Центр Москвы. Тихие ухоженные улицы, зеленые бульвары, старинные дома, фантастически дорогая недвижимость и богатая история, ведь было время, когда все здесь было по-другому.
Но, Москва не всегда была такой, какой москвичи и гости города видят ее сейчас. То, что сейчас считается престижным центром, занимали трущобы, ночлежки и разные сомнительны и криминальные заведения. Таких мест в Москве было несколько, и сегодня речь пойдет об одном из них, квартале криминала и порока, сосредоточенного вокруг Трубной площади, Трубной улицы и Цветного бульвара.
Свое название, Трубная площадь получила в XVIII веке, когда на месте современной улицы Неглинной улицы протекала река Неглинная, позже заключенная под землю. Здесь же проходила стена Белого города, с глухой башней, т.е. ворот не было, а существовало лишь отверстие, перегороженное железной решеткой, через которую протекала река. Отверстие имело в длину около пяти метров и называлось «Трубою». Отсюда и вся местность вокруг стала носить название «Труба», потом – «Трубная площадь».
Трубная улица, свое название получила от Трубной площади в 1907 году, а прежние она называлась – Драчёвка или Грачёвка. Долгое время параллельно использовались оба названия, но более ранним является первое. Историческая местность, в старину называвшаяся Старое Драчёвское городище, известна еще с XII века, со времени первого упоминания Москвы в летописи. В XV веке здесь располагался Никольский Драчёвский мужской монастырь. Время основания монастыря, а также и время уничтожения его неизвестны, но есть версия, что он сгорел во время большого пожара в 1547 году.
По поводу происхождения самого топонима «Драчи» у историков нет единого мнения: по одной версии здесь издревле жили мастеровые, которые драли (очищали) зерно, а менее распространенная версия утверждает, что на берегу Неглинной проходили кулачные бои – драчии, от которых и пошло название урочища.
Позже здесь поселились пушкари, и улица получила новое прозвище – «Грачёвка». Дело в том, что пушечные снаряды из свинца и чугуна называли «грачи». Согласно требованиям пожарной безопасности и с учетом технологий того времени, металлургическое производство должно было обязательно находиться в непосредственной близости от водоема. В этом месте Неглинная замедляла свое течение и образовывала пруд, именно поэтому здесь и расположились пушкари. На месте древнего Никольского монастыря они построили церковь, которую в народе прозвали «Николая Чудотворца, что в Грачах».
В 16 веке, на Трубной площади был лубяной торг, где продавали бревна, доски, готовый сруб для бани, церкви-обыденки и даже для целого дома, а также семена и саженцы. И уже в то время были доступны самовывоз и доставка. Так, когда покупатель выбирал сруб, его разбирали, перевозили бревна в нужное место и собирали заново.
В 1840 году туда перенесли птичий рынок, который до этого располагался в Охотном ряду. Тогда же зародилась традиция на праздник Благовещения покупать птиц в клетках и сразу же отпускать на волю — считалось, что это приносит удачу. Вместе с птицами здесь торговали кроликами, кошками, собаками, свиньями, козами и другими животными.
В 1851 году на площади обосновались торговцы цветами, саженцами садовых деревьев семенами садовых культур. Рынку посвящен рассказ Чехова, который так и называется «В Москве на Трубной площади». Хотя Птичий рынок был местом популярным и даже по-своему культовым, недостатки у него тоже были: разросшийся торг мешал уличному движению, оставлял после себя мусор и помои, а разгуливающие по историческому центру куры и свиньи выглядели слишком экстравагантно. В результате Птичий рынок в 1924 году перенесли в Калитники.
А вот цветочный рынок, в отличие от птичьего, никуда больше не переезжал, его только передвинули в 1924 году на бульвар, который получил в честь него свое нынешнее название — Цветной.
Но, славу этому месту, принесли вовсе не рынки, в то время, ночь, проведенную на Трубном бульваре (Цветном), можно было заносить в список самых смелых и безрассудных поступков. А дело в том, что между Трубной улицей, Цветным бульваром и пустырем на месте Трубной площади стоял огромный и мрачный трехэтажный дом Внукова, место знаменитое и страшное. На верхних его этажах, располагался в целом ничем не примечательный трактир под названием «Крым», а вот в подвале, находился самый страшный притон дореволюционной Москвы под названием «Ад».
Александр Куприн писал именно об этом заведении: «Одной ночью на Масленице завязался огромный скандал в области распревесёлых непотребных домов в Соболевом переулке, а когда дело дошло до драки, то пустили в ход тесаки». А писатель М.А. Воронов, говорил об «Аде», что «между многоразличными московскими приютами падшего человека… нет ничего подобного грачевскому «Аду». По гнусности, разврату и грязи он превосходит все притоны…».
Конечно, не обошел вниманием «Ад» и В. Гиляровский, дав ему такое описание в своей книге «Москва и москвичи»: «Глубоко в земле, подо всем домом между Грачевкой и Цветным бульваром, сидел громаднейший подвальный этаж, весь сплошь занятый одним трактиром, самым отчаянным разбойничьим местом, где развлекался до бесчувствия преступный мир, стекавшийся из притонов Грачевки, переулков Цветного бульвара, и даже из самой „Шиповской крепости“ набегали фартовые после особо удачных сухих и мокрых дел, изменяя даже своему притону – „Поляковскому трактиру“ на Яузе, а хитровская «Каторга» казалась пансионом благородных девиц по сравнению с «Адом».
«Ад» всегда молчит, вход в него, даже «официальный» найти непросто.
«Сидит человек на скамейке на Цветном бульваре и смотрит на улицу, на огромный дом Внукова. Видит – идут по тротуару мимо этого дома человек пять, и вдруг – никого! Куда они девались?... Смотрит – тротуар пуст… И опять неведомо откуда появляется пьяная толпа, шумит, дерется… И вдруг исчезает снова». (В. Гиляровский, «Москва и москвичи»)
Под «Адом», гораздо глубже, в подземелье, находилась «Преисподняя», куда попасть могли лишь избранные. Она вся сплошь состояла из коридоров и каморок, которые делились на «адские кузницы» и «чертовы мельницы». Здесь шли игры по-крупному и спускались целые состояния. Благодаря запутанным лабиринтам посетители «Ада» и «Преисподней» могли быстро уйти от любой облавы. В этой половине было всегда тихо –пьянство не допускалось. Круглые сутки здесь делались дела: делилось награбленное участниками преступления, или продавалось добыча, исполнялись заказы по фальшивым паспортам или другим документам особыми спецами и тому подобное.
Именно этот трактир стал пристанищем для студентов, планировавших покушение на императора Александра II, которое они и осуществили 4 апреля 1866 года. Заговорщики назвали свою группу «Ад» – в честь места, где они собирались. После неудачного покушения на царя и последовавшего за этим громкого судебного разбирательства, городской полиции наконец пришлось взяться за подвальный этаж «Крыма» – воровской притон был разогнан. Девять «адовцев» попали на каторгу, стрелявший Каракозов был повешен.
Дом Внукова был снесен в 1970-е гг., на его месте построили Дом политпросвещения, который в свою очередь снесли в 2006 году, а на его месте, в 2008 году построили комплекс «Легенды Цветного».
По словам архитектурного критика Николая Малинина, этот дом так ненавидели (Дом политпросвещения), хотели вместо него сделать что-то более деликатное. И вот что вышло. Масштаб этого нового комплекса в три раза больше, чем был у Дома политпросвещения. Этот масштаб, совершенно очевидно, инородный, который раздавил и погубил это пространство.
И вот рядом с таким заведением, располагался самый дорогой и известный ресторан в городе, носивший название «Эрмитаж».
Дом на углу улицы Неглинная, 29 и Петровского бульвара, 14 был известен еще до открытия на этом месте в 1864 году ресторана. Здесь располагался популярный среди окрестных жителей «Афонькин кабак» с банями.
Ресторан «Эрмитаж», если верить писателю и знатоку Москвы Гиляровскому, возник благодаря пристрастию к нюхательному табаку кулинара французского происхождения Люсьена Оливье и купца I гильдии Якова Пегова.
Так как этой маленькой слабости были подвержены оба, а лучшую смесь готовили в будочке на Трубе, то и познакомились они именно там. Знакомство в скором времени переросло в общее дело - два предприимчивых человека решили открыть трактир-ресторан, с устроенными в здании гостиницей и банями.
К тому времени у купца Пегова находился во владении участок на Петровском бульвар, в месте его примыкания к Трубной площади. Тут и решили открыть новое заведение.
Проект заказали в 1864 году архитектору Дмитрию Чичагову (в дальнейшем, здание в начале XX столетия несколько перестроит архитектор Иван Бони, а другой зодчий - Федор Кольбе - в 1911 разработает проект пристройки к зданию на Неглинной, 29/14).
Культовое место дореволюционной Москвы, скромно именовавшееся трактиром, но поражавшее посетителей «белоколонными залами, отдельными кабинетами, зеркалами, люстрами и дворцовой роскошью отделки и мебели, было больше похоже, не роскошный парижский ресторан.
Отличие было только в том, что местные официанты вместо фраков были одеты в традиционную для российских половых одежду - белую рубаху с широкими поясами. Правда, рубаху шили из тончайшего голландского полотна, а пояс - из натурального шелка, а на работу брали только стройных юношей с благообразной внешностью.
Ресторан «Эрмитаж» Оливье-Пегова стал излюбленным местом московской интеллигенции той поры.
Здесь в 1877-м праздновали свадьбу композитора Петра Ильича Чайковского с Антониной Милюковой. В апреле 1879 года чествовали писателя Ивана Тургенева. В 1902 году писатель Максим Горький организовал банкет по случаю прошедшей премьеры пьесы «На дне».
История здания связана и с проходившими здесь в 70-80-е годы девятнадцатого столетия «танеевскими (академическими) обедами», на которых сподвижники юриста и социолога Владимира Ивановича Танеева и приглашаемая им московская профессура обсуждали злободневные политические вопросы.
Необычно проходило в «Эрмитаже» празднование Татьяниного дня. Залы заведения в этот день заполнялись только московскими студентами и преподавателями, а полы предварительно застилали соломой и убирала подальше дорогую посуду. По поводу празднования, у Антона Павловича Чехова, в юмористическом журнале «Осколки», вышел фельетон, где упоминался и «Эрмитаж», в котором каждое 12 января, пользуясь подшефейным состоянием обедающих, кормят завалящей чепухой и трупным ядом.
Именно здесь был изобретен знаменитый салат «Оливье», рецепт и история которого, опутаны легендами.
Первоначально, Люсьен Оливье готовил его не как салат, а как блюдо «Майонез из дичи», для чего отваривались филе из свежих рябчиков и куропаток, затем нарезалось и выкладывалось на блюдо с кубиками желе, приготовленного из оставшегося бульона. Вокруг размещали ломтики языка и раковые шейки, полив сверху соусом провансаль. В самом центре этого изящества горкой возвышался картофель, украшенный ломтиками сваренных вкрутую яиц, с маринованными корнишонами.
Что поражает, так это то, что центральная горка совсем не предназначалась для еды, а служила лишь для декора блюда.
В скором времени Ольвье был ужасно потрясен невежеством посетителей, когда увидел, что содержимое его «Майонеза из дичи» они перемешивают ложкой, а уж затем накладывают эту смесь в свои тарелки. В знак призрения, уже на следующий день уязвленный француз сам смешал ингредиенты и обильно полил их соусом провансаль.
После смерти Люсьена Оливье владельцем ресторана стало «Товарищество Оливье». А в 1917 году «Эрмитаж» закрыли, и в здании разместились различные учреждения. В годы НЭПа тут опять открылся ресторан. В меню неизменно был фирменный «салат Оливье», но В.А. Гиляровский отмечал, что уже при наследниках Оливье салат был не тот, а подаваемый НЭПманам и вовсе «был из огрызков». В 1989 году здание отдали Московскому театру «Школа современной пьесы».
Но, жуткий притон и роскошный ресторан, были далеко не всем, чем славился район, а знаменит он был в основном заведениями другого рода, а именно борделями.
Увеселительными заведениями район Грачевки был богат, и только в пяти переулках – Большом Колосовом (ныне – Большой Сухаревский), Малом Колосовом (ныне – Малый Сухаревский), Мясном (Последний), Соболеве (Большой Головин), и Сумникове (Пушкарев) числилось 97 борделей! Причем это только официально зарегистрированные дома терпимости, не считая полулегальных притонов, работавших под вывесками пивных, трактиров, гостиниц и прочих увеселительных заведений, которых в общей сложности насчитывалось около 300.
Московские дома терпимости делились на 3 категории, цены на услуги в которых значительно различались. Самые демократичные обходились в 50 копеек, а заведения классом повыше, особенно предоставлявшие «особые» услуги брали гораздо больше.
К наиболее известным из дорогих относились например, «Руднёвка» в Соболевом переулке (сейчас предположительно Большой Головин пер., 22) славилась кричащей роскошью. Для визита в «турецкую комнату» нужно было записываться заранее - так высок был спрос, несмотря на повышенный тариф - 15 рублей (больше всего её привечали отчего-то купцы-старообрядцы).
Недалеко от Рудневки был прославленный второразрядный бордель Нинель Найденовой. Есть мнение, что именно он описан у Куприна в произведениях «Яма» и «Юнкера», хотя есть и мнение что это собирательный образ.
Атмосфера, царившая в этом злачном месте, красноречиво описана в рассказе А. П. Чехова «Припадок». Писатель снимал жильё в районе Драчевки и ему постоянно приходилось менять квартиры из-за шума и неприличного поведения завсегдатаев местных кабаков и домов терпимости. Сохранилось его письмо владельцу издания «Новое время» Алексею Суворину с жалобой на отсутствие публикаций о проблемах района: «…отчего у Вас в газете ничего не пишут о проституции? Ведь она страшное зло. Наш Соболев переулок – это рабовладельческий рынок».
Другим, не менее знаменит был дом Эмилии Хатунцевой на Петровском бульваре, 15, где посетителям предлагали развлечения в стиле «50 оттенков серого». Заведение пользовалось особой популярностью у богатых московских стариков, которые приходили не за основной услугой, а требовали, чтобы их просто... выпороли две девушки с двух сторон, каждой из которых они платили по 25 рублей! Хотя заведение и было успешным, просуществовало всего три года и было закрыто властями «за разврат».
Для понимания, много ли это, можно привести заработки людей разных профессий того времени в Москве. Домашний персонал женского пола получал – 3-5 руб. в месяц, дворники – 18 руб., рабочие высокой квалификации – 50-80 руб., чернорабочие – 8-15 руб. Более высокие зарплаты были у врачей – 80 руб., учителей старших классов – 80-100 руб. Средняя зарплата рабочего на фабрике составляла 25 руб.
К концу XIX века одним из самых дорогих борделей Москвы располагался в гостинице «Англия», расположенной на углу Столешникова переулка и Петровки. Здесь жили девицы легкого поведения, в том числе и Ванда Шарлотта Альтенроз. Эта кокотка, неизвестной рациональности, приехавшая из Австро-Венгрии, занимала роскошный номер и была знакома всей кутящей Москве. Именно у нее в номере ночью скоропостижно умер знаменитый полководец, любимцем армии - Михаил Дмитриевич Скобелев, которого называли «белым генералом» за то, что он всегда отправлялся в бой в белом мундире и на белой лошади, веря, что в белой одежде он никогда не будет убит.
Были и девицы, снимавшие дорогие апартаменты и принимавшие только состоятельных мужчин. Искусствоведы полагают, что на знаменитой картине художника Крамского – «Портрет неизвестной», изображена одна из таких дам полусвета, такой вывод делается на основании того, что дама одета по самому последнему слову моды, что среди аристократок считалось неприличным, и самое главное, что в коляске она одна, а приличным женщинам не полагалось ездить без сопровождающего.
Но, это исключение, а все увеселительные заведения, были строго сосредоточены а одном месте. Почему так?
К проституции за всю историю Руси и Российской империи, относились по-разному или не замечали, как во времена Ивана Грозного или отчаянно боролись, как по времена Петра Первого, но она никогда не была на легальном положении. Все изменилось в царствование Николая I, когда в 1843 году, проституция была легализована высочайшим указом императора.
Произошло по причине понимания, что запретами победить порок невозможно, а данная деятельность способствует распространению «нехороших болезней», власти решили по возможности взять ее под контроль, для чего был создан специальный врачебно-полицейский комитет. В обязанности его входило регулярное медицинское освидетельствование «жриц любви», данные о здоровье которых аккуратно, раз в две недели, заносились в «жёлтые билеты». Размещался этот комитет в Сретенской полицейской части (сейчас рядом - концертный зал «Мир», 3-й Колобовский переулок, 16). И сотрудники этой конторы кроме осмотра девушек должны были ещё регулярно и неутомимо инспектировать кабаки, бордели и всякие другие злачные места, где трудились продажные женщины. Вот тут-то и кроется разгадка места расположения! Штат был таким маленьким (бывало, в нём трудилось всего два-три человека), что для облегчения работы приняли решение выдавать разрешения на открытие домов терпимости поближе к Сретенской полицейской части. Ну и в связи с малочисленность штата, осмотры тоже носили условный характер. По докладу, сделанному на заседании городской думы в начале XX века, на осмотр одной девушки у врача уходило не более 52 секунд.
В общем, квартал «досуга» стремительно разрастался и уже скоро и улица Трубная оказалась заполнена увеселительными заведениями, что привлекло внимание многих известных людей той эпохи. В возмутившей своей безнравственностью Николая I поэме Александра Полежаева «Сашка» центральный эпизод - посещение студентами публичного дома именно в этих местах.
Владимир Гиляровский, писал, что здесь жили женщины, «давно потерявшие человеческий облик». Оставил воспоминания и художник Василий Перов, он писал: «Во всякое время вечера и ночи в окна виднелись нередко красивые, но в большинстве дурные женские лица. Днём же эти дома представляли какое-то сонное царство, словно в них жили заколдованные, спящие царевны. Ученик и художественного училища (Мясницкая улица, 21) любили ходить мимо упомянутых окон после вечерних классов, потому что в это время все девицы приготовлялись к ночному балу, совершая свои одевания и причёски так открыто и в таком неглиже, что даже иногда и смотреть было неловко».
Помимо указа о создании Врачебно-полицейского комитета был написан еще и устав для содержательниц борделей, которыми могли быть только женщины в возрасте от 35 до 60 лет. Николай I считал аморальным брать налог с этих небогоугодных заведений. Поэтому при нем цены в уставе не были прописаны, они появились только при Александре II.
Также, при Николае I, женщинам разрешено было открывать счет в банке при предъявлении заменительного билета, чтобы потом приносить туда деньги и копить на старость.
На самом деле, мало кто в этой профессии доживал до преклонных лет, особенно в заведениях низшей категории. Там работали максимум год.
В обязанности владелицы борделя входило приводить новых проституток во врачебно-полицейский комитет. Чиновник задавал там только два вопроса: в своем ли она уме и понимает ли, чем придется заниматься. Услышав два раза «да», чиновник забирал у девушки документы — обычно это был паспорт — и выдавал заменительный билет, который в народе моментально прозвали желтым за низкое качество бумаги. С обратной стороны ставили отметки врачи: здорова, здорова, здорова.
Раз в две недели девушка должна была ходить на осмотр. При Александре III, когда фотография стала относительно дешевой и доступной, на билеты стали в обязательном порядке наклеивать фотографии.
Через два года после восшествия на престол в 1898 году Николай II ликвидировал надзирающий орган, контролировавший состояние девушек в публичных домах — Врачебно-полицейский комитет. Почему, зачем — непонятно.
И примерно в то же время, в городской думе начались регулярные обсуждения возможность перевода всех этих увеселительных заведений из центра куда-нибудь на окраину. Уже с конца XIX века владения в окрестностях Драчёвки стали приобретать купцы, которые собирались строить там доходные дома. Но, естественно, учитывая атмосферу района, заселяться туда никто особо не хотел. Предприниматели, купившие участки земли в районе Драчёвки, естественно, забрасывали городскую думу прошениями перевести дома терпимости из этого района в другую часть города.
Но, на все просьбы им вполне резонно отвечали, что когда вы покупали участок здесь, в Сретенской части, вы за него заплатили в три раза меньше, чем за участок через две улицы. Когда вы его покупали, то знали, на что шли. Что же вы теперь так расстраиваетесь?
И действительно, цена на земельные участки была здесь существенно ниже, чем в более приличных районах Москвы.
К 1905 году этот вопрос сдвинулся с мертвой точки. Последней каплей стала массовая драка на Драчёвке. Продолжалась она три дня, только на ночь утихала, а с утра все начиналось по новой. Все было настолько серьезно, что властям пришлось задействовать войска.
В 1906 году район очистился, и одновременно с этим была переименована большая часть переулков и сама улица Драчёвка, которая стала Трубной. Вот так закончилась история одного из худших районов Москвы 19 – начала 20 века.