На обложке этой публикации — рисунок с внутренней стенки известнякового саркофага, найденного в 1910 году близ Пантикапея, ныне Керчь. Во тьме веков неистово пляшут какие-то существа пострашнее людей. Что за послание они передают сквозь два тысячелетия?
Саркофаг изготовлен и раскрашен в 1 веке до н.э. в столице Боспорского царства Пантикапее, это нынешняя Керчь. Теперь он стоит в 116 зале Государственного Эрмитажа в северной столице России.
Давайте тайком заглянем в него, чтобы все увидели.
Первая картинка из склепа
Мы увидели мастерскую греко-римского художника античной эпохи с поправкой на ветреный климат черноморской колонии. Это Боспорское царство, Таврида, восточный Крым. То есть и в целом холодно, и время от времени в ноябре такой ветер налетает с северо-востока, что лодки в порту покрываются слоем льда. В таких условиях художник вынужден публично носить штаны!
В Риме художники себе такого не позволяли, конечно.
Все мы давно и последовательно любим фаюмские портреты — посмертные маски жителей римской провинции Египет. У нас в Пушкинском есть замечательные образцы этого жанра.
Античность была наполнена красками. Но сохранилось только то, что закопали на самых окраинах Римской империи. Наш саркофаг дает необычную возможность посмотреть, что было «по другую сторону экрана» в той самой живописи «фаюмского» направления.
Что конкретно видел портретируемый, приходя в мастерскую живописца?
Что конкретно мы видим
Тогда работали с красками, сделанными на основе воска — в т.н. технике энкаустики. Кусочки красок хранились в складной палитре (она стоит на колонне). Один из таких кусочков художник разогревает на жаровне: сейчас он сделает новый штрих на липовой доске, она уже на мольберте.
Кстати, видимо, это автопортрет того самого местного художника, который 2200 лет назад расписал наш саркофаг, а потом сам в него и лег.
Но это только начало экскурсии в подземные тайны. Докладываю вам, что в ногах у покойного пляшут какие-то нелепые существа.
Бесы с розгами
Это загадочный автохтонный народ Крыма, или просто дети? Я внятных версий в научных публикациях не нашел, и потому просто сделал короткий пост с фотографиями из этого саркофага и шуточками про карликов. Дело было пару лет назад
А потом в комментарии пришла серьезная и конкретная Татьяна Танина, эксперт по античному искусству. Дадим слово эксперту.
О карликах на саркофаге
1. «Автохтонным народом для киммерийских греков были достаточно хорошо известные тавроскифы. Сюжет с «карликами» размещен в изножье, на «потайной» стороне, то есть при прощании с покойным его могли видеть только близкие люди, остальным же было видны только боковые стенки и изголовье.
Загадочные персонажи явно не дети, ибо гротескны, по сравнению с фигурами в других сюжетных сценках, обнажены, к тому же, страдают приапизмом.
Вероятно, это сверхъестественные существа низкого ранга из местного пантеона, вроде бесов или демонов».
«Надо сказать, древнегреческий политеизм в Крыму в этот период был интернациональным и многообразным, в нем обнаруживаются элементы не только скифского влияния, но также ближневосточного и семитского, в частности. И мы видим не просто «бесов», а «бесов» с розгами — похоже, они сами себя бичуют. Рядом изображен столик с кубками, в которых явно вино, и может, даже не разбавленное (!) водой, под столиком кувшин (уже пустой?) — то есть хозяин сам себя обслуживал и не во время приема пищи. Уж не аллегория ли это?
Таким образом, перед нами идиоматическая картинка. Если в то время на Керченском полуострове бытовало выражение «допился до чертиков», то это оно.
PS. Карикатуру в саркофаге рисовать не стали бы».
Это прощальное извинение
Итак, что мы выяснили? Две тысячи лет назад художник творил не то, что хотел, а то, за что платили. Жизнь его пошла под откос: в юности мнил себя Апеллесом в Афинах, а кончил кладбищенским живописцем в глухой провинции у моря. Может, от этого запил. Или, может, так все сложилось именно потому, что пил. Как ни крути, а связь прослеживается.
Готовя себе домовину в полном одиночестве, творец оставил записку родным, близким, и всем тем, кто поймет. Михаил Борисович Пиотровский в марте этого года говорил мне в интервью: «Мы спасаем все то, что кажется ненужным, а потом вдруг оказывается нужным».
В этот раз, похоже, музейщики спасли последнее «прости» творческого человека. Что-то, вроде: да, я пил — бесы попутали, не судите строго. Две тысячи назад никому не нужный живописец в последний момент своей жизни хотел, чтобы хоть кто-то его услышал и понял. И все получилось: археологи выкопали, Эрмитаж сохранил. Мы, как мне кажется, поняли.
Рукописи не горят. А отчаянный крик художника способен пробить время насквозь.