Она пережила Гордея на целых 35 лет. Интересно, каким бы он сейчас был, если бы не ушёл из жизни в 54?
Гликерия окинула дом слеповатым взглядом, присела на приступок. и кажется ей, что слышит она Олеськин голосок,
Гликерия прикрыла глаза.
— Бабушка! — прямо над ней.
Она медленно, словно не желая разочаровываться, подняла веки.
— Бабушка, ты что, сидя спишь? — улыбается Олеся.
Точно Олеся. И Наталка. И не мерещится ей. Нет. Вот они, тут рядом. Обе.
Гликерия потёрла глаза.
— Бабушка, ты чего, плачешь?
— Не верится, — хрипит Гликерия.
Голос её сел от одиночества. Она давно ни с кем не разговаривала.
— Бабуля, — Наталка присела, прижалась щекой. — Как мы соскучились.
— А вы когда ж приехали? — Голос потихоньку прочищается.
— Вчера вечером. Мороженое будешь? — протянула вафельный стаканчик Олеся.
Гликерия впилась в пломбир оставшимися тремя передними зубами. Жёлто-серые зубы на фоне белого пломбира кажутся горчичными. Кусала жадно, не чувствуя холода.
— Как ты, бабулечка? — Наталка погладила морщинистую бабушкину руку.
— Потихонечку ветшаю, — улыбнулась Гликерия, облизывая сладкие губы. — Вместе с домом ветшаю. Вот помру скоро, и дом рухнет. Не знаю только, кто раньше. Я или дом. Хотелось бы успеть до того, как потолок на голову рухнет и погребёт меня под собой.
— Не говори так, бабушка.
— Тут говори не говори, время поджимает. Через месяц девяносто стукнет.
— Прекрасная дата. Как думаешь отмечать? — Олеся покосилась на кособокий деревянный стол и такую же кособокую лавку. Сесть не решилась.
— Никак, кто ко мне придёт? За последний год никого не было, а тут вдруг. Никто и не вспомнит.
— Как это не вспомнит? Мама помнит, она сама нам говорила. Скажи, Наталка? — Олеся подмигнула сестре.
— Скажу по секрету, она собирается тебе подарить самовар. — Соврала Наталка.
— Лучше бы она мне валенки подарила. — Гликерия посмотрела на иссохшие до синевы ноги в пустых галошах. — Ноги зимой в галошах мёрзнут.
— Ты что, зимой в галошах ходишь?!
— И зимой, и летом. Удобно.
Наталка с Олесей переглянулись.
— Ну, с нас валенки, договорились?
— Спасибо, только уедете вы.
— С мамой передадим.
— Да не придёт она, сами знаете, сердце у неё больное и ноги отказывают, только по телефону и разговариваем, последний раз она у меня на Пасху была. Еле дошла, назад пришлось такси вызывать.
— Вот на такси и приедет.
Олеся всё-таки решилась сесть на косую лавку. Лавка недовольно пропищала: «Уйди» и накренилась вперёд. Олеся упёрлась животом в стол, чтобы не съехать на бетонный пол.
— А ещё Ирке позвоню и Виталику.
— О-о-о… Эти точно не придут. Ирочка детишками занята, на ней хозяйство домашнее, а Виталик вечно пьяный, с папашей своим по забегаловкам оттираются. Вот эти придут. Чтоб напиться. Вовка, тот иногда ночевать приходит, холодильник обчистит, и снова в загул на месяц. Хотя нет, и этот не придёт, последний раз все подушки мои вспорол.
— Зачем?
— Деньги искал. Слепой уже почти, катаракта глаза съела, так он на ощупь. Думал, я в наволочки деньги зашиваю, только вот они где у меня. — Гликерия высунула грязную ступню из галоши, наклонилась и достала свёрнутую пятидесятирублёвую купюру. Развернула. — Целёхоньки.
Аккуратно сложила купюру, затолкала в галошу и сунула следом ногу.
— Потому тапки я и не ношу, галоши большие, прятать удобно. А Вовка он в любой момент появиться может. Этот про мой день рождения точно не помнит, он и про свой не помнит. Белочка у него.
Наталка обняла бабушку за плечи.
— Ну и пусть. Мама с папой придут. Точно тебе говорю. Попьёте чаю из самовара. Сделаешь свой фирменный торт из печений. Давай я схожу в магазин, печений накуплю и крем заварной, сейчас в пакетиках продают, просто разводишь молоком, ставишь на огонь и помешиваешь, он загустевает и всё. Легко и быстро, тебе даже возиться не придётся. Эх, жаль нас не будет.
— Да куда ж им приходить, Наталка? Неужто, не видите, как я живу. Это снаружи ещё дом ничего, а внутри… Даже вас пустить стыдно. Это раньше у меня окна блестели, посуда скрипела, а занавески поблёскивали от крахмала. Сейчас всё в запустении. Сил уж нет порядок наводить, я её, грязищу, и не вижу, хотя знаю, что есть. Пальцы к ручкам комода прилипают. Холодильник в копоти, зеркало поблёкло в мути какой-то. Да что я говорю, хотите, сами гляньте. В такие хоромы гостей не зовут.
— А мы на что, бабушка? — воскликнула Наталка. — Сейчас порядок наведём.
Они мыли и тёрли, мели и драили, скоблили и вытирали, стирали и ополаскивали. Через пять часов окна, полы, мебель и посуда блестели.
Наконец, тряпки и вёдра были сложены в сарай, а пахнущая лавандой Гликерия сидела в кресле, в красном наглаженном халате, укутанная в плед. Олеся подстригла и расчесала ей редкие седые волосы, завязала на голове белую косынку.
— Спасибо, только зря вы это… вон как выдохлись. Что мать скажет? Пошли в гости, чтоб в грязи копаться.
— Так и что? Когда-то ты за нами ухаживала, теперь наша очередь. — Наталка поднялась, села. — А помнишь, как я ногу кипятком обварила?
— Помню, конечно, только лучше не вспоминать.
— А ты тогда всю ночь люльку с Олесей качала и дула мне на рану. Я помню.
— Как же ты помнишь, тебе тогда лет пять было?
— Помню…
Потом они пили чай с печеньем и сливовым повидлом.
— Это у меня с прошлого года, последний урожай. Всё, высохла слива, подохла наконец. А я всё удивлялась, столько лет ей, она нет-нет, а хоть с кило слив принесёт, а в этом году сдохла… А я вот ещё живу.
— Ну вот, опять ты, бабушка!..
— Не буду больше.
— Обещай, что день рождения отметишь.
— Обещаю.
— И самое лучшее платье наденешь.
— Так нет у меня платья хорошего. Старьё одно.
— Так… — Олеся открыла шкаф. — Сейчас что-нибудь подберём.
Она вывалила на кровать содержимое шкафа и принялась перебирать вещи. В основном это были старые кофты и юбки, изъеденные молью, в катышках и кошачьей шерсти. Ничего приличного на вешалках не нашлось.
— А там внизу что? — ткнула пальцем в большой куль Наталка.
— Это моё подвенечное.
— Подвенечное? — Олеся стащила куль на пол и развязала узел. — Вот это да!
Она расправила и встряхнула тонкое кружевное платье.
— Какая красота! Бабушка, примерь.
— Ха-ха-ха… — рассмеялась Гликерия. — Чего удумала.
— А что? — Наталка бережно подобрала подол платья. — Красивое какое. Как новенькое.
— Я уж и забыла про него. Давно не проветривала.
— Отлично сохранилось, даже не пожелтело, — с восхищением покачала головой Наталка, поглаживая пальцем расшитый розовыми бусинами подол. — Простенькое вроде, а смотрится роскошно.
— Сейчас винтаж в моде. — Олеся измерила Гликерию внимательным взглядом. — Как раз впору будет. Ты же вон как похудела, давай, примерь.
— Да ну вас, — отмахнулась Гликерия и засмеялась молодым задорным смехом. — Меня в нём только в гроб положить.
— Гроб подождёт. Мы тебя ещё замуж в нём выдадим.
— Ха-ха-ха, — снова залилась смехом Гликерия, — за кого замуж, все мои ровесники померли давно.
— А нам старых пердунов не надо, мы молодого сосватаем. Мама говорила, Никола Коцолапый овдовел год назад.
— Да ну вас. Никола мне в сыновья годится.
— Это он тебе лет пятьдесят назад в сыновья годился, а время возраст уравнивает.
— Да бог с ними, с женихами, надень, хоть посмотрим на тебя, — улыбнулась Наталка.
— Ну ладно.
Гликерия сняла халат и косынку, похихикивая, надела своё подвенечное платье. Подошла к зеркалу. Седые локоны рассыпались по кружевному вырезу.
— Ну… Вот и праздничный наряд. Его наденешь, и не спорь. — Олеся полезла в куль и вынула розовые матерчатые туфельки, похожие на балетные тапочки. — Вот балетки… Не знаю. Примеришь?
— Ну нет, — замахала рукой Гликерия. — Мне подагра пальцы на ногах вывернула. И вообще… Мне теперь белые тапочки нужны. Розовые не подходят.
— Опять ты, бабушка…
Когда на улице стемнело, Олеся с Наталкой засобирались домой. Платье повесили на вешалку. Вешалку на занавеску, отделяющую коридор от закутка с диваном.
Гликерия давно так не веселилась, потому долго не могла унять сердце, так и уснула улыбаясь. Ночью ей приснился сон и не сон даже, а воспоминание. Она, молодая, раскрасневшаяся в подвенечном платье и белых, похожих на бальные, тапочках выходит навстречу к жениху. Гордей протягивает ей руку, она вкладывает свою ладошку в его широкую ладонь.
— Пойдёшь за мной? — чуть слышно спрашивает Гордей.
— Пойду, — чуть слышно отвечает Гликерия.
Вы прочли отрывок из книги Елены Касаткиной "Проклятие дома на отшибе". Полностью книгу читайте на Литрес, Ридеро и Амазон. https://ridero.ru/books/proklyate_doma_na_otshibe/
