Есть мнение, – оно было высказано в комментарии, – что между Наполеоном и Александром I существовала некая договорённость о предоставлении императору Франции необходимой для триумфального возвращения в Париж передышки. Такого рода мнения часто возникают, как результат прискорбной привычки объяснять малопонятные исторические события «заговором» или «сговором», во всём выискивая двойной дно. Однако за фальшивой стенкой здесь, как всегда, найдётся только дохлый таракан и много места для избыточных гипотез. Чего хотел Александр? Наполеон, – чего? Кто, в итоге кого обманул, и почему именно всё пошло не по плану?
...Правда, впрочем, в том, что хотя Наполеон и сдался англичанам, переговоры с ним от имени вёл коалиции вёл придворный Александра I Карл Васильевич Нессельроде. Ну как «переговоры»? Наполеону следовало выбрать место ссылки. Предлагались же ему родная Корсика, Эльба или Корфу. Наполеон диковатой, опасной и бедной Корсике предпочёл Эльбу, – остров маленький, но густонаселённый, богатый и обустроенный. Даже с рудниками. Последнее было важно, поскольку на новое место жительства отрёкшийся император отбывал не как пленник, а как король, – независимый правитель наследуемых владений, на доходы от которых ему предстояло жить и содержать двор.
Это может показаться странным, но о странностях позже.
На остров Наполеон прибыл в 1814 году в настроении приподнятым и сразу развил бурную деятельность, направленную на решение вопроса финансов. Ведь карликовое государство с населением 22 тысяч человек должно было кормить теперь 1100 одних только военных, – в солдатах, офицерах и генералах пожелавших последовать в изгнание за лидером недостатка не было. Плюс, Эльба теперь имела флот из шести небольших кораблей. Плюс, собственно, «двор» – прислуга и администрация. Гражданская часть свиты также исчислялась сотнями… И деньги выжать из острова удалось. Причём, не в ущерб жителям. Источником дохода королевства стал политический туризм. Самому Наполеону нельзя было покидать Эльбу, но повидаться с ним, – вспомнить былые битвы и, может, тонко позлорадствовать, – съезжалась европейская знать.
...Но всё это было скучно, и 25 февраля 1815 года Бонапарт погрузил своё войско на корабли и отбыл назад во Францию. Дальнейшее хорошо известно из учебников. Посланные для ареста Наполеона полки вместо этого один за другим переходили на его сторону, и таким порядком 20 марта изгнанник вошёл в Париж (король Людовик XVIII бежал за границу), где сообщил восторженному народу, что на счёт «отречения» – это просто шутка была. Точнее, тактический ход.
И тут время задать правильный вопрос: на что Наполеон рассчитывал?.. Именно на то, что и случилось, – народ, – в самом широком смысле, все слои общества, – принял его сторону. Вернувшимся на трон Бурбонам во Франции были рады в такой же мере, как рады были бы в середине 30-х в СССР Романовым, вернувшимся на иностранных штыках. Непрочность власти Людовика усугублялась тем, что никакой «денацификации» в стране не проводилось. Элиты остались прежними – постреволюционными. В армии же служили всё те же наполеоновские маршалы, генералы и офицеры.
То есть, тут всё просто. Наполеон отбыл на Эльбу именно «перевести дух», – в уверенности, что сможет вернуться в Париж, когда захочет. Обратить внимание, однако, стоит на то что у Франции в 1815 году были армия, собственный король и прежние – довоенные – границы. Потерпевшая поражение страна потеряла лишь некоторые заморские владения. В целом же, на её независимость и даже статус великой державы никто не посягал… И данный факт является важной переменной в уравнении.
Нравился ли французам Наполеон? Да. Он и сейчас всем нравится, даже в качестве торта. Харизматичный был человек. И, безусловно, одарённый… Но нравилась ли французам война?.. С середины 1813 года уже нет. Да и затем реваншистских настроений в стране не возникало. Приветствуя возвращение императора, народ, однако, не собирался снова за него воевать… С чего бы, собственно? Францию никто не трогал, – никто, как стало ясно после вывода коалиционных войск, – причинить ей вред не хотел. Франция же… Ну, Наполеон не на всю же голову такой гений. Да и он сам сказал, что ни на кого нападать не планирует.
...Седьмая коалиция, – к России, Англии, Австрии, Швеции и Пруссии присоединились Испания, Голландия и много мелочи для числа, – между тем объявила Наполеону войну ещё 13 марта. Армии союзников не просто шли на Францию, а неслись. Русская ввиду удалённости предсказуемо пасла задних. Но англичане высаживались в Бельгии, к ним присоединились голландцы, на помощь спешили пруссаки, австрийцы же заходили югом через Италию.
То есть, Наполеон не учёл чего-то. Хотя, вроде бы, учёл всё. Армия, которую он захватил целиком, у Франции была. Мотива же ввязываться с серьёзную войну у держав, казалось, не было, – если бы они хотели что-то у французов отнять, то отняли бы в 1814 году, не так ли? Кроме того, коалиция раздиралась противоречиями. Англия и Австрия стремились ослабить влияние Пруссии и России, втягивая в свои схемы Людовика XVIII. Наполеон просто не мог упустить столь удобный случай совершить очередную чудовищную нелепость в геополитике: намекнуть Петербургу и Берлину, что при нём Франция ориентацию сменит. Предсказуемо, по дипломатическим каналам в ответ донесся скрежет извлекаемых из ноженсабель, и тоже что-то про смену ориентации – неразборчиво.
...Чего Наполеон не учёл? Того же, что, как правило, не учитывают те кто сейчас пытаются анализировать политические расклады XVIII-XIX столетий. Борьба и взаимные происки великих держав в «вестфалльскую» эпоху предполагались. Допускались и войны между ними. Но не войны с решительными целями. Один из игроков не только не мог (а потому не стремился) уничтожить или подчинить всех остальных, – он даже и одного противника вывести из игры не мог. Ему бы этого не позволили остальные. И отнюдь не на почве рыцарских предрассудков.
Всякий фокус прост, если его объяснить. Например, в середине XVIII века Россия вела войну против Пруссии… осторожно. Чтобы случайно Пруссии не навредить, существенным образом её не ослабив. Это резко усилило бы позиции Австрии, стремившейся Германию объединить под своей эгидой… То есть, Пруссию нужно было победить, но так чтобы она совершенно не пострадала.
Примерно через век после этого русские армии бросятся спасать уже Австрию, зашатавшуюся в результате восстания венгров. Вывод Австрии из игры усиливал позиции Франции в Италии, Турции на Балканах, Пруссии в Германии… И всё это было бы совершенно не к стати.
В дальнейшем, когда во второй половине XIX века Россия дважды пыталась уничтожить Турцию, попытки эти пресекались решительным афронтом европейских держав. Что у нас традиционно считается доказательством древних корней русофобии… Хотя, в ещё в первой половине XIX столетия Россия же вписывалась за Турцию, защищая её от посягательств Франции, два раза… Турция тоже всем была нужна. Без неё нарушалось равновесие. Под угрозой оказывалось то, что сейчас именуют «архитектурой безопасности» в Европе.
На рубеже же XVIII-XIX столетий архитектуру эту навязчиво пытались объехать по кривой австрийцы, намеревавшиеся – об этом упоминалось в предыдущих публикациях, – спровоцировать ситуацию, при которой державы сами попросили бы Австрию принять под свою руку земли от Северного до Лигурийского моря. Но австрийцы действовали тонко, Наполеон же грубо, – всё о колено ломал.
...И вот, – ситуация. Союзники не разоряют, не разоружают, не расчленяют Францию, не облагают её репарациями, чтобы она свою мощь могла быстрее восстановить, и далее выполнять свою роль за игровым столом, не давая другим державам чрезмерно усилиться. Это выгодно всем, потому что ни у кого нет гарантий, что его враги не выиграют от нарушения баланса больше... Союзники действуют по правилам. Но тут во главе Франции становится человек, который правил не признаёт. То Каталонию к своим владением по беспределу прирежет, то Валлонию, то Пьемонт… Попытавшись сразу включиться в игру, посеяв рознь между Лондоном и Петербургом, Наполеон показал, что смирно сидеть не собирается. От него всего можно было ждать… И чего конкретно, никто выяснять не собирался.
Наполеон поторопился. Франция всё ещё была в далеко не лучшей форме. Но теоретически существовал призрачный шанс разгромить армии коалиции по одной в порядке поступления. Однако после поражения под Ватерлоо ясно стало, что чуда не произойдёт.