пошли, дела у всех, сама знашь! А кому и на работу.
Теплая волна накатила к сердцу, и Палаша еле сдержала слезы.
«Как уезжать? Как?» — нещадно била мысль тысячей молоточков.
Ближе к вечеру Варя и Пелагея, приняв всех больных, пили чай с вареньем и медом. В дверь тихонько постучали.
— Входи! — привычно крикнула Варя.
Дверь отворилась, на пороге стоял Федор.
— Федя, санок, а ты чавой?
— Здравствуй, Пелагея! Мать, ты выйди, пожалуйста, нам с Палашей поговорить надо.
Варвара тут же поднялась и мигом вышла из комнаты.
— Здравствуй, Федя, присядь. Чайку выпьешь? Свежий заварили. Хороший, я из Гурзовки привезла.
Федор мотнул головой:
— Нет, мне бы самогону сейчас.
— Спирту могу предложить.
— Нет, это я так… ничего не надо. Палаша… знаешь… я тут…
— Федь, прости меня! Ладно? — вдруг вымолвила Пелагея.
Федор вскинул на нее удивленный взгляд:
— Да за что же?
— Федь, за все. За то, что мучила тебя всю жизнь, за то, что надежду подала и… не оправдала, за то, что время со мной потерял.
Федор помотал головой:
— Нет, нет, не говори так! Я благодарен тебе. Я бы всю жизнь мучился, а теперь все понимаю, не будешь ты со мной.
— Не буду, Федь. Прости.
— Палаша, я с Верой хочу попробовать… ради Федоски… с Верой…
— Да, Федя, конечно. Но только надо бы не только ради Федоски, а и ради себя.
— Пока ради него. Страдает он, что батя в одном месте живет, а мать — в другом. Не могу я смотреть на это. Понимаешь? Ради сына. Что ж, второй раз ему мать терять?
— Да, Федя, наверное, ты прав! Ради детей можно на все пойти.
— Прощай, Палаша! — сказал Федор вслух, а мысленно добавил: «Прощай, моя единственная любовь!»
— Прощай, Федор. Спасибо тебе.
— И тебе спасибо.
Татьяна Алимова
Все части повести здесь ⬇️⬇️⬇️