Тонкий аромат жареного мяса плыл по квартире, смешиваясь с запахом свежей выпечки. Женя в который раз поправила скатерть – белоснежную, праздничную, ту самую, что берегла для особых случаев. Сегодня был именно такой – день рождения Олега. Она посмотрела на часы: без четверти семь, гости будут с минуты на минуту.
Пальцы привычно разглаживали невидимые складки на скатерти, расставляли приборы – каждый точно на своем месте. Как в ресторане, любила говорить Катя. Женя улыбнулась, вспомнив подругу. Да, у неё всегда было идеально – она просто не умела иначе.
Из комнаты доносилось тихое посапывание – там спала маленькая Алиса. Надо было уложить её пораньше, чтобы не капризничала при гостях. Старший, Димка, уже неделю гостил у бабушки – там спокойнее, чем дома в праздники.
– Олег, ты не мог бы помочь с бокалами? – Женя обернулась к мужу, устроившемуся в кресле с телефоном.
Он поднял голову, рассеянно кивнул и вернулся к экрану:
– Сейчас, дай досмотреть видео.
Женя поджала губы. Это "сейчас" она знала наизусть – растянется минимум на полчаса. Как и его "подожди минутку" или "я только закончу". Раньше она спорила, потом научилась делать всё сама. Так было проще.
Она достала бокалы – высокие, для красного вина, и поменьше, для белого. Протёрла каждый до блеска, расставила. Справа от тарелок, как положено. В детстве мама учила её, что красивый стол – это искусство. Интересно, учила ли она этому брата? Вряд ли.
Олег всё-таки оторвался от телефона, подошёл к столу с бутылкой вина. Ловко открыл её, налил себе:
– Отличное вино... Будешь?
Женя покачала головой:
– Мне ещё салаты заправлять.
Он пожал плечами и сделал глоток, наблюдая, как она расставляет свечи. Тонкие, витые, они придавали столу особую торжественность. Женя помнила, как выбирала их в магазине, представляя этот вечер. Хотелось, чтобы всё было идеально.
Звонок в дверь раздался, когда она заканчивала с последними приготовлениями. По телу прошла привычная волна усталости – она на ногах с самого утра. Но это ничего, она справится. Она всегда справлялась.
– Открой, пожалуйста, – попросила она Олега, который всё ещё стоял с бокалом.
– Да-да, – он сделал ещё глоток и неторопливо направился в прихожую.
Женя посмотрела на своё отражение в оконном стекле. Помада немного стёрлась, но времени подкраситься уже не было. Она расправила плечи и улыбнулась – той самой улыбкой, которую отточила за годы семейной жизни. Улыбкой, за которой можно спрятать что угодно – усталость, раздражение, обиду. Улыбкой идеальной хозяйки дома.
– А помните, как мы в прошлом году в Турции? – Олег взмахнул руками, чуть не задев бокал. – Там такой аниматор был – настоящий талант! Я ему говорю: "Друг, научи меня этому танцу", а он...
Женя механически подкладывала салат в опустевшую тарелку Кости. Голос мужа, такой привычный, отдавался глухим звоном в висках. Весь вечер он был в ударе – сыпал историями, шутил, очаровывал гостей. Душа компании, как всегда.
– Жень, ты бы присела, отдохнула, – Лена мягко тронула её за локоть. – Мы сами можем взять, что нужно.
Подруга смотрела с беспокойством – она всегда была наблюдательной. Наверное, заметила и эти круги под глазами, которые не скрыл консилер, и то, как дрожат руки от усталости.
– Всё хорошо, – Женя выдавила улыбку. – Мне не трудно.
Эта фраза, въевшаяся в подкорку, слетала с губ автоматически. "Мне не трудно" – когда надо забрать детей из садика после рабочего дня. "Мне не трудно" – когда нужно приготовить ужин, хотя глаза слипаются от недосыпа. "Мне не трудно" – когда...
– Женька у меня золото! – голос Олега вырвал её из размышлений. – Всё успевает: и работа, и дом, и дети. Я даже не знаю, как она справляется!
Он поднял бокал, глаза блестели от выпитого вина. Гости заулыбались, поддерживая тост. Только Катя нахмурилась – она помнила их недавний разговор, когда Женя, наконец, позволила себе расплакаться.
Бокал в руке Жени дрогнул. Вино качнулось, оставляя на стенках тонкий багровый след – как кровь из пореза. Такой же след остался на скатерти неделю назад, когда она порезала палец, готовя ужин. Олег даже не заметил пластырь на её руке.
– А ты хочешь знать, как я справляюсь? – слова вырвались сами, звеня от сдерживаемой горечи. Женя поставила бокал на стол – слишком резко, вино выплеснулось на идеально белую скатерть.
В комнате стало тихо. Даже музыка, игравшая фоном, казалось, притихла.
– Ты вообще знаешь, что я уже год тяну всё сама? – её голос дрожал, но это была не слабость. Это была ярость – чистая, острая, как лезвие ножа. – Год, Олег! Ты хоть раз спросил, как я справляюсь на самом деле?
Костя с новой девушкой – кажется, Мариной – переглянулись. Лена положила вилку, не донеся её до рта. Муж её, Павел, уставился в тарелку с преувеличенным интересом.
– Женя, ты что? – Олег растерянно улыбнулся, пытаясь превратить всё в шутку. – Давай не сейчас...
– А когда? – она почти кричала. – Когда ты будешь готов услышать? Когда у тебя будет подходящее настроение? Или когда я окончательно сломаюсь?
Алиса заплакала в соседней комнате – должно быть, разбудил шум. Но Женя не двинулась с места. Впервые за долгое время она не бросилась решать очередную проблему. Пусть Олег хоть раз почувствует, каково это – нести ответственность.
Повисла тяжёлая тишина. Только детский плач доносился из-за стены, как далёкий колокольный звон.
Олег всё ещё улыбался, но улыбка застыла, превратившись в неестественную маску. Он обвёл глазами гостей, словно ища поддержки:
– Женя, давай мы потом...
– Потом? – она горько усмехнулась. – Знаешь, сколько раз я слышала это "потом"? Каждый чёртов день, Олег! "Потом поговорим", "потом помогу", "давай не сейчас"...
Она замолчала, переводя дыхание. В горле стоял ком – все эти слова, которые она глотала месяцами, рвались наружу, как вода сквозь прорванную плотину.
– Я работаю полный день, – голос дрожал, но она продолжала, – забираю детей из садика, готовлю, убираю, стираю, проверяю уроки с Димкой... Ты вообще в курсе, что у него проблемы с математикой? Нет, конечно. Ты же "устаёшь на работе".
Олег нахмурился, желваки заходили на скулах:
– Ты сейчас серьёзно? Я работаю целыми днями, зарабатываю деньги. Думаешь, это легко – обеспечивать семью?
– А я, значит, не работаю? – Женя почти рассмеялась. – Моя зарплата – это что, карманные деньги? А может, ты думаешь, что я в офисе прохлаждаюсь?
– Жень, ты права, – Лена подалась вперёд, положив руку на плечо подруги. – Мы же давно говорили, что тебе нужна помощь. Нельзя всё тянуть одной.
– Да ладно вам, – Костя откинулся на спинку стула, покачивая бокал. – Это же естественно – женщина следит за домом. Моя мама всегда говорила...
– Костя, помолчи, – оборвала его Катя. Она встала, пытаясь разрядить обстановку: – Может, чаю? У меня есть отличное печенье...
Но Женю уже было не остановить:
– Знаешь, что самое обидное? – она смотрела прямо на мужа. – Не то, что ты не помогаешь. А то, что ты даже не видишь, что я устала. Что мне тяжело. Что я просто человек, а не робот, который может функционировать без остановки.
Алиса в соседней комнате всё ещё плакала. Олег дёрнулся было встать, но замер, когда Женя продолжила:
– Не утруждайся. Первый раз за год вспомнил про дочь? Я сама схожу. Я же всегда всё делаю сама.
Марина, девушка Кости, нервно теребила салфетку. Павел старательно изучал узор на скатерти. Лена смотрела на Женю с сочувствием, а Катя – с какой-то странной смесью гордости и тревоги.
– Между прочим, – Олег повысил голос, – я не просил устраивать этот ужин. Это была твоя идея!
– Конечно, – Женя встала из-за стола. – Это всегда моя идея – создавать семью, поддерживать отношения, делать праздники. А ты просто позволяешь мне это делать, да? Как великое одолжение?
Она направилась к детской, но у дверей обернулась:
– Знаешь, что? Я устала. Устала быть единственным взрослым в этом браке. Устала делать вид, что всё хорошо. Устала... просто устала.
Дверь детской закрылась за ней, отрезая от гостиной. Через минуту плач Алисы начал стихать, сменяясь тихим сопением. Женя всегда умела успокаивать детей – как и всё остальное, она научилась делать это в совершенстве.
За столом повисла тяжёлая тишина. Было слышно только, как Олег постукивает пальцами по столу – нервный, рваный ритм, выдающий его растерянность.
Звук закрывшейся входной двери прозвучал как точка в затянувшемся вечере. Женя механически собирала тарелки – движения отточены годами, руки помнят, что за чем. Грязная посуда в раковину, остатки еды в контейнеры, скатерть... На белоснежной ткани расплылись бордовые пятна от вина – как кровоподтёки на безупречной поверхности их семейной жизни.
Вода из крана била по тарелкам с остервенением, словно пытаясь смыть не только остатки праздничного ужина, но и всё, что случилось за этот вечер. Женя намеренно не оборачивалась, хотя спиной чувствовала присутствие Олега. Он стоял в дверном проёме – она знала эту его позу: скрещенные на груди руки, чуть наклонённая голова, желваки, играющие на скулах.
"Раз-два-три..." – мысленно считала она, ожидая. И точно – на счёт "семь" он заговорил:
– Ну ты, конечно, устроила цирк. – В голосе мужа звучала смесь раздражения и снисходительности, от которой у неё свело зубы. – Перед всеми... Что они теперь подумают?
Женя почувствовала, как к горлу подступает горький смех. Что подумают? Вот что его волнует – мнение других. Не её усталость, не её боль, не её одиночество в этом браке. А что подумают другие.
– Мне всё равно. – Собственный голос показался ей чужим – спокойным, безжизненным.
Она поставила последнюю тарелку в сушилку, вытерла руки полотенцем. Движения медленные, размеренные – словно во сне. Усталость накатывала волнами, тяжёлыми, как осенний прибой.
– Слушай, я понимаю, ты устала... – начал Олег примирительным тоном. – Но не надо было...
– Не надо было что? – она наконец повернулась к нему. – Говорить правду? Показывать, что я живой человек? Нарушать твою зону комфорта?
Он поморщился, как от зубной боли:
– Давай не будем начинать всё сначала. Уже поздно, мы оба на взводе...
– Поздно, – эхом отозвалась Женя. – Действительно поздно.
Она прошла мимо него – плечом почти задела, но в последний момент отстранилась. Достала из шкафа запасное одеяло и подушку. Старую, ещё от мамы, с выцветшей наволочкой в мелкий цветочек.
– Ты что делаешь? – В голосе Олега впервые за вечер мелькнуло что-то похожее на беспокойство.
– Иду спать. – Она помолчала секунду и добавила: – В гостиную.
– Женя, ну перестань...
Она покачала головой:
– Знаешь, самое страшное – это когда уже не хочется ни кричать, ни плакать, ни доказывать что-то. Когда просто... устаёшь.
Одеяло и подушка в руках пахли лавандой – она всегда клала саше в шкаф. Такие мелочи, из которых складывается уют. Которые никто, кроме неё, не замечал.
– Спокойной ночи, Олег, – сказала она, не оборачиваясь.
За спиной раздался его голос – растерянный, почти испуганный:
– Жень...
Но она уже закрыла за собой дверь гостиной. В темноте нашарила диван, расстелила одеяло. Откуда-то из глубины дома доносилось тиканье часов – размеренное, бесконечное. Как её жизнь последний год. Как её одиночество в этом браке.
Женя легла, свернувшись калачиком. Подушка пахла домом, детством, маминой лавандой. Где-то в соседней комнате сопела во сне Алиса. В кухне Олег гремел чем-то – наверное, искал стакан для воды. Всё как всегда. И в то же время – всё совершенно иначе.
Она закрыла глаза. Впервые за долгое время не нужно было ничего делать, ничего решать, ни о ком заботиться. Просто лежать в темноте и слушать, как тикают часы. Тик-так. Тик-так. Словно отсчитывая секунды до чего-то нового. До перемен. До свободы.
Утро выдалось непривычно тихим. Обычно в это время Женя уже суетилась на кухне – собирала завтрак, проверяла портфель Димки, готовила сменную одежду для Алисы в садик. Но сегодня она просто сидела за столом, обхватив ладонями чашку с остывающим кофе.
Тишина звенела в ушах. Странно – она столько раз мечтала об этом: просто посидеть в тишине, никуда не спешить. Почему же сейчас это ощущалось так... неправильно?
Шаги Олега она узнала по звуку – чуть шаркающие, неуверенные. Он замер в дверях, словно не решаясь войти на её территорию. Женя не подняла головы, продолжая смотреть в чашку, где тёмная поверхность кофе отражала её искажённое лицо.
– Доброе утро, – голос Олега звучал хрипло, будто со сна. Или после бессонной ночи.
Она кивнула, не отвечая. Краем глаза видела, как он потянулся к шкафчику за своей любимой кружкой – той самой, с трещиной на ручке. Сколько раз она предлагала купить новую...
Олег налил кофе, постоял с кружкой, явно не зная, куда себя деть. Потом всё же сел напротив. Теперь между ними был только стол – и десять лет брака, превратившиеся в пропасть.
– Жень... – начал он, пытаясь поймать её взгляд. – Может, поговорим?
"Надо же, – подумала она с горькой иронией, – впервые за год он сам предлагает поговорить."
Она подняла глаза – спокойные, почти равнодушные. Это спокойствие пугало его больше, чем вчерашние слёзы и крики. Олег нервно провёл рукой по волосам:
– Слушай, я понимаю, что вчера...
– Нет, – она покачала головой, – не понимаешь.
– Тогда объясни, – в его голосе мелькнуло раздражение. – Что я должен понять?
Женя отставила чашку. На белой поверхности стола остался тёмный след от донышка – как след от их вчерашнего разговора, который уже не стереть.
– Я просто больше не хочу быть одна в этом браке, – слова падали тихо, но тяжело, как камни в воду. – Не хочу быть единственной, кто помнит про дни рождения, следит за уроками, знает размер одежды детей. Единственной, кто... заботится.
– Но я же... – он осёкся, не закончив фразу.
– Что – ты? – она впервые за утро посмотрела ему прямо в глаза. – Зарабатываешь деньги? Да, спасибо. Но семья – это не только деньги, Олег. Это... быть рядом. По-настоящему рядом.
Он молчал, крутя в руках кружку. В утреннем свете стала заметна седина на его висках – когда она появилась? Почему она не замечала раньше?
– Знаешь, – продолжила Женя, – я вчера всю ночь думала. О нас. О том, как всё изменилось. Помнишь, как в первый год ты приносил мне кофе в постель? Как мы гуляли с коляской по очереди, чтобы каждый мог отдохнуть? Как вместе собирали Димку в первый класс...
Её голос дрогнул, но она справилась с собой:
– А потом... потом ты просто... ушёл. Нет, не физически – ты же рядом, спишь в соседней комнате. Но ты перестал быть частью нашей жизни. Нашей настоящей жизни – с её проблемами, заботами, радостями. Ты просто... наблюдаешь со стороны.
Олег поставил кружку на стол – слишком резко, кофе выплеснулся на скатерть. Раньше Женя тут же бросилась бы за тряпкой, но сейчас она даже не шевельнулась.
– И что ты хочешь? – в его голосе звучала тревога. Настоящая тревога – впервые за долгое время.
– Я хочу, чтобы ты решил, – она встала из-за стола. – Хочешь ли ты быть частью этой семьи. По-настоящему быть, а не просто жить рядом. Подумай об этом.
Она направилась к двери, но у порога обернулась:
– И знаешь что? Я тоже устаю на работе. Я тоже хочу иногда просто полежать с телефоном. Я тоже человек, Олег. Просто... подумай об этом.
Дверь за ней закрылась беззвучно. В кухне остался Олег, его остывающий кофе и эхо её слов, от которых, кажется, даже воздух стал другим.
Женя проснулась от тишины. Не от привычного шума – детского плача, звона посуды на кухне, голоса мужа, говорящего по телефону – а именно от её отсутствия. Она открыла глаза, прислушалась. Дом молчал.
Первой мыслью было – проспала. Схватила телефон: 9:47. Сердце ёкнуло – Алиса же в садик, завтрак, сборы... Она рывком села на кровати и только тогда заметила листок бумаги на тумбочке.
"Мы ушли на прогулку. Отдыхай."
Почерк Олега – размашистый, немного нервный. Женя перечитала записку ещё раз, пытаясь осознать происходящее. Мы – значит, он взял Алису сам? Без напоминаний? Без её просьб?
Она медленно откинулась на подушку. В голове крутились обрывки вчерашнего разговора, эхом отдавались её собственные слова: "Я просто больше не хочу быть одна в этом браке..."
По потолку плыли солнечные пятна. Где-то за окном чирикали птицы – раньше она никогда не замечала их голосов, вечно спеша куда-то с утра. Тело, привыкшее к бесконечной гонке, не знало, что делать с этой внезапной паузой.
Женя встала, накинула халат. На кухне обнаружила ещё один сюрприз – чистую раковину и свежесваренный кофе в термосе. На столе – её любимая чашка, та самая, с синими цветами, которую дети подарили на 8 марта.
Она налила кофе, села у окна. Вдохнула аромат – правильный, как она любит, не слишком крепкий. Когда он успел запомнить, как она пьёт кофе?
Первый глоток отдавал горечью. Как и мысли, которые никак не получалось отогнать. Сколько раз она мечтала об этом – проснуться в тишине, пить кофе, никуда не торопясь? Почему же сейчас к этому примешивается что-то похожее на тревогу?
"Не надейся, – шептал внутренний голос, – сколько раз уже было: один день внимания, а потом всё возвращалось на круги своя..."
Но другой голос, тихий и упрямый, возражал: "А может, в этот раз что-то действительно изменится?"
Женя поймала своё отражение в оконном стекле – осунувшееся лицо, следы усталости под глазами, которые не скрыть никакой косметикой. Когда она успела так измениться? Когда привыкла видеть в зеркале эту женщину с потухшим взглядом?
Звук открывающейся двери заставил её вздрогнуть. В прихожей послышался топот маленьких ножек, радостный голос Алисы:
– Мама! А мы были в парке! И кормили уточек! И папа купил мне шарик!
Женя встала, готовясь к привычной суете – раздеть ребёнка, проверить, не замёрзла ли, приготовить перекус...
– Алис, давай куртку, – голос Олега звучал непривычно уверенно. – Сначала разденемся, потом расскажешь маме про уточек.
Женя замерла на пороге кухни. Смотрела, как муж помогает дочери расстегнуть молнию на куртке, стягивает шапку с растрепавшихся кудряшек. Его движения были неловкими – видно, что непривычно, что руки не знают, как обращаться с маленькими пуговицами и застёжками.
Но он старался.
Поймав её взгляд, Олег слегка смутился:
– Мы... погуляли. Я подумал, ты захочешь отдохнуть.
Она кивнула, не доверяя голосу. В горле стоял ком – не от обиды, как вчера, а от чего-то другого. От надежды? От страха поверить в эту надежду?
– Мам, смотри какой у меня шарик! – Алиса протянула ей розовый воздушный шар. – Папа сказал, ты любишь розовый!
"Я уже забыла, что люблю розовый", – подумала Женя. А он помнил. Всё это время помнил такие мелочи о ней.
Может быть... может быть, не всё потеряно?
Вечер опускался на город медленно, словно давая время всем завершить дневные дела. Алиса уже спала, набегавшись за день – после прогулки с папой она была непривычно оживлённой, без конца рассказывала про уточек и качели.
Женя сидела в кресле, забравшись в него с ногами – привычка с детства, от которой она так и не избавилась. В руках книга, та самая, которую начала читать ещё месяц назад, но всё никак не находила времени продолжить. Буквы расплывались перед глазами – мысли то и дело возвращались к событиям последних дней.
Шаги Олега она услышала издалека – он словно специально шёл медленнее обычного, давая ей время решить: остаться или уйти. Она осталась.
– Жень... – он остановился в дверях, держа в руках какой-то лист бумаги. – Можно с тобой поговорить?
Она отложила книгу, кивнула. Олег прошёл в комнату, сел напротив – не развалился в кресле, как обычно, а как-то неуверенно примостился на краешке.
– Я тут подумал... – он нервно разгладил лист. – Может, попробуем распределить обязанности?
Женя промолчала, ожидая продолжения. Она столько раз слышала обещания, что теперь любые слова казались пустыми.
– Смотри, – он протянул ей лист, – я тут написал... Ну, то есть составил список. Что нужно делать по дому, с детьми... – он запнулся. – Я даже не представлял, сколько всего...
Она взяла бумагу. Почерк Олега – торопливый, местами с помарками. "Отвести/забрать детей", "Уборка", "Готовка", "Уроки с Димкой"... Список был длинным. Очень длинным.
– Я понимаю, – продолжил он, видя, что она молчит, – это всё... это слишком много для одного человека. Я просто... не замечал раньше. Или не хотел замечать.
Женя подняла глаза:
– И что ты предлагаешь?
– Давай разделим, – он подался вперёд. – По-честному. Я могу забирать Алису из садика – у меня после трёх обычно нет важных встреч. И с Димкой математику – у меня вроде неплохо с точными науками...
Он говорил, а она смотрела на него – и видела не того самоуверенного мужчину, который вчера красовался перед гостями. Сейчас перед ней сидел растерянный человек, который, кажется, впервые увидел реальность их семейной жизни.
– И ещё... – он замялся. – Я записался на курсы готовки. Онлайн. Ну, чтобы хотя бы простые вещи уметь...
Это было неожиданно. Настолько, что Женя не сразу нашлась с ответом.
– Я не обещаю, что сразу всё получится, – торопливо добавил он. – Наверное, будут ошибки. И я буду забывать, и путать... Но я хочу попробовать. Правда хочу.
Она смотрела на список в своих руках. На неровные строчки, написанные знакомым почерком. На маленькие пометки на полях: "научиться", "спросить у Жени", "погуглить". Он действительно думал над этим. Потратил время, составляя список, анализируя, планируя...
– Я не прошу сразу простить и забыть, – тихо сказал Олег. – Просто... давай попробуем? Шаг за шагом?
Женя провела пальцем по строчкам. Сколько раз она мечтала об этом разговоре? И сколько раз разочаровывалась, когда обещания оставались просто словами?
– Знаешь, что самое сложное? – она подняла глаза. – Поверить, что это не на день, не на неделю. Что ты не бросишь на полпути, когда станет трудно.
Он кивнул:
– Понимаю. Поэтому и говорю – давай попробуем. Постепенно. И... ты говори мне. Если что-то не так, если забываю, если...
– Если превращаюсь обратно в мебель? – невесело усмехнулась она.
– Да, – он не отвёл взгляд. – Говори. Даже кричи, если надо. Только не молчи больше. Ладно?
Женя сложила лист. Аккуратно, по линиям сгиба. Посмотрела на мужа – внимательно, словно впервые видела:
– Хорошо. Давай попробуем.
Она не бросилась к нему в объятия, не заплакала от счастья. Просто кивнула – спокойно, чуть настороженно. Как человек, который долго болел и теперь осторожно пробует встать на ноги, не уверенный, выдержат ли они.
За окном совсем стемнело. Где-то в детской сопела во сне Алиса. Тикали часы – но их ритм уже не казался таким безнадёжным.
Всё только начиналось. И это начало пахло надеждой – робкой, как первые весенние цветы, пробивающиеся сквозь последний снег.