Квартирный вопрос
Приводимый на новое место контингент заключённых строил себе лагерный пункт (лагпункт), размеры которого зависели от планируемого количества поселяемых там осуждённых. При этом колонна заключенных строила лагпункт порой даже не для себя, а для размещения там другой колонны. Размеры лагпункта зависели от численного состава планируемой для размещения колонны. В свою очередь численный состав зависел от масштабов намеченных производственных задач. Размеры лагпункта, как правило, начинались от 100 х 100 метров и могли достигать 200 х 300 метров.
Лагерный пункт начинался с палаток и шалашей. Натягивался один ряд проволочных заграждений высотой около двух с половиной метров (именно он назывался «зоной»), ставились вышки, затем оборудовалось внешнее проволочное заграждение высотой около метра – «предзонник». Затем строились сортиры, вахта, штрафной изолятор, бараки (или первоначально, землянки), рылся пожарный водоём.
После этого возводились остальные объекты: барак-клуб (чаще всего совмещённый с библиотекой), барак-штаб (иногда совмещённый с лазаретом), кухня-столовая (часто совмещённая с пекарней), баня (совмещённая с дезокамерой - сушилкой и прачечной).
В пределах проволочного заграждения могли находиться ларёк для заключённых, камера хранения личных вещей заключённых, пошивочная и сапожная мастерская, отдельный барак-медпункт.
Бараки были типовыми, то есть существовал некий единый вариант их возведения, которого придерживались повсеместно. Бараки достигали размером около десяти метров по ширине и двадцати по длине, и были разделены на две части, в каждой из которой находилось по кирпичной печи и отдельному входу. Деревянные нары монтировались в два яруса, чаще всего сколоченными блоками по четыре, как полки в плацкартном железнодорожном вагоне (в документах их называли нарами вагонного типа). Нары снабжались табличками , коротко информирующими о том, какому заключенному отводилось это место.
Как отмечает исследователь М. Мишечкина (директор Музея вечной мерзлоты в г. Игарке), изучавшая документы по Строительству № 503 в Ярославском областном архиве, «Организация новых линейных колонн тщательно подготавливалась. Вначале на каждую колонну отправлялась пионерная группа в составе 50-60 человек, главным образом, плотников с минимумом ресурсов и палатками. По мере первоначального обустройства колонна насыщалась дополнительными группами рабочей силы».
Жилья хронически не хватало и заключенным, и вольнонаемным, и солдатам срочной службы ВОХРа и конвойных войск.
На начальных этапах строительства участков, когда бараки еще не были построены, заключенные жили в палатках и полуземлянках.
В 1948 год строительство вступило при наличии жилой площади 50754 кв. метра или 1,52 кв. метрав среднем на 1 человека. При этом почти 5000 кв. метровсоставлял палаточный фонд.
К концу 1949 года на Строительстве 503 при контингенте заключенных 22581 человек имелось 26059 кв. мжилой площади, т.е. около 1,17 кв. м на 1 человека. Причем, сюда входила площадь не только капитальных строений, но также полуземлянок и утепленных палаток.
Всего в одном лагерном пункте содержалось, как правило, от трехсот до полутора тысяч заключенных, но были и менее, и более вместительные лагпункты.
К началу 1949 года на «Строительстве 501» за счет строительства жилых и бытовых бараков удалось ликвидировать палаточный фонд. Часть заключенных была переведена в бараки и из землянок. На 1 февраля 1949 года жилая площадь формально составляла 1,6 кв. метра на одного заключенного. Но на самом деле часть лагпунктов, принятых от Печорского лагеря, была законсервирована. Поэтому реальная жилая площадь колебалась от 0,6 до 1,41 кв. м Санитарные условия при такой плотности заключенных были ниже всяких норм.
К 1 июля 1950 года жилплощадь на одного заключенного составляла 1,16 кв. м. При этом на отдельных колоннах она оставалась 0,7 – 0,8 кв. м на человека. Из-за большой скученности в жилых бараках этих колонн на нарах было грязно, верхняя одежда из-за отсутствия вешалок находилась под матрацами и подушками.
Жилье для заключенных в идеале было рублеными бараками. Но строительство бараков требовало много времени, поэтому, например, на 1 января 1950 года на «Строительстве № 503» жилой фонд для размещения заключенных выглядел довольно разнообразным: от рубленных зданий до палаток. Почти все лагерные подразделения Строительства № 503 были организованы во второй половине 1949 года на совершенно голом месте, не имевшем до этого никаких зданий и проезжих дорог для доставки строительных материалов. Строительство начиналось с летних палаток. Наиболее трудные условия сложились в районе Ермаково, где наблюдалась большая скученность заключенных и отсутствовали дороги от крутого обрывистого берега Енисея, на котором находились все строительные материалы.
В районе рек Турухан и Таз местные стройматериалы имелись вблизи, и обустройство лагеря протекало быстрее.
Средняя обеспеченность жилой площадью на 1 января 1950 года составляла в целом по лагерю 0,87 кв. м на 1 человека при норме в 1,25 кв. м. Из-за скученности часть заключенных была размещена на сплошных нарах и не имела закрепленных спальных мест.
К началу 1950 года на 36 колоннах строительства имелось 20 бань (с часовой пропускной способностью в 790 человек), 7 прачечных, 29 дезокамер, 19 сушилок, 7 столовых (с одновременной вместимостью 1426 человек), 33 кухни, 20 пекарен и 22 каптерки. Всего этого было недостаточно и вызывало разного рода проблемы.
К июню 1951-го была проделана значительная работа по улучшению жилищно-бытовых условий ля заключенных Строительства 503. Без учета законсервированной жилой площади на одного заключенного Строительства № 503 приходилось 1,23 кв. метров. При этом, правда, жилплощадь колебалась в разных лагпунктах от 0,7 до более 2,0 кв. метров на человека. Палаточный фонд был почти ликвидирован, и заключенные в основном проживали в рубленных, теплых бараках.
Арестантский уклад един
О быте заключенных кое-что говорит структура лагпунктов. Может быть, прежде всего — обязательное наличие библиотеки-клуба. Причем в библиотеке, как нам ни кажется это странным, преобладали не работы классиков марксизма, а художественная литература. Специальный культработник читал лекции, которые, впрочем, мало кого интересовали. Отмечались праздники. На Новый год даже часто ставили елку и как могли веселились. Стены бараков и по сей день хранят фресковые росписи, оставленные, увы, безвестными художниками: натюрморты, копию «Трех богатырей» Васнецова, жанровые картинки и, конечно, наглядную агитацию типа летящего паровоза с лозунгом «Вперед на Игарку!» Иногда заключенные получали возможность вместо основной работы заняться заготовкой, то есть ловлей рыбы. Раз в месяц они имели право получать и отправлять письма и посылки. Существовало на «пятьсот-веселой» и традиционное для заключенных, хоть и запрещенное им развлечение - игра в карты. Дневальный прибирался в бараке, топил печь, сушил одежду.
Многочисленные подробности, которые скрашивали жизнь заключенных, никоим образом не отменяли главного: решеток, колючки, вышек с охраной, несправедливости для большинства и неволи для всех. К тому же и в неволе всякий устраивался по-разному. Легче было редким или высококвалифицированным специалистам: врачам, инженерам-строителям, инструментальщикам. Тяжелее обычным людям. Нетрудно жили и воры в законе. Они хоть и не были расконвоированными, но зимой имели на плечах не бушлаты, а тулупы, не работали же - независимо от погоды. Их опасалась даже охрана, а обычные заключенные часто лишались тех денег, которые были положены для покупки мелочей в ларьках.
Сучья война в Арктике
В послевоенные годы государство предприняло попытку борьбы с порядками, установленными «кадровыми» уголовниками среди всей массы заключенных в тюрьмах и лагерях. Власти попытались сломать неподчинение так называемых блатных, заставить их работать и быть лояльными по отношению к администрации.
Для этого в различных подразделениях ГУЛАГа формировались группы из заключенных, «твердо вставших на путь исправления». Такие группы при скрытой поддержке и под фактической защитой администраций насильно пытались «привести к присяге» на верность властям всех уголовников. Часто устраивались «гастроли» «перевоспитателей» по пенитенциарным учреждениям. Это привело внутри зон к мощной волне конфликтов, сопровождавшихся многочисленными убийствами. Поскольку заключенные, сотрудничавшие с администрацией, на уголовном жаргоне кликались «суками», то и эта кампания получила в устах блатных название «сучьей войны».
По свидетельству бывшего заключенного, писателя Варлама Шаламова в 1948 году в пересыльной тюрьме в бухте Ванино (на Дальнем Востоке) по инициативе бывшего фронтовика-орденоносца и уголовника в одном лице по кличке Король был объявлен «новый воровской закон», согласно которому уголовникам-ворам отныне было не зазорно становиться в лагере или тюрьме старостами, нарядчиками, десятниками, бригадирами, занимать еще ряд лагерных должностей.
При содействии властей Король и его сторонники начали внедрение этого нового воровского закона, сопровождаемое кровавыми драмами.
Как писал Шаламов, через некоторое время частью уголовников, обиженных одинаково и на «сук», и на ортодоксальных «воров», был объявлен третий воровской закон. В его основе не было никаких новых идей, кроме мести тем и другим. Приверженцы этого лагерного формата именовались «беспредельщиками» или «махновцами».
В результате «сучьей войны» и других ожесточённых столкновений между разными группами уголовников сотни уголовных авторитетов были физически уничтожены, но решить проблему нелояльности блатных авторитетов администрациям зон в целом не удалось.
Вспышки конфликтов между «суками» и «ворами» не делали жизнь политических и бытовиков спокойнее. Досмотр на входе в зону был недостаточно строгим, и потому заключенные в ряде случаев проносили в жилые бараки спиртное, топоры и ножи. В результате проливалась кровь.
Ужасающих примеров лагерная практика Обского и Енисейского ИТЛ сохранила в архивах и в сознании участников процессов немало. 15 ноября 1948 года начальнику Главного управления железнодорожных лагерей поступило спецсообщение, из которого следовало:
«22 октября в 7 часов во 2 секции барака № 3 отдельного лагерного пункта Заполярного ИТЛ надзорсоставом были замечены в нетрезвом состоянии несколько человек заключенных.
… всем заключенным, проживающим в этой секции был произведен личный обыск, и последние удалены из барака. После этого … надзиратели приступили к тщательному осмотру внутри барака.
Во время осмотра в секцию вошли заключенные из числа бандитствующего элемента, ранее неоднократно судимые, прибывшие в Заполярный ИТЛ из штрафных лагподразделений Обского лагеря…, которые предложили надзирателям не производить обыск и уйти из барака. Причем, все они были в нетрезвом состоянии, а у заключенного Корнакова в руке был нож.
На требование надзирателей немедленно удалиться из барака заключенные вступили в пререкания и, нанося угрозы и оскорбления надзорсоставу, категорически отказались выполнить законные требования надзорсостава. А затем заключенные… ухватились за лом, имевшийся в руках старшего надзирателя Булатова, при помощи которого он осматривал пол. Они пытались его вырвать, но на помощь Булатову поспешили надзиратели Иванов и Печоный. Во время этой борьбы заключенный Корнаков нанес два легких ножевых ранения Булатову… Кроме того, Корнаков пытался нанести удар ножом старшему надзирателю Печоному, но последний успел уклониться в сторону. Вырвав лом у заключенных, надзиратели ушли на вахту, чтобы сообщить о случившемся и вызвать врача для оказания медпомощи раненому Булатову.
В период отсутствия надзирателей в барак возвратились остальные заключенные. И, когда на место происшествия прибыло дежурное отделение охраны во главе с группой оперработников и начальником охраны майором Шаминым, то под руководством Корнакова заключенные оказали групповое неповиновение: категорически отказались выйти из барака и сдать имеющееся у них холодное оружие. Причем, после соответствующего предупреждения, сделанного всем заключенным начальником охраны, заключенный Корнаков, держа в поднятой руке нож, пытался напасть на ефрейтора Бортника. Но последний двумя выстрелами из револьвера системы «Наган» в упор тяжело ранил Конакова в область лица и шеи».
Подобных примеров в лагерной практике на Строительстве 501-503 было предостаточно и некоторые из них заканчивались летальными исходами, другие, как в приведенном фрагменте протокола – тяжелыми ранениями.