Я накрывала на стол, когда в дверь позвонили. Три коротких звонка — так всегда делает свекровь. Сергей, читавший газету в кресле, вздрогнул и посмотрел на меня виноватым взглядом. Мы оба знали, что этот вечер не будет лёгким.
— Мамочка, проходи! — муж распахнул дверь, впуская Тамару Петровну с её фирменным тортом "Наполеон".
Свекровь, как всегда безупречно одетая — костюм песочного цвета, нитка жемчуга на шее — окинула прихожую внимательным взглядом. Я заметила, как её глаза на секунду задержались на новой вешалке. Да, мы купили её вместе с машиной... И что теперь?
— Алиночка, как вы тут? — Тамара Петровна чмокнула меня в щёку. От неё пахло теми же духами, что и всегда — "Красная Москва". — О, я смотрю, у вас новые покупки появились?
Я почувствовала, как напрягся Сергей. Он терпеть не мог эти разговоры, но всегда молчал. А я... я научилась улыбаться. Улыбаться и молчать.
Мы сели за стол. Я разлила чай по чашкам — новым, между прочим, купленным на распродаже. Интересно, и их покупку нам припомнят?
— Серёженька, — начала свекровь, отпивая чай маленькими глотками, — а правда, что вы машину купили?
Вот оно. Началось.
— Да, мам, — Сергей старательно намазывал масло на хлеб, избегая смотреть матери в глаза. — Подержанную "Тойоту". Очень удобная и...
— А зачем? — перебила его Тамара Петровна. — У вас же метро рядом. И автобусная остановка. Вы могли бы эти деньги...
— Во что-то полезное вложить? — вырвалось у меня.
Свекровь поджала губы. В комнате повисла тишина, только тикали часы на стене — подарок Тамары Петровны на новоселье.
— Ну почему же сразу так? — она поставила чашку на блюдце с легким звоном. — Я же как лучше хочу. Вот, например, Света с Димой...
— Мам, — Сергей наконец поднял глаза, — мы сами решили. Накопили и купили.
— Накопили? — Тамара Петровна усмехнулась. — А кто вам на свадьбу деньги дарил? Кто на первый взнос за квартиру помогал?
Я почувствовала, как краснею. От злости, от обиды, от бессилия. Каждый раз одно и то же. Каждый чёртов раз она напоминает нам о своей помощи, будто мы в вечном долгу.
— Мы благодарны за помощь, — я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. — Но эти деньги...
— Эти деньги вы могли бы потратить с умом! — Тамара Петровна повысила голос. — Вклад открыть, акции купить... А вы что? Машину! Игрушку!
Сергей молчал, механически жуя бутерброд. Я знала этот взгляд — он опять не хотел ссориться. Опять пытался усидеть на двух стульях. А я... я просто считала до десяти, чтобы не сказать лишнего.
Вечер продолжался. Мы говорили о погоде, о работе, о предстоящих праздниках. Но напряжение никуда не делось. Оно висело в воздухе, густое и тяжёлое, как грозовая туча. И мы все знали — это только начало.
Через три дня Сергей пришёл с работы какой-то потерянный. Я сразу поняла — что-то случилось. Он долго молчал, потом всё же признался:
— Мама звонила. Зовёт в гости, говорит, просто чаю попить...
Я только хмыкнула. Какой там чай! После того вечера с расспросами про машину я прекрасно понимала — это будет не просто чаепитие.
— Может, сходишь? — Сергей смотрел на меня почти умоляюще. — Она обещала, что всё будет спокойно.
Господи, какой же он всё-таки... мальчик. Верит маме, как в детстве. Я покачала головой:
— Иди один. Это твоя мама, тебе решать.
Он ушёл на следующий день после работы. А я места себе не находила — ходила по квартире, перебирала вещи, даже затеяла уборку. В голове крутились разные мысли, одна тревожнее другой.
Звонок в дверь раздался около девяти вечера. Я открыла и увидела мужа — бледного, с потухшим взглядом. Он прошёл в комнату, тяжело опустился в кресло и закрыл глаза.
— Там... — он запнулся, — там тётя Валя была.
Я похолодела. Тётя Валя — старшая сестра свекрови, главный "моральный авторитет" семьи. Если она подключилась к делу, значит, началась настоящая война.
— Они устроили... совет, — Сергей говорил тихо, будто через силу. — Мама сразу начала: "Сынок, мы с тётей обсудили..." А потом понеслось.
Он замолчал, открыл глаза и посмотрел в окно, где уже сгущались сумерки.
— "Алина неправильно тратит деньги", "Она тянет одеяло на себя", "Вот у Светки муж — молодец, всё семье, детям..." — он передразнил их голоса. — А потом тётя Валя начала про машину. "Кому она так срочно понадобилась? Может, это Алина настояла?"
Я села рядом, взяла его за руку. Ладонь была холодной и влажной.
— Знаешь, что самое противное? — он сжал мои пальцы. — Когда я сказал, что мы сами накопили, мама... она так посмотрела и говорит: "А если бы мы вас тогда не поддержали, смогли бы вы накопить?"
В комнате повисла тяжёлая тишина. Я чувствовала, как дрожит его рука в моей.
— А потом они начали требовать отчёта, — продолжил он глухо. — Сколько у нас осталось, куда планируем тратить, почему не советуемся с ними... Мама даже заплакала: "Ты совсем от рук отбился, как женился!"
Он резко встал, подошёл к окну. В темноте отражалось его осунувшееся лицо.
— Я не выдержал, — признался он. — Сказал, что это наши деньги и наше дело. Знаешь, что услышал в ответ? "Неблагодарный! Мы всю жизнь тебе отдали, а ты..."
Я подошла, обняла его сзади. Он стоял неподвижно, глядя в темноту за окном.
— Тётя Валя под конец выдала: "Вот помяни моё слово — она тебя разорит. Все невестки такие — тянут, тянут, а потом бросают." Представляешь?
В его голосе звучала такая боль, что у меня сжалось сердце. Я крепче обняла его, прижалась щекой к спине. Он медленно развернулся, посмотрел мне в глаза:
— Прости. Я должен был давно это прекратить.
В этот момент зазвонил телефон. На экране высветилось: "Мама".
Телефон продолжал звонить. Сергей смотрел на экран, не двигаясь, будто загипнотизированный. Я видела, как подрагивают его пальцы — хочет взять трубку, но что-то держит.
— Включи громкую связь, — тихо сказала я. — Пора заканчивать этот цирк.
Он посмотрел на меня долгим взглядом, потом кивнул и нажал кнопку.
— Да, мам.
— Ну что, одумался? — голос Тамары Петровны звучал обманчиво мягко. — Мы с тётей хотим как лучше, ты же понимаешь...
— Мам, — Сергей сглотнул, — давай не будем...
— Нет, давай будем! — она повысила голос. — Я имею право знать, как живёт мой сын! Что у вас за планы, куда деньги уходят... Мы вас поддерживали, мы вам помогали — вы обязаны отчитываться!
Я почувствовала, как внутри всё закипает. Пять лет. Пять лет этого давления, этих намёков, этих постоянных напоминаний о "долге". Каждый праздник, каждый семейный ужин, каждый телефонный разговор...
— Ваши деньги не дают вам права вмешиваться в нашу жизнь! — слова вырвались сами собой, острые как осколки стекла.
В трубке повисла звенящая тишина. Потом раздался резкий, почти визгливый голос свекрови:
— Так вот, значит, как ты с матерью мужа разговариваешь? — она задыхалась от возмущения. — Вот она, твоя истинная сущность! А ты, Сергей? Так и будешь молчать, пока она меня оскорбляет?
Я замерла. Сейчас. Сейчас решится всё. Либо он промолчит, как всегда, либо...
Сергей тяжело вздохнул. Его лицо стало вдруг спокойным и каким-то отрешённым. Он посмотрел на телефон, лежащий на столе, будто видел сквозь него лицо матери:
— Мама, — голос звучал тихо, но твёрдо. — Алина права. Мы больше не будем обсуждать наши деньги. Это наше дело.
— Что?! — она почти кричала. — Что ты такое говоришь? Это всё она, да? Она тебя настроила против родной матери?
— Нет, мама. Это я так решил. Я люблю тебя, но...
— Ах вот как? — Тамара Петровна перебила его, и в её голосе зазвучали слёзы. — Значит, теперь мы вам никто? Вычеркнули нас из жизни? Ну что ж...
Короткие гудки резанули тишину.
Сергей сидел неподвижно, глядя в одну точку. Я подошла, опустилась рядом на колени, заглянула ему в лицо. По его щеке катилась одинокая слеза.
— Прости, — прошептала я. — Я не хотела...
— Нет, — он покачал головой. — Не извиняйся. Знаешь... — он невесело усмехнулся, — я сейчас понял одну вещь. Мама никогда не изменится. Никогда не признает, что я вырос. Что у меня есть своя жизнь, своя семья...
Он замолчал, потом вдруг притянул меня к себе, крепко обнял:
— Спасибо.
— За что?
— За то, что заставила меня наконец повзрослеть.
В этот момент телефон снова зазвонил. Мы оба вздрогнули, но это была не Тамара Петровна. Звонила тётя Валя.
Сергей посмотрел на экран, потом решительно нажал кнопку "Отклонить".
— Хватит, — сказал он твёрдо. — Хватит с нас чужих советов.
Прошла неделя. Самая тихая неделя за все пять лет нашей семейной жизни — ни звонков от свекрови, ни сообщений от тёти Вали, ни "случайных" визитов родственников. Тишина звенела в ушах, непривычная и... освобождающая.
Я наблюдала за Сергеем. Он словно сбросил тяжёлый рюкзак с плеч — распрямился, начал улыбаться чаще. Но иногда ловила его задумчивый взгляд, устремлённый в окно, и понимала — скучает по маме. Как бы там ни было, она его мать.
Вечерами мы стали больше разговаривать. Без спешки, без оглядки на чужое мнение, без вечного "а что скажет мама". Просто муж и жена, строящие свою жизнь.
— Знаешь, — сказал он как-то за ужином, — я всё думаю о том вечере...
Я замерла с вилкой в руке. Мы не обсуждали тот разговор всю неделю, будто давали друг другу время осмыслить произошедшее.
— Раньше мне казалось, что я должен всем угодить, — он отложил приборы, посмотрел мне в глаза. — Быть хорошим сыном, достойным мужем, правильным человеком... А теперь понимаю — нельзя жить чужими представлениями о счастье.
Я молча встала, подошла к плите. Сделала ему чаю с мятой — такой, как он любит. Поставила чашку перед ним:
— Ты и есть хороший. Просто теперь ты — это ты, а не отражение чужих ожиданий.
Он улыбнулся, обхватил чашку ладонями, грея руки. За окном моросил мелкий осенний дождь, но в квартире было тепло и уютно.
Телефон зазвонил неожиданно, нарушив уютную тишину. На экране высветилось: "Мама". Сергей вздрогнул, но уже не так, как раньше — без паники, без суеты.
— Да, мам, — его голос звучал спокойно.
— Сынок... — Тамара Петровна говорила непривычно тихо. — Как вы там?
Не "когда одумаетесь", не "что надумали", просто — "как вы там". Три простых слова, за которыми стояло признание: что-то изменилось, и это необратимо.
— Нормально, мам. Работаем, живём...
— А... машина как? — в её голосе мелькнула привычная интонация, но тут же исчезла. — Ездите?
— Да, очень удобно. Особенно по выходным...
Они поговорили ещё минут пять — о погоде, о здоровье, о каких-то мелочах. Ни слова о деньгах, ни намёка на тот разговор. Будто возводили новый мост между собой — осторожно, по камушку.
Когда разговор закончился, Сергей ещё долго смотрел на потухший экран телефона.
— Знаешь, что я сейчас понял? — он поднял на меня глаза. — Мама не изменилась. Она всё та же, со своими тревогами и желанием контролировать. Но изменился я. И теперь... теперь мы будем общаться по-новому.
Я села рядом, положила голову ему на плечо. В окно барабанил дождь, на кухне тихо гудел холодильник, где-то вдалеке сигналила машина — обычные звуки нашей жизни. Нашей собственной жизни, где решения принимаем мы сами.
— Кстати, — вдруг улыбнулся он, — я тут подумал... Может, съездим на выходных к морю? На нашей машине, а? Просто вдвоём?
Я рассмеялась и крепче прижалась к нему. Вот оно — настоящее счастье. Не в чужих советах, не в вечном стремлении угодить всем, а в простой возможности быть собой и принимать свои решения.
А дождь за окном всё шёл и шёл, смывая старые обиды и страхи, даря надежду на новое, чистое начало.