Предыдущую главу читайте здесь.
Адельберг шёл рядом с медленно катившимися, наглухо закрытыми вагонами.
Он думал о германской войне, когда солдаты австро-венгерской армии, чехи и словаки, в Галиции, на Юго-Западном фронте, сдавались в плен и сами выдавали русским «братьям-славянам» расположение своих частей, рассказывали о желании освободиться от австрийского императора и построить свою свободную Чехию, просились в строй… Вспомнилась их ненависть к австрийцам, немцам, а особенно к мадьярам.
«Нет! Тут Мишка дал мне неверный совет. Немцем представиться мне никак нельзя!» Он полез в нагрудный карман френча и нащупал там справку на имя тверского губернского статистика Александра Петровича Кожина: «Вот это будет лучше!»
Адельберг посмотрел вперёд и увидел, что в следующем вагоне из приоткрытой двери на снег падает и мелькает узкая полоска света, и вдруг в черноту ночи, кувыркаясь и сверкая искрой, вылетел окурок.
«Сейчас закроют, и уже будет не достучаться», — подумал он и увидел, как полоска света стала сужаться, видимо, в вагоне уже докурили и стали закрывать дверь.
Он побежал, догнал вагон, грохнул кулаком в стенку и громко закричал:
— Эй, брате, есть рыба, если «Бе́херовки» глоток нальёте, отдам полмешка!
Дверь поехала обратно, и в светлом проёме показались две головы:
— Откуда пан знает про «Бэ́хэровка»? Я за глоток «Бэхэровка» сам полвагона отдам!
Надо было быстро что-то соображать.
— А водки или самогона? Замёрз, уже ног под собой не чувствую!
— А откуда у пана рыба?
— На тракте на серебряный портсигар выменял. Рыба, сказали, байкальская, хорошая.
— Рыба — это, пан, добре, но краще было б, чтоб портсигар остался у пана. — И дверь снова поехала.
— По́стойте, брате, пустите хотя бы отогреться, я вашим брата́м много в Галиции помогал.
— Когда, пан?
— В июле шестнадцатого и позже тоже. — Адельберг старался говорить быстро, при этом он так же быстро шёл и уже начал задыхаться.
— А где?
— В Галиче, Станиславе, Надвурне!..
— И что пан там делал?
В этот момент вагоны загремели, задрожали и резко остановились. Раздвижная, на роликах, тяжёлая дверь дрогнула и покатилась, полностью открыв проём: на пороге стояли двое мужчин в белом исподнем, в австрийских каскетках и в валенках.
— Пан, прыгай и мешок не потеряй!
Адельберг взялся за порог вагона и почувствовал, как руки сверху ухватили его за плечи бекеши и мешок, и испугался.
«Сейчас сорвут с меня всё и вытолкают вон!»
— Не бойся, пан, нам ни рыба, ни шуба твоя не нужно, прыгай швидче! Мороз!
Адельберг сильно оттолкнулся от земли и закатился на деревянный пол теплушки, передохнув, сел, поправил на коленях полы бекеши, поддёрнул веревочные лямки мешка и поднял глаза.
«Пусть делают что хотят! Не уйду!»
— Как пана по имени?
Над ним стояли двое рослых мужчин и глядели в упор.
Адельберг набрался духу и громко выпалил:
— Кожин Александр Петрович! Начальник штаба 1-й Заамурской бригады ЮгоЗападного фронта, подполковник. На статской службе…
— Пану не надо так кричать! — сказал один из них. — Пусть пан встанет и… — И он показал на роскошное ампирное, обитое розовым шёлком, с подлокотниками кресло, которое стояло рядом с дверью, — сядет тут! Вон здесь! — И подал руку.
Адельберг встал:
— Мне неудобно, чистое кресло, а я в санях сидел…
— Это ничего, пан Божин, запачкаем, выкинем, у нас е́щё есть!
Адельберг огляделся, он слышал, что чехи везут с собой много всякого добра, но в этом вагоне!..
— Садитесь, пан Божин! Вацлав, ты слышал, какая у пана фамилия, Божин! Какая красивая фамилия! Это от слова «Бог»?
Адельберг понял, что оказался обязанным ошибке их слуха, и решил — раз Божин, значит, Божин.
— Да, брате!
— А как пан Александр оказался в этот медведь-угол?
— Пробиваюсь к своим.
Чех насторожился:
— К своим, в бригада?
— Нет, к своим — это к семье.
— А где у пана семья?
— Семья у меня в Верхнеу́динске, год назад я отправил их из Москвы, у моей жены отец — верхнеудинский рыбопромышленник.
— Тут рыба, там рыба, пан так любит рыба?
Первый чех с хитрецой подмигнул второму, которого назвал Вацлавом.
Адельберг тоже улыбнулся:
— Здесь всё держится на рыбе. Да на золоте.
Чехи переглянулись.
— Так, может, у пана Александра есть тут родственник золото… как это… промышленник?
Адельберг понял, что сказал лишнее, в это время оба чеха, Вацлав, который был помоложе, и второй, имени которого Адельберг ещё не знал, подошли к нему вплотную. Стоя рядом с креслом, недалеко от двери, он прикинул, кого бить первым и как быстрее оказаться у дверного проёма, но в этот момент вагон снова сильно дёрнуло, и чехи почти повалились на него. У двери стволами к стене стояли два бельгийских пятизарядных маузера с примкнутыми штыками, до них можно было дотянуться, но от толчка они тоже повалились. Адельберг воспользовался замешательством и быстро вынул из мешка торчавшую рыбину.
— Золотом мои родственники не промышляли, а рыба — вот она.
Чехи, ещё пошатываясь после толчка и держась друг за друга, неловко улыбнулись и представились:
— Ефрейтор дру́гий драгунский полк Войтех Лебе́да.
— Рядовой саперный команда пятый пехотный полк Вацлав Ко́ллар.
Адельберг подал им руку:
— Та война закончилась, брате, сейчас другая война, и мы все — просто солдаты! Были!
— А́но, пан подполковник, а́но! Были! — И они закивали.
— Так, может, разделите трапезу с солдатом?
— Можно, пан Александр!
Войтех и Вацлав пододвинули к креслу ломберный столик орехового дерева и рядом поставили ампирные стулья, обитые таким же розовым шёлком.
«А гарнитур, видимо, из одного имения или, по крайней мере, от одного мастера!» — подумал Адельберг.
— Пан Александр — добрый пан, за рыба спасибо, но мы его угостим из наших запасов. — И чехи стали протискиваться в глубь теплушки, между тесно поставленными ящиками, свёртками, мешками и мебелью.
В вагоне было тепло, Адельберг снял бекешу, накинул на спинку кресла и с ужасом заметил, что на его френче остались полковничьи погоны, но чехи были заняты и на него не смотрели, он их быстро отстегнул и сунул в карман.
Теперь он мог оглядеться.
Вагон-теплушка освещался двумя керосиновыми лампами, висевшими на противоположной от двери стене. Они горели ярко, достаточно, чтобы можно было разглядеть, что в углах вагона диаметрально друг к другу расположились два накрытых плотными холстинами рояля, под ними стояли снарядные ящики; рядом с роялями вплотную к стенам были того же орехового дерева, как и ломберный столик, застеленные шёлковыми одеялами кровати с шёлковыми же подушками; друг на друге ножками вверх нагромоздились стулья; на роялях, в некотором порядке красовались бронзовые и мраморные настольные лампы, каминные часы и много других дорогих безделиц, которым или не хватило места в снарядных ящиках, или они были поставлены на виду, как в городской гостиной, чтобы радовать глаз своим новым хозяевам.
Вацлав и Войтех порылись в больших плетёных бельевых корзинах и вытащили несколько свёртков, каждый — свой. Через несколько минут столик был накрыт английскими мясными консервами, головкой сыра и чем— то ещё в промасленной газете, пока не развёрнутой, но от чего хорошо пахло копчёным мясом или колбасой. Поставив всё это так, что уже не хватало места, Войтех и Вацлав снова отправились к своим корзинам и вынули, приятно звякнув, высокие хрустальные гранёные стаканы и серебряные приборы в наборе, потом Войтех спросил Вацлава:
— Сегодня, чей очэрэдь?
Вацлав сказал:
— Мо́я! — и вытащил четверть, заткнутую настоящей пробкой.
— Это, пан Александр, конечно, не «Бэхэровка», но пить можно!
Всё это они делали медленно, размеренными, уверенными движениями людей, давно обживших своё жилище на колёсах. В четверти была прозрачная жидкость желтоватого оттенка, и на поверхности плавали оранжевые ягоды.
— Мы, пан Александр, дома это не пьём. Это чистый спирт, с ромашкой…
— Морошкой, наверное, — предположил Адельберг.
— Ано, пан Александр, — то есть правда! С морошкой. Нас тут научили!
— А правильно разводить научили? Чистый спирт!
— Думаю, что научили, но, може, пан умеет это делать кра́ще?
— А вода есть?
— Конечно! Мы растаем снег, — сказал Войтех и указал на стоявшую на кирпичах, закреплённую в центре теплушки буржуйку.
«Как всё домовито! — невольно подумал Адельберг. — Всё есть и всё на своих местах!»
— Но вода должна быть холодной!
— Ано, пан Александр, ано, есть и холодный во́да.
— Ну, тогда будем делать гидратацию спирта.
Адельберг взял пустой стакан, Войтех вынул из четверти пробку и передал бутыль, Адельберг налил немного спирта, долил столько же воды и плотно накрыл стакан ладонью.
— Что то будет, пан Александр?
— Чистый спирт сжёг, — он поискал подходящее слово, — убил ягоду, которую вы бросили.
Чехи переглянулись.
— Сейчас вода её немного разбудит, и у нас получится что-то вроде ягодной настойки. А ладонью я накрыл для того, чтобы быстрее прошла температурная реакция. — Он поднял стакан и дал потрогать его Вацлаву.
— А́но, пан, правда, стакан тёплый. И так надо делать каждый раз?
Адельберг улыбнулся:
— Если есть пустая бутылка, можно развести сразу целую и на небольшое время оставить её на морозе.
— Пан химик?
— Нет, но на фронте чему не научишься. У меня был вольноопределяющийся, учитель химии, он научил. Теперь можно разливать.
Войтех развернул газету, там действительно оказалось копченое мясо, поднял с пола винтовку, отстегнул штык и открыл банку с консервами.
— Я люблю, когда человек умеет делать что-то сво́ими руками, я делаю мебель, а Вацлав работал на типография. — Он посмотрел на своего товарища: — Вацлав, давай выпьем за такое приятное и неожиданное знакомство с паном Александром Божин, и за его жену пани Бо́жинову, и его дети. У пана есть дети?
— Да, сын!
— На́здар! За ваша се́мья и за ваш сын!
Они подняли стаканы, чокнулись, потом вдохнули полные лёгкие воздуха, зажали пальцами носы, выпили и шумно выдохнули.
— Это уже не спирт, это водка, настойка, — с улыбкой сказал Адельберг и выпил свой стакан без предосторожностей.
Чехи задумчиво глядели на свои пустые стаканы и чмокали губами.
— Одлично! Водка! Правда, вдка, и приятно пахнет ромашкой!
— Морошкой, — с улыбкой поправил Адельберг.
В это время впереди по ходу поезда раздалась ружейная и пулеметная стрельба; чехи переглянулись, Адельберг переломил пополам галету, хрустнул ею и сказал:
— Трехлинейка и «гочкис», наверное, впереди Черемховские копи…
— У нас информация, пан Александр, в том посёлке много красный рабочий, а дальше Иркутск, — сказал Войтех; чехи утёрли ладонями губы и стали выбирать, чем закусить.
В теплушке было покойно и тепло, поезд шёл медленно и ровно, без толчков; случайная стрельба, которая иногда звучала извне, им, людям, прошедшим войну, была привычна. Адельберг успел присмотреться к Войтеху и Вацлаву; видя, как они мирно выпили и закусывают, он вдруг ощутил сильное желание спросить про Колчака, про обстановку вообще и про всё, что он пропустил, пока плёлся со своим эшелоном в хвосте событий и сидел в каталажке, но чтото его удерживало. Он подавил в себе это желание и, только чтобы поддержать разговор, задал вопрос:
— Разве у вас с красными нет договоренности?
— Как нет? Конечно есть! Но иногда они хотят нас немного грабить! Им не хватает огнеприпасов…
— Снаряд и патроны… — пояснил Вацлав.
— …чтобы окончательно разбить ваши белая армия, — продолжал Войтех.
— У них на восток нет армия, есть только рабочие отряды и партизаны, — снова пояснил Вацлав.
— …Потому между наши вла́ки есть бронепоезд на безопасность.
— А большевики проверяют ваши вагоны?
— Попытка делают, но мы не позво́лям!
— А если силой?
— У нас тоже есть сила! Пан опасается?
— Я хочу найти семью и не хочу, чтобы этому что-то помешало.
— Пусть пан Александр ничего не опасается, пан наш гость, и мы его в обиду не дадим. Но у пана Александра нет другой вопрос? Пан не хочет знать про Колчак?
Вопрос был неожиданный, буквально минуту назад он сам хотел его задать; он хотел ответить «Хочу!», но только кивнул.
— Колчак арестовали большевики, он сейчас в Иркутск, а генерал Каппель умер от… — Войтех постучал себя кулаком по груди, — инфлюэнца и… — и показал на свои ноги около ступней, — мороз ноги!
Адельберг посмотрел на Войтеха, потом на Вацлава, тот согласно кивнул и тоже провёл по воздуху около своих ног ниже колен ребром ладони. Адельберг перестал жевать.
«Господи, неужели же это был… я слышал… голос Мишки? Но он сказал, что Колчака расстреляли! — пронеслось у него. — А как же?..» Он хотел спросить Войтеха, но тот его перебил:
— Мы ниче́го дру́гой не знаем, мы простой во́яку! Но… — Войтех горько усмехнулся, — Россия велика страна, и у неё есть ещё много храбрых генералов. Пусть пан делает ещё одну гидру… спирт, мы вспомним ваших генералов! Потому что они были и есть — поэтому мы сейчас едем домой!
Адельберг не заметил, как Вацлав подоткнул ему под край тарелки пачку сигарет, но почувствовал запах табака; Вацлав забрал пачку и снова подоткнул уже открытой. Адельберг закурил и стал разводить спирт, чехи смотрели на него, когда всё было готово, они взяли стаканы и не чокаясь выпили. Пока закусывали, тоже молчали и что-то подкладывали в тарелку Адельбергу, он этого почти не замечал, ломал пальцами галету, потом вздрогнул, выпил и обвёл взглядом обоих. У него внутри что-то всколыхнулось, он продолжал грызть галету и вдруг спросил:
— А почему вы не с красными, вы ведь тоже рабочие?
Войтех с Вацлавом переглянулись, Войтех взял бутылку и налил всем по половине стакана:
— Потому что у них сво́я революция. Ру́ссове па́нство ничего нам не сделало пло́хо, а со своим панством мы едем разбираться.
— Вы тоже будете делать революцию? — спросил Адельберг.
— Нет! Германская империя и Австрийская империя те́рпили поражение, и мы будем делать новую, свободную Чехию. Так нам говорит наш Национальный комитет. С красными много венгры, мадьяр, нам с ними не по пути.
Войтех сказал это медленно, тихо, без интонаций и чокнулся с Вацлавом.
«Наверное, я веду себя неосторожно!» — подумал Адельберг, но всё же спросил:
— А вы думаете, вам удастся это сделать без революции?
— У пана Александра больная душа! — Войтех посмотрел на своего товарища, и Вацлав ответил ему таким же взглядом:
— Мы видим, что в России происходит! Как много нарушений!
— Разрушений! — поправил Адельберг.
— А́но, пан Александр, а́но, разрушений! — Войтех говорил медленно и иногда помогал себе такими же медленными жестами. — Но наша страна очень маленькая и очень красивая, и мы так не хотим. Каждая страна должен быть свой хозяин. Пусть пан делает ещё один гидра… — он посмотрел на Адельберга, — революция.
— Гидратация! — Адельберг почувствовал, как напряжение стало спадать: «В самом деле, чего я к ним? Они простые «вояку», надо сказать им спасибо за то, что они пустили меня, да ещё и кормят, и угощают, и рассказывают что-то!»
Он налил воды, накрыл стакан ладонью и почувствовал, как её всасывает внутрь.
— Руссове народ — хороший народ, славяне, братья, — сказал Войтех, он вёл себя в теплушке как старший, по-хозяйски, но с уважением, и Вацлав, который был моложе Войтеха, с достоинством ему подчинялся. — Одличная гидратация! Я догадался, чем пан занимался на фронте, — сказал Войтех, обращаясь к Вацлаву. — Пан Александр делал сортировка из нас военнопленных. Поэтому, Вацлав, мы сейчас живые и отступаем домой. Поэтому пану Божину — на́здар!
— Если так будем отступать, летом будем дома! — сказал молчавший до тех пор Вацлав, и оба засмеялись.
— Благодарю вас! — сказал Адельберг, он вдруг почувствовал голод, и его рука потянулась к большому куску толсто нарезанной копчёной говядины.
— Пану надо много покушать. — Войтех встал со стула, достал из своей корзины красивую, с перламутром десертную тарелку и вывалил в неё из банки тушёнку. — Одлично! Выпьем эту рюмку за нашего «Бэ́хэровка».
Вдруг Адельберг оторвался от еды, он не поверил своим ушам, когда откуда-то до него донёсся женский смех, он посмотрел на чехов и понял, что с ума он не сошёл.
— У нас весёлые молодые соседи…
— И соседки, — сказал Вацлав, и оба снова рассмеялись.
Поезд катился медленно, ускорялся, притормаживал, останавливался. Во время одной из таких остановок за дверями, сначала издалека, а потом ближе, послышались голоса, они приближались, уже можно было различить слова, и вдруг в деревянную стенку чем-то ударили, как понял Адельберг, прикладом винтовки.
— Знов проверка, — сказал Войтех, — сейчас начнут кричать.
И правда, из-за двери быстрой скороговоркой что-то закричали по-чешски, Адельберг разобрал только одно слово «По́зор!», он знал, что по-чешски это означает «Внимание», и посмотрел на своих соседей.
— Пан Александр можно не беспокоиться, пан — гость.
«Гость! — подумал он. — И ведь правда гость, напрасно я на них вспылил».
Вацлав встал, взял маузер, загнал патрон, в это время Войтех с револьвером немного приоткрыл дверь, несколько рук с той стороны ухватились за край и сильно потянули её, двое в австрийских шинелях с погонами на плечах и в меховых шапках мигом заскочили в вагон.
Чехи опустили оружие.
— Свои, — сказал Войтех.
Вошедшие офицеры быстро заговорили, Войтех налил им спирту, но они отказались. Из их речи Адельберг смог разобрать несколько слов: «Колчак», «чрвэны», «позор», «большевик», «Иркутск». На него они не обратили внимания, и только перед тем, как спрыгнуть, один из них, старший, показал в его сторону пальцем и сказал: «Иркутск». Через четыре или пять минут в теплушке снова остались только они трое, как будто никто не заходил, только удалялись вдоль вагонов голоса и всё глуше слышались удары прикладом в стенки вагонов. Однако после появления чешских офицеров настроение изменилось: Войтех, Вацлав и Адельберг выпили чистого спирту, и Войтех предложил: «На по́кой».
— Пан устал, и мы пана будем ложить спать!
Александру Петровичу была предложена раскладная походная кровать, пара чистого шёлкового белья: «Чтобы во́шки не было́!», потом Войтех добавил: «Одлично!» — и все улеглись.
«Как там Мишка?» — почему-то подумалось Адельбергу, и сразу представилась холодная, до костей, темень, накрывшая всё на многие сотни и тысячи вёрст вокруг.
Ему показалось, что он сразу заснул, а когда проснулся, понял, что это был не сон, а провал, на короткое время, потому что чехи ещё переговаривались, потягивались и зевали. В теплушке было душно, хотелось приоткрыть дверь, но сделать этого было нельзя, хозяева теплушки ехали так каждую ночь и, скорее всего, уже привыкли спать в духоте.
«Вот тут у них непорядок — в тепле должны быть ноги, а голова — в холоде!»
Через короткое время из переднего угла вагона стал доноситься храп, это был Войтех. Он храпел мощно, перемежая густые басы подсвистом и губным хлюпаньем, так храпят русские, когда упьются прямо за столом и там же и заснут, отвалившись на спинку стула или съехав на бок в глубоком кресле.
«Ну, теперь до утра!»
Вагоны трясло, они то ехали, то стояли. На остановках за стенкой были слышны шаги пробегающих людей, выкрики, порусски и почешски, иногда отдалённо грохали винтовочные выстрелы и короткие пулемётные очереди.
«А вот этот из берданки!»
Адельберг снова вспомнил про Мишку.
«Интересно, а на какой бы он оказался стороне? — подумал он и тут же готов был хлопнуть себя по лбу. — Вот так, Александр Петрович! Ты уже совсем перестал соображать! На какой бы он оказался стороне? Ни на какой! Он на своей стороне!»
В заднем углу вагона послышался сдавленный кашель.
«Вацлав, что ли, не спит?»
Вагоны, до этого только лениво толкавшиеся, вдруг зацепились друг за друга, от головы к хвосту пулемётной очередью прозвенели сцепками, сначала приближаясь, а потом удаляясь; состав как струна натянулся и начал медленно набирать скорость. Адельберг почувствовал, как по теплушке повеяло прохладой, он подобрал откинутое одеяло, тело перестало ощущать липкую мерзость духоты, и шум колёс начал заглушать храп Войтеха. Захотелось повернуться на бок и уже ни о чём не думать, но тут в голову снова пришла мысль о Мишке, она ещё не успела развиться, как в углу, где был Вацлав, снова раздался кашель. Адельберг услышал, как тот сел на кровати, ударил себя кулаком в грудь и попытался глубоко вдохнуть, вместо этого получилось сипение, и снова послышался надсадный кашель. Адельберг встал и в полной темноте начал пробираться между ящиками. Вацлав, в светлом исподнем, на фоне белого постельного белья, выделялся в темноте, он сидел с опущенными на пол босыми ногами и обеими руками разрывал на груди рубашку.
«Что это — тиф или инфлюэнца? — с ужасом подумал Адельберг. — Надо будить Войтеха!»
Он обернулся, но тот уже сам пробирался к Вацлаву, и Александр Петрович услышал, как спички чиркают о коробок. Наконец зажёгся слабый свет, это Войтех добрался до лампы на стене. Вацлав сидел, держал обеими руками разорванные края рубахи и смотрел в одну точку немигающими мутными глазами.
— Так уже было?
— Нет! Я не знаю. Надо звать врач!
Евгений Анташкевич. Редактировал BV.
Все главы романа читайте здесь.
======================================================Желающие приобрести дилогию в одной книге "Одиссея капитан-лейтенанта Трёшникова" и её продолжение "Судьба нелегала Т." обращаться ok@balteco.spb.ru
======================================================
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк и написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
Подписывайтесь на канал. С нами весело и интересно!
======================================================