Серое мартовское небо давило на плечи свинцовой тяжестью. Порывы ветра швыряли в лицо колючую снежную крупу, забивались за воротник куртки. Андрей стоял перед собственной дверью, чувствуя, как немеют пальцы на морозе. Потёртая дорожная сумка оттягивала руку – три месяца вахты на Севере, три месяца вдали от дома. В кармане куртки лежал увядший букет тюльпанов, купленный на последние пятьсот рублей в привокзальном ларьке.
— Лена! — костяшки пальцев саднило от ударов в дверь. — Я же слышу, ты там! Открой!
Тишина. Только где-то этажом выше надрывно мяукала соседская кошка, да гудели трубы отопления. Андрей прислонился лбом к холодной двери, вдыхая знакомый запах подъезда – смесь готовки, стирального порошка и прелой листвы от старого коврика.
— Лен, ну хватит! — его голос сорвался на хрип. — Что за детский сад? Я с дороги, замёрз как собака!
Молчание било по нервам острее любого крика. Андрей достал телефон – семь пропущенных звонков, все без ответа. На экране высветилось фото жены – они вместе на море прошлым летом, счастливые, загорелые. Солёные брызги на её волосах, смех в глазах. Он помнил тот день до мельчайших подробностей: как она визжала от холодной воды, как целовала его солёными губами, как строила планы на будущее...
— Хорошо, — процедил он сквозь зубы, доставая связку ключей. — Сейчас сам открою.
Ключ не вошёл в замочную скважину. Андрей попробовал снова – бесполезно. Замок был другой, абсолютно незнакомый.
— Какого чёрта?! — он с силой дёрнул ручку. — Лена, ты замки сменила? Совсем с ума сошла?
За дверью послышалось какое-то движение. Тихий шорох, приглушённые шаги.
— Я знаю, что ты там! — Андрей снова забарабанил в дверь. — Открывай немедленно! Это мой дом, между прочим! Я за него деньги платил!
— Уходи, — наконец донёсся её глухой голос. — Пожалуйста, просто уходи.
— Никуда я не уйду, пока ты не объяснишь, что происходит! — он пнул дверь ногой, и эхо разнеслось по подъезду. — Три месяца пахал как проклятый, все деньги тебе отправил, а ты...
— Именно! — вдруг выкрикнула она, и в голосе зазвенели слёзы. — Только деньги и отправлял! А сам где был? Когда мне плохо было, когда я болела, когда с мамой поругалась – где ты был?
— На работе был! Чтобы у тебя всё было! Чтобы квартиру эту чёртову выплатить!
— А меня спросил, нужна ли мне эта квартира без тебя? — её голос сорвался. — Три года, Андрей! Три года я как соломенная вдова! Вахта, снова вахта, опять вахта...
— Лен, — он прижался к двери, чувствуя, как внутри всё холодеет от нехорошего предчувствия. — Открой, поговорим нормально. Я же люблю тебя.
— Поздно, — прошептала она. — Я больше так не могу. И... я теперь не одна.
Замочная скважина зияла чернотой незнакомого замка, как разверстая пропасть между прошлым и будущим.
Три месяца назад
Холодный январский вечер. Кухонные часы монотонно отсчитывали время, пока Андрей складывал вещи в потёртую дорожную сумку. Лена стояла в дверях спальни, теребя рукав свитера – старая привычка, появляющаяся, когда она нервничает.
— Ты же понимаешь, что так надо, — говорил он, старательно избегая её взгляда. — Северные – это другие деньги. Квартиру быстрее выплатим.
— А если я не хочу быстрее? — её голос дрогнул. — Если я хочу просто жить, как все нормальные семьи?
— Как все – это в съёмной однушке? Или с твоими родителями? — он раздражённо бросил свитер в сумку. — Мы же об этом говорили.
— Говорили, — она обхватила себя руками. — Всё время только говорим. О деньгах, о квартире, о кредитах. А о нас когда говорить будем?
— Лен, ну не начинай, — Андрей подошёл, обнял её. — Это последняя длинная вахта. Потом только на месяц буду уезжать, максимум.
— Ты в прошлый раз то же самое обещал, — она уткнулась ему в плечо. — И позапрошлый. Три месяца – это слишком долго, Андрей. Я с ума сойду одна.
— Не одна – у тебя подруги есть, мама рядом живёт. Время быстро пролетит. Я каждый день звонить буду.
— Каждый день? — она подняла влажные глаза. — Обещаешь?
— Обещаю, — он поцеловал её в макушку. — Будем болтать обо всём на свете, как раньше.
Первый месяц так и было – ежедневные звонки, долгие разговоры. Она рассказывала о работе в салоне красоты, о новых клиентах, о сериале, который начала смотреть. Он – о суровых буднях на вахте, о напарниках, о северном сиянии, которое видел впервые в жизни.
Потом всё реже: то связь плохая, то смена тяжёлая, то он слишком устал. А последние две недели Лена отвечала односложно, всё больше отмалчивалась. Андрей списывал это на усталость – у неё тоже работа нервная, с людьми.
— Может, возьмёшь отпуск? — спросила она однажды вечером. — Хотя бы на неделю приедешь?
— Ты что? Какой отпуск? — он даже рассмеялся. — Тут график жёсткий, замену не найдёшь. Да и смысл? Скоро уже домой.
— Да... скоро, — в трубке повисла тяжёлая пауза. — Знаешь, мне пора. Завтра рано вставать.
Последний разговор был четыре дня назад. Совсем короткий – она сказала, что занята, перезвонит позже. Не перезвонила.
Андрей спустился вниз, закурил, прислонившись к стене подъезда. Сигаретный дым горчил на губах, напоминая о бессонных ночах на вахте. Мимо прошла соседка с пятого этажа, Нина Павловна, поздоровалась как-то странно, отводя глаза.
— Нин Пал, погодите! — окликнул он. — А Лену мою не видели сегодня?
Соседка замялась, теребя ручку потрёпанной сумки: — Видела, как же... С утра уезжала. На такси.
— На такси? — что-то холодное шевельнулось внутри. — Куда?
— Не знаю, милый, — она всё так же не смотрела ему в глаза. — С чемоданом была. Большим таким, дорожным.
— С чемоданом? — он машинально сжал кулаки. — А... мужчина с ней не было?
— Андрюша... — Нина Павловна наконец подняла на него полный сочувствия взгляд. — Ты бы с ней поговорил. Последний месяц она сама не своя была. И этот... таксист который... каждый день заезжал.
Сигарета обожгла пальцы. Андрей даже не заметил, как она догорела до фильтра.
Дверь открылась внезапно, когда Андрей уже собирался уходить. Тяжёлый запах чужого парфюма ударил в ноздри. На пороге стояла Лена – незнакомая, с короткой стрижкой вместо привычных длинных волос, крашеная в светлый. Чужая.
— Зачем приехал раньше? — спросила она устало, машинально поправляя незнакомое шёлковое платье. — Я не готова была...
— К чему не готова? — он шагнул в квартиру, чувствуя, как под ногами хрустит рассыпанная соль. — Что здесь творится, Лен?
Их прихожая, всегда такая уютная, казалась выпотрошенной. На полу стоял наполовину собранный чемодан, в углу громоздились картонные коробки с надписью "книги".
— Я ухожу, Андрей, — она отступила на шаг, обхватив себя руками. — К другому. Прости.
— К другому? — слова царапали горло наждачной бумагой. — К какому, мать твою, другому?
Где-то в глубине квартиры тихо играла музыка – та самая песня, под которую они танцевали на своей свадьбе. Андрей узнал мелодию, и его затошнило.
— Его зовут Марат, — она говорила тихо, но каждое слово било как пощёчина. — Он... не важно. Важно, что с ним я чувствую себя живой. А с тобой – как в клетке. Вахты эти бесконечные, ожидание, одиночество...
— Марат? Тот самый таксист? — он сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. — Который "просто подвозил"?
Лена вздрогнула: — Ты знаешь?
— Нина Павловна рассказала, — он хрипло рассмеялся. — Весь дом, оказывается, в курсе! Один я, как последний идиот...
— А деньги мои принимать не в клетке было? — он швырнул увядшие тюльпаны на пол. Лепестки разлетелись по паркету как капли крови. — Я там горбатился в минус сорок, чтоб у тебя всё было! Чтоб ты как человек жила!
— Мне не деньги были нужны! — закричала она, и в глазах блеснули злые слёзы. — Мне ты был нужен! Рядом, понимаешь? А не раз в три месяца!
— Да что ты говоришь! — он схватил со столика фотографию в рамке – их свадебное фото – и с силой швырнул об стену. Осколки стекла брызнули по полу. — А нормальную квартиру кто хотел? Шубу кто просил? Отпуск на море?
— Замолчи! — она закрыла уши руками. — Ты ничего не понимаешь! Думаешь, деньгами можно всё купить? Любовь? Внимание? Я каждый вечер в пустой квартире с твоей фотографией разговаривала! С фотографией, Андрей!
— А Марат, значит, внимание дарил? — он пнул чемодан, и тот опрокинулся, рассыпав вещи. — В постели небось особенно внимательный?
Звук пощёчины прозвучал как выстрел. Щека горела огнём. Лена стояла, прижав руку ко рту, глаза расширены от ужаса.
— Прости, — прошептала она. — Я не хотела...
— Зато я теперь всё понял, — он медленно поднял с пола измятую розовую блузку. — Эту тоже он подарил? И платье новое? И духи?
— Перестань...
— Сколько времени? — его голос упал до шёпота. — Сколько времени ты меня предавала?
— Два месяца, — она опустила голову. — Он просто подвозил меня с работы... Потом в кино сходили... Я не планировала, правда. Просто с ним я снова почувствовала себя женщиной, а не банкоматом.
— Банкоматом? — Андрей привалился к стене, вдруг ощутив дикую усталость. — Вот, значит, как? А я-то думал – семья, любовь, верность...
В кармане завибрировал телефон – пришло сообщение о зачислении перевода. Последняя зарплата, полмиллиона рублей. Он достал телефон, показал ей экран:
— Держи, твой законный банкомат в последний раз отсыпал. Надеюсь, твой таксист хоть на еду зарабатывает.
Андрей сидел на промёрзлой лавочке возле дома, когда стемнело. Телефон разрядился, холод пробирал до костей, но он почти не чувствовал его. Изо рта вырывался пар, пальцы онемели, а он всё смотрел на окна их квартиры. Там, на пятом этаже, горел свет – Лена собирала вещи. Сквозь тюль мелькала её фигура, такая родная и уже безвозвратно чужая.
Мимо прошла Нина Павловна с сумками из магазина, остановилась: — Андрюша, шёл бы ты домой. Холодно ведь.
— У меня больше нет дома, Нин Пал, — он невесело усмехнулся. — Был да сплыл.
— Да брось ты, — она присела рядом, зашуршала пакетом. — На вот, держи пирожок. С капустой, горячий ещё.
— Не хочу.
— Возьми, говорю! — она настойчиво впихнула ему в руку завёрнутый в салфетку пирожок. — Я ведь тоже через такое прошла. Мой-то, царствие небесное, тоже на заработки уезжал. В Магадан. Писал, деньги слал, а потом telegram пришла – другую семью завёл.
— А вы что?
— А что я? Поплакала, водки выпила и жить дальше стала, — она вздохнула. — Жизнь, она длинная. Ещё своё счастье найдёшь.
— Не хочу я другого счастья, — он сжал в кулаке остывший пирожок. — Я это хотел. С ней.
В кармане куртки нащупался смятый чек от последнего денежного перевода – полмиллиона рублей за три месяца вахты. Андрей достал его, разгладил дрожащими пальцами. Цифры расплывались перед глазами.
— Знаете, Нин Пал, я ведь каждый день там, на вахте, её фотографию доставал. Смотрел и думал – ещё немного, ещё подкоплю, и заживём как люди. А она, выходит, в это время...
Голос предательски дрогнул. Он скомкал чек и бросил в урну. Где-то вдалеке мигали огни такси, увозя очередных пассажиров в неизвестность. Жёлтая машина затормозила у их подъезда.
— Это за ней, — Нина Павловна поднялась. — Пойдём, милый. Не надо тебе это видеть.
— Нет, — он покачал головой. — Посижу ещё.
В подъезде хлопнула дверь. Цокот каблуков по ступенькам – такой знакомый звук. Сколько раз он его слышал, возвращаясь с работы? А теперь эти шаги уводили её прочь из его жизни.
Лена вышла из подъезда с чемоданом. На секунду замерла, заметив его на лавочке. В свете фонаря блеснули слёзы на её щеках.
— Прощай, — прошептала она.
— Прощай, — эхом отозвался он.
Таксист – молодой парень в кожаной куртке – выскочил, подхватил её чемодан. "Вот он какой, Марат", – отстранённо подумал Андрей. Обычный парень, ничего особенного. Только свободный. Рядом.
В небе загоралась первая звезда, равнодушная к человеческим драмам. Жёлтая машина растворилась в вечерних сумерках, увозя его прошлую жизнь. Андрей поднялся, размял затёкшие ноги. В голове крутилась глупая мысль – надо было не деньги копить, а отпуск взять. Хотя бы раз за эти три года. Съездить с ней на море, как тогда...
— Пойдём чаю попьём, — Нина Павловна взяла его под руку. — У меня пирог есть. И коньяк армянский, сын из командировки привёз.
— Спасибо, Нин Пал. Только мне на остановку надо. Последняя маршрутка скоро.
— Куда же ты на ночь глядя?
— К матери, в деревню. Давно не был, — он поправил лямку сумки. — Говорят, весной в теплице помощник нужен. Хватит мотаться по вахтам.
Он медленно побрёл по обледенелому тротуару, и каждый шаг отдавался в висках неумолимым "поздно-поздно-поздно". Впереди расстилалась чёрная пустота ночи, а в спину дышал колючий мартовский ветер, заметая следы на свежем снегу.