— Галя, держи ты ее! Убежит ведь! — запыхавшись, из последних сил кричала женщина лет сорока своей сестре, приехавшей в гости из города.
Но Галя стояла, выпучив глаза, и не решалась подойти. Все, что происходило на ее глазах, казалось дикостью.
— Катя, я не смогу, не буду! — вдруг произнесла она сорвавшимся голосом и побежала к дому.
Катерина отпустила вырывающуюся козу и стерла пот со лба, в сердцах сказав:
— Потерянная ты девка, Галя, ни к чему не приученная.
Седой дед Егор стоял в стороне и ухмылялся:
— Эх, вы, бабы. С козой сладить не можете. Вот в мое время…
И понеслось. Катя слушала вполуха, как дед Егор рассказывал про жизнь в деревне, про свое детство, молодость и прочее. Перебивать старика было смерти подобно. Это он с виду был Божий одуванчик, а коли рассерчает, то пиши пропало.
Катя держала козу за рога и пыталась надеть на нее ошейник с веревкой, чтобы отвести домой.
— Тебе поводок надо другой на козу надевать. Она хитрая, видишь, научилась снимать его. Трется об дерево, перетирает его, ремешок сам и расстегивается.
— Спасибо, дед Егор, разберемся.
Галя сидела дома с ноутбуком и доделывала проект по работе. Увидев недовольную Катерину, она вся будто скукожилась, чувствуя себя виноватой.
— Прости, ну не могу я. От козы пахнет жутко.
— Сестренка, давно ли ты стала такой брезгливой? Ты пока в город не переехала, нормальным человеком была. Зачем тогда в гости явилась? По хозяйству не помогаешь, нос от еды воротишь, со скотиной справиться не можешь.
Галя, виновато опустив глаза, молчала.
— Тебе бы замуж выйти и детей рожать, а ты все дурью маешься: на уме только развлечения, путешествия и шмотки. Ладно хоть работу нашла хорошую. Родители бы тобой гордились в этом плане.
— А ты родила, тут в деревне торчишь – сильно счастлива? Муж пьет, ты мальчишек одна вырастила, а толку. Все равно уехали, свои семьи завели. Только и тянешь лямку, пытаясь ужиться с пьяницей сколько лет.
— Ты меня попрекаешь? Я тебя вырастила, выкормила, побойся Бога. Родители с небес тебя услышат – огорчатся.
Галя психанула, собрала вещи и в этот же день уехала обратно в город. На следующее утро Катерина снова встретила деда Егора, который обрывал листья с дерева и складывал в ведро, загадочно улыбаясь.
— Утро доброе, — поздоровалась она, вбивая колышек в землю и привязывая козу.
Дед поздоровался в ответ и поставил ведро с листьями перед козой, которая демонстративно отвернулась.
— Характер что у козы, что у твоей сестры – один и тот же. Не сладко же тебе придется.
— Коза хоть молчит, а Гале палец в рот не клади, — вздохнула Катерина.
— Дай ей время. Ты хоть родителей помнишь, знала их лучше. А она что… Обиду, может, держит на душе. Раны затянутся с годами, поймет она, сколько ты для нее сделала. А то, что избаловала ты девку, так это ничего.
— Надеюсь, дед Егор. Устала я думать за нее. Иногда жалею, что в город отпустила.
— Так, а зачем ее у своей юбки держать. Пусть свою жизнь строит. Хоть и капризная, а умная выросла. Ты, главное, оставь ее на какой-то период без внимания: не пиши, не звони, не давай знать о себе ничего. Пусть сама поймет.
Так Катерина и сделала. К концу лета работы было непочатый край на огороде и по хозяйству. Муж не помогал, запил и пропал где-то с друзьями, а когда вернулся через неделю, тут уже женщина не выдержала и прогнала его:
— Иди, где был. Устала я. Хватит.
Он скандалил, но Катю было не пробить: выставила вещи его за дверь и больше не пустила. А вскоре позвонила Галя:
— Катя, привет… Извиниться хотела. Прости меня, глупую. Но жизнь в деревне не для меня. Я не смогу больше приезжать. Ни тебе, ни себе настроение портить не хочу.
— Твое дело, сестренка. Устраивай свою жизнь и будь счастлива.
Катерина отключилась и долго смотрела в окно, как дед Егор обрывает листья с дерева, чтобы покормить ее козу.
Так же и Катя когда-то из-за ослеплявшей сестринской любви слишком опекала Галю…
— Прав дед Егор: избаловали что козу, что Галю…