Для тех, кто проскочил историю рода Изенбеков, даю выжимку.
- Христиан Людвиг фон Изенбек (1727–1794), капитан, надворный советник в Нaссау-Caарбрюккeнe (Пруссия). Женат на немецкой немке. // Прапрадед Фёдора.
- Людвиг Фридрих Изенбек (1771–1858), родился в Пруссии, переехал в Москву, затем в Санкт-Петербург. Купец 3-й гильдии. Женат на московской немке. // Прадед Фёдора.
- Карл Фёдорович Изенбек (ок.1800–1860), штаб-лекарь Санкт-Петербургской таможни, городской врач, директор детского приюта, член Совета детских приютов (всё это одновременно). Женат на петербургской англичанке. // Дед Фёдора.
- Артур Карлович Изенбек (1850– ок.1895/96), обучался в гимназии, где преподавание еще велось на немецком, поступил в Лесной институт, но не закончил его. Околоточный надзиратель столичной полиции, затем, возможно, бухгалтер на Балтийском заводе. Женат на русской, дети православные. // Отец Фёдора.
Вот так. Ни тебе аромата экзотического Востока, ни героического отца в красивом морском мундире. Ни состоятельной семьи.
.
13 сентября 1888 года в Санкт-Петербурге у потомственного дворянина Артура Карловича Изенбека и его супруги Устинии Михайловны родился сын Фёдор. Метрическая запись была сделана в православной церкви Св. Преподобного Алексия, человека Божия, на Петербургской стороне [40]. В апреле 1893 умерла мать мальчика, а в 1895 или 1896 году – и отец. Фёдор остался вроде бы на попечении двоюродного дяди Роберта (Романа) Небо.
О том, где Фёдор учился до 1903 года, сведений нет. Точно не в школе Карла Мая, хотя там обучался не только Артур, но и дядя Роберт, и еще старший брат мальчика, Сергей. Однако для поступления в Морской кадетский корпус, кроме принадлежности к дворянскому сословию [53], требовалось еще сдать "поверочные экзамены": четыре устных (алгебра, геометрия, плоская тригонометрия и физика) и три письменных (география, русский и французский языки) [54]. С чем Фёдор справился.
На форуме "Кортик" пишут (увы, без указания источника), что прошение о зачислении Фёдора составлено его старшим братом. Если это верно, то получается, что уже совершеннолетний Сергей Артурович принял на себя опеку над младшими. А поскольку он сам в 1903 выпустился из Корпуса и, получив чин мичмана, не мог лично заниматься воспитанием, то решение было логичным. Другой вопрос, насколько подходила военная муштра художественной натуре Фёдора.
В учебный план входили русский, английский и французский языки, навигация, электротехника, кораблестроение, морская съемка, физическая география, пароходная механика, минное дело, морская артиллерия, теория корабля, фортификация, астрономия, морская тактика, дифференциальное и интегральное исчисление, история военно-морского искусства (то есть, боя), законоведение, гигиена, девиация компасов, аналитическая геометрия, теоретическая механика, и, куда ж без него, Закон Божий [53].
Фёдор Изенбек в 1906 закончил трехлетний училищный курс [55]. По правилам времен его поступления, он должен был выпуститься мичманом [53]. Но как раз в 1906 правила изменили и воспитанники заканчивали обучение корабельными гардемаринами, а офицерский чин получали только после практического плавания [53]. Коснулось ли это изменение Фёдора? Не могу ответить. Возможно, его выпуск был еще мичманским.
Тем временем из японского плена вернулся Сергей. Восемнадцатилетний свежеиспеченный моряк всё еще был его подопечным, поэтому трудно предположить, что он мог бы самовольно отправиться в Париж. Хотя и лейтенантского жалованья Сергея Артуровича на такую поездку маловато. А из родственников в живых остался только дядя Роберт. Не исключено, что он и раскошелился.
.
Все разговоры о том, что Фёдор одновременно с учебой в Морском кадетском корпусе брал уроки в Академии художеств, а тем более о том, что он Академию таки закончил... ну, это только пустословие. Надо полагать, что для статьи в журнале "Искры" 1913 года о себе рассказал он сам. И уж оконченную Императорскую Академию Художеств забыть никак не мог. Однако он только "студент École des Beaux Arts в Париже" [57]. О чем писал и его сослуживец по Белой армии И.Э. Лисенко: "Ф.А. Изенбек окончил кадетские классы Морского корпуса и уехал в Париж. Там он стал художником-декоратором." [59] А также сослуживец и друг Ю.Г. Калянский: "Федор Артурович был в гардемаринах, затем в Ecole de Beaus Arts, Paris" [137].
Парижская Школа изящных искусств для студентов, отобранных по конкурсу, предлагала обучение не только рисунку, живописи, скульптуре, гравюре, но и архитектуре. Учитывая двух архитекторов среди старших родственников, а также участие в 1913 в экспедиции Фетисова, нельзя с уверенностью сказать, какую же именно специальность он получал. Кстати, сколько он пробыл в Париже и закончил ли Школу – неизвестно.
"Изенбек поступил не в Академию Художеств, а уехал в Париж, где и учился в Экольва Арт э Метье до призыва на военную службу в России." Так писал П.Т. Филипьев в 1967 [60]. Но École nationale supérieure d'arts et métiers – это фактически Политех, несмотря на Arts в названии. Шестью годами позже, в статье "Плюсы и минусы" [61] Филипьев точнее называет Школу и дает сроки: "Изенбек до первой мировой войны 4 года учился в парижской школе живописи и ваяния".
Опираться на высказывания Филипьева надо с осторожностью, поскольку все его данные были лишь информацией из вторых рук, полученной спустя четверть века после смерти Фёдора Артуровича, а со времени каких-то контактов его с тем же Лисенко или с другим сослуживцем Калянским – так еще и больше. Филипьев увлеченно, но некритично собирал все возможные материалы. К тому же имел привычку излагать результаты опросов без указания источника в каждом конкретном случае.
Пока можно формулировать так: когда-то между окончанием Морского кадетского корпуса и началом Первой мировой войны (а скорее до осени 1911) Фёдор сколько-то времени учился не то рисованию, не то живописи, не то архитектуре в Париже. И, наверное, закончил там курс.
.
Воинскую повинность Фёдор Артурович отбывал в 1911-1912 гг. в 1-м Туркестанском стрелковом артиллерийском дивизионе, будучи младшим фейерверкером из вольноопределяющихся [62, 63].
По году рождения он должен был начать службу в октябре 1909. Основанием для отсрочки могло быть как обучение (а даже при мобилизации в 1914 её получили старшекурсники иностранных учебных заведений [70]), так и то, что военную службу проходил Сергей. При наличии определенного уровня образования молодые люди имели право зачислиться в армию в статусе "вольноопределяющихся", которым Фёдор и воспользовался. Это означало всего годичную службу в выбранном роде войск и части (хотя в артиллерию как раз требовалось согласие командира), отсутствие в распорядке хозяйственных работ, не прописанное, но традиционное обращение на "вы", а также право на производство в офицеры [64].
По окончании службы Фёдор Артурович успешно сдал экзамен и 25 ноября 1912 года был произведен в прапорщики запаса легкой артиллерии по Самаркандскому уезду [63].
.
Чем Изенбек занимался с полгода после армии, неизвестно. Но летом 1913 он работал в экспедиции Фетисова. О, эту тему влесовцы обожают! Светило отечественной археологии, перекопавший едва не всю Среднюю Азию – конечно же, он не мог спокойно оставить дощечки валяться в разгромленной усадьбе. Проблема в том, что... Ладно, по порядку.
Разгон волны начал, естественно, Юрий Петрович Миролюбов.
"Изенбек был послан от Академии Наук членом корреспондентом при Археологической миссии проф. Фетисова в Туркестан, в поисках уцелевших памятников искусства Хорезмского Царства. Центром их розысков был Самарканд, оттуда они вывезли тысячи всевозможных предметов, ваз, посуды, украшений и остатков материи. Изенбек зарисовывал в Туркестане сотни всевозможных руин, остатков мечетей, памятников и т.д. Весь этот богатейший материал оказался при Академии Наук, и был лишь чрезвычайно неполно опубликован в газетах и журналах." Это 1948 год [66].
"Изенбек… член-корреспондент Императорской Академии Наук (участник Туркестанской экспедиции проф. Фетисова по изысканиям древностей Средней Азии)". 1957 год [67].
И в 1966 уже Лесной в своей книге пишет, со слов Миролюбова: "Изенбек участвовал в качестве художника-зарисовщика в экспедиции проф. Фетисова в Туркестане. Его рисунки в количестве нескольких сот были переданы в Академию Наук, а сам он имел звание корреспондента академии" [68].
Сотни памятников зарисовал, да? Но экспедиция работала не более 6 месяцев. Сколько сотен рисунков можно сделать за 180 дней, в жаре, с переездами из города в город, к тому же имея другие обязанности?
Большой, хоть и заочный, поклонник Изенбека Павел Филипьев, во многом с Миролюбовым не согласный, в этом случае полностью поддержал версию, крайне сомнительную для любого непредвзятого человека о том, как просто стать член-корром. "Изенбек не только был художником-зарисовщиком в экспедициях на Востоке. Еще до полученного им приглашения от проф. Фетисова участвовать в археологической экспедиции в Хиву стал он, сразу после же отбытия воинской повинности, заниматься археологическими разведками в Туркестане и сделался корреспондентом Академии Наук, чем, собственно и обратил на себя внимание проф. Фетисова." Это 1967 год [60].
То есть, вот господин Веселовский дважды руководил экспедициями в тот же Самарканд, раскапывал скифские курганы, стал первооткрывателем и первоизучателем Майкопской культуры, но его удостоили звания члена-корреспондента Академии наук только через 37 лет после защиты магистерской диссертации по Хивинскому ханству. А Изенбеку достаточно было разок поработать на подхвате в простенькой экспедиции? Пфф!
Насчет каких-то лично Изенбеком проведенных археологических разведок... по-моему, это фантазии Филипьева. Других источников, подтверждающих его заявление, нет.
Причем в основном Филипьев явно опирался на воспоминания Лисенко, который служил с Изенбеком в Белой армии, но в эмиграции жил в другой стране: "Туркестан и особенно Самарканд пленили его настолько, что он остается в Туркестане и становится членом корреспондентом академии наук. Участвовал в археологических экспедициях... Принимает участие в большой экспедиции Академии Наук (кажется в 1912 г.) в Бухаре. Я видел фотографию экспедиции и на ней он в 1-ом ряду (Журн. Огонек)." Это 1964 год. [59] Память человеческая несовершенна, особенно когда речь идет о малознакомых людях, с которыми общался лет 40 назад. Тем не менее, несколько деталей в этом письме на удивление близки к истине. Хотя год 1913 и никакого первого ряда.
.
Краткие сообщения об экспедиции публиковались в художественно-литературном журнале "Огонёк" в сентябре и декабре 1913, а также в художественно-литературном и юмористическом журнале "Искры" в декабре 1913. С ошибками, на которые журналисты способны и век спустя.
"По раскаленным пескам "колыбели человечества" – Туркестана и Бухары – странствует экспедиция, снаряженная состоящим под Высочайшим покровительством комитетом для изучения восточной и средней Азии. Работы ведутся под руководством талантливого зодчего-художника П.П. Фетисова. Экспедиция уже закончила обследование русского Туркестана. Здесь точно обмерены, зачерчены в планах и зарисованы древние памятники архитектуры, собран богатый исторический и этнографический материал. .... Впереди перед экспедицией интересная поездка в горную Бухару, в древний Кеш, где развалины дворца Тамерлана наверное хранят много новых свидетельств об этом азиатском деспоте." Интересующую нас персону в подписи под фото обозвали "художник О.А. Изим-бек" [56].
Бухара здесь – не город, а область. Кеш – нынешний Шахрисабз.
"Нынешним летом эти области посетила другая экспедиция, в состав которой входил инженер П.П. Фетисов, его помощник, специалист по восточным языкам, инж. Н.П. Чайка, художник Изим-Бек, студент Ecole des Beaux Arts в Париже. Она объехала области русского Туркестана и Бухары, подробно исследуя все сохранившиеся там памятники загадочного исторического прошлого этой страны. Работа заключалась, главным образом, в съемке планов зданий и зарисовывании и фотографировании богатейших старинных орнаментов и украшений. Кроме того, во время пребывания в Самарканде подробно исследовались все памятники эпохи знаменитого Тамерлана, как-то: Шах и Зенды, представляющие живописную группу мавзолеев Тамерлана, мечеть Намаз-Гох, медресе Хаджи-Архар и остатки древнего колоссального мостового сооружения через Заравшан, арок моста Чупан-Ата, известных под общим именем Арок Тамерлана, о которых упоминают многие арабские писатели. Экспедициею добыт крайне ценный материал. Она положила массу труда и энергии, работая иногда при 60-градусной температуре по Реомюру на солнце, часто в пустыне, без необходимых предметов обихода, со скудными запасами воды и пищи." [57]
60 градусов по Реомюру – это 75°С.
"В №36 "Огонька" мы ознакомили читателей с интереснейшими работами научно-художественной экспедиции, снаряженной "Комитетом по изучению Азии", под руководством П.П. Фетисова. Теперь мы получили привезенные вернувшейся экспедицией снимки грандиознейшего из средне-азиатских памятников, дворца грозного владыки Азии, Тамерлана. …. Фетисов привез с собой куски облицовки, которой был покрыт Тамерланов дворец. Эти волшебных колеров эмали дают прямо волшебное впечатление. …." Художник волею журналиста сменил фамилию на "Изинь-бек" [58].
.
Кроме искажения фамилии, довольно привычного, хоть и с небольшим азиатским акцентом (в Петербурге дед Карл, дяди Люис и Фридрих, а также отец Артур порой бывали записаны как "Изембеки"), в заметках есть еще косяки. Главный из них заключается в том, что экспедиция была снаряжена вовсе не названным Комитетом. О чем прямо сказано в Протоколе заседания Русского Комитета для изучения Средней и Восточной Азии в историческом, археологическом, лингвистическом и этнографическом отношениях. Читаем Протокол №1, заседание 8 февраля 1914 г.: "Доложено, что архитектор г. Фетисов, совершивший летом 1913 г. поездку в Туркестан на средства Императорской Академии Художеств и имевший также открытый лист от Комитета, доставил в Комитет сделанные им фотографии и рисунки. Те и другие после окончания заседания в отдельной комнате были предложены вниманию присутствующих."
Что на самом деле известно? То что экспедиция была очень скромной как по составу, так и по имеющимся в ее распоряжении средствам. Не была связана с Академией наук. И не была археологической.
Глава экспедиции, Пётр Павлович Фетисов окончил Институт гражданских инженеров и Академию художеств по архитектурному отделению [65]. В наградных документах на медаль "За оборону Ленинграда" Николай Павлович Чайка указан архитектором Госинспекции по охране памятников истории и культуры. Сведений о Вирском я не нашла. Высока вероятность, что он тоже учился на архитектора.
Из мест работ точно названы Самарканд и Кеш (Шахрисабз), хотя по описанию должны были быть и другие. Занимались в основном обмерами сооружений и созданием их чертежей, а также зарисовывали и снимали разрушаемые временем архитектурные и декоративные детали. И, как любая экспедиция того времени, фотографировали местных жителей, базары, жилища, ковры, утварь и т.п. Судя по фото, Изенбек часто занимался обмерами и изучением конструктивных особенностей разных сооружений. На одном снимке он может и чертит, но вероятнее, только записывает данные, которые ему сообщает Чайка.
Чем в общем занимались люди его профиля? Академик В.В. Радлов писал о молодом рисовальщике Самуиле Дудине, который работал в его экспедиции 1891 года: "Задача его состояла в том, чтобы делать с натуры эскизы развалин и отдельных памятников древности, встреченных нами на пути, снять фотографические виды и оказывать мне помощь при снимании эстампажей с надписей на камнях. …. Я не только воспользовался его фотографиями, эстампажами, чертежами и т.п., но воспроизвел из его записей, предоставленных им в мое полное распоряжение, описание многих памятников." [69]
Никаких "тысяч всевозможных предметов" такая малочисленная и загруженная другими задачами экспедиция собрать не могла физически. Да и не было у нее такой цели. Сейчас в Музее антропологии и этнографии РАН (в просторечии Кунсткамера) хранится коллекция №2443 – негативы, переданные П.П. Фетисовым в 1914.
Делал ли Изенбек художественные зарисовки для себя? Думаю, можно в этом быть уверенными. Картин "восточной" серии много и они достоверны. А в случае с Шахи-Зиндой и Гур-Эмиром обращает на себя внимание почти фотографическая точность изображения, какую не получится объяснить только хорошей памятью художника. Поскольку на войну Фёдор не мог отправиться с багажом – кто-то из братьев переслал ему сохраненное, когда он выбрал город для проживания.
40. ЦГИА СПб ф.19, оп.125, д.1014 кадр 497.
53. Волков С.В. Русский офицерский корпус. М., 1993.
54. Зуев Г.И. Историческая хроника Морского корпуса. 1701-1925 гг. М., 2005.
55. РГАВМФ, ф.432, оп.2 + оп.5.
56. Камни – глашатаи хан-Тимуровой славы. Русская художественно-научная экспедиция в Средней Азии. // журнал "Огонёк", №36, 08.09.1913, с.13.
57. На родине Тамерлана. // журнал "Искры" №48, 08.12.1913, с. 380-381.
58. Камни – глашатаи хан-Тимуровой славы. Экспедиция зодчего-художника П.П.Фетисова в Кеше (Горная Бухара). // журнал "Огонёк", №50, 15.12.1913, с.17.
59. Письмо И.Э. Лисенко П. Филипьеву, 09.05.1964. - ГАРФ, ф.10143, оп.80, архив Филипьева, рулон 16.
60. Опубликованное письмо П.Т. Филипьева в Редакцию газеты Новое Русское Слово. 18 марта 1967.
61. Павел Филипьев "Плюсы и минусы" // газ. "Русская Жизнь". 10 и 13.03.1973.
62. https://centrasia.org/person2.php?st=1600025877 – со ссылкой на послужной список.
63. Высочайшие приказы по Военному ведомству к № 1154 // Разведчик. СПб., 1912. С. 480.
64. Сологуб К.Н. Профессиональный статус вольноопределяющихся и охотников Русской императорской армии и флота (1874-1917 гг.) // Генеалогия, №13/2010, с. 94-130.
65. Косик В.И. Русские зодчие в Югославии. // журн. "Архитектурное наследие", 2009.
66. Заметка Ю. Миролюбова "Русская гордость – художник Изенбек", 20 июля 1948 – ГАРФ, ф.10143, оп.47, архив Миролюбова, рулон 8.
67. Миролюбов Ю. Статья "Дощьки Изенбека" // журн. "Жар-Птица", март 1957.
68. С. Лесной. Влесова книга – языческая летопись доолеговской Руси. Виннипег, 1966.
69. Прищепова В.А. К 150-летию со дня рождения С.М. Дудина – художника, этнографа (по материалам МАЭ РАН) // Антропологический форум. 2011. №15. С.608-649.
70. Казаков А.Е. Особенности организации военной мобилизации в России в 1914 г // Известия АлтГУ. 2008. №4-5. С.86-89.
137. Письмо Ю.Г. Калянского П.Т. Филипьеву, на франц., 04.01.1969 – ГАРФ, ф.10143, оп.80, архив Филипьева, рулон 16.