Деревня словно вырезана в сердце тайги, окружённая высоким, густым лесом, который кажется живым. Ветви елей переплетаются, заслоняя небо, и лишь редкие солнечные лучи пробиваются сквозь туманную завесу. Небольшая река, извиваясь, огибает деревню с одной стороны, её воды отражают тёмную зелень деревьев, а шум перекатов напоминает далёкий шёпот.
Дома из грубо тёсаных брёвен стоят полукругом на краю возвышенности, из окон видны тусклые огоньки. Деревня молчит — даже домашний скот здесь не мычит и не блеет без нужды, будто понимает, что лес может рассердиться. На центральной поляне возвышается старый идол, вырезанный из единого ствола лиственницы. Он изображает медведя — хозяина леса. Его мощные лапы подняты вверх, пасть раскрыта в угрожающем рыке, а глаза, выжженные огнём, смотрят на каждого, кто осмелится подойти ближе.
Деревенская жизнь сурова. Мужчины уходят на охоту или рубят лес, женщины выращивают немного овощей на крошечных участках, что удалось отвоевать у природы. У всех лица обветренные, суровые, глаза настороженные.
Когда беды наваливаются одна за другой — неурожай, болезнь или исчезновение охотников, — старейшина созывает всех. Женщины в домотканых сарафанах и мужчины в выцветших кафтанах собираются у святилища. Вокруг разжигаются костры, их дым стелется над деревней, наполняя воздух терпким запахом сосновой смолы и сгоревших трав. Из самых крепких досок строят деревянный помост.
Красавицу выбирают из молодых девушек. Её судьба решается быстро и бесстрастно: старейшина рассказывает о сне, где дух леса указал на неё. Та не спорит — страх сковывает не только её, но и всех вокруг. Её готовят к ритуалу: надевают белую рубаху, перепоясывают вышитым поясом, на голову водружают венок из цветов и ветвей. Женщина-знахарка тихо поёт древние заклинания, обмазывая лицо девушки соком трав, чтобы она «стала видимой» духу.
Медведь — символ хозяина леса, его сила и ярость. Если зверя не удаётся заманить, его выращивают из детёныша, считая, что он связан с духами. В ночь ритуала его выводят к помосту. Глаза зверя горят в свете костров, он рычит, как будто понимает свою роль. Девушка ступает на помост, глядя на медведя.
Вокруг раздаётся хор голосов: люди просят о защите, о милости, о пощаде. Они знают: если дух отвергнет их жертву, лес не простит их. Некоторые шепчут о том, что видели тени среди деревьев или слышали, как лес «дышит». После ритуала наступает гробовая тишина. Люди ждут: изменится ли что-то? Умолкнут ли болезни, прольётся ли дождь?
*****
Лес сжимался вокруг девушки, как живой С каждым шагом тропа становилась уже, превращаясь в еле заметный след в густом мху. Она шла уже несколько часов, ведомая неясной надеждой выбраться, но вместо этого попадала всё глубже в глухомань. Холод пробирался сквозь лёгкое платье, а ноги, истертые до крови, еле слушались.
Она остановилась у упавшего дерева, тяжело дыша. Вокруг стояла гробовая тишина, нарушаемая только её дыханием и редким шорохом, будто лес следил за каждым её движением. Но внезапно раздался треск веток. Девушка обернулась, сердце заколотилось. В нескольких шагах стояли люди. Их было трое: бородатые, одетые в грубые кафтаны, с луками за плечами. Их взгляды были холодными, почти звериными.
— Гляди-ка, что нам лес подарил! — ухмыльнулся один, оценивающе разглядывая девушку. — Неужто сама сюда пришла?
Она попыталась заговорить, но ком страха застрял в горле. Один из мужчин шагнул ближе и грубо схватил её за руку.
— Не бойся, красавица, — сказал он с издёвкой. — Тебя ждёт честь большая. Самому медведю будешь посватана.
— Пустите! — выдохнула она, пытаясь вырваться.
*****
Её привели в деревню под вечер. Солнце клонилось к закату, окрашивая хижины и идол на поляне в кроваво-красный цвет. Люди выходили из домов, чтобы взглянуть на пойманную девушку. Женщины шептались, прикрывая рты ладонями, дети смотрели с любопытством, а мужчины кивали друг другу, словно подтверждая, что судьба послала им спасение.
— Лес милостив, — сказала старуха с крючковатым носом. — Отец леса не прогневается, если жертва будет чужая.
— Третий год уже зверь к нам выходит, настоящий! — громко сказал один из охотников, оглядывая толпу. — Не из наших рук вырос, а сам пришёл. Лес благословляет нас.
— И это честь, девка, — добавил другой. — Быть отданной самому духу леса. Отцу нашему лесу — он кормит нас, защищает.
Девушка, дрожа, попыталась заговорить, но её слова утонули в общем гуле. Радость людей была странной, почти пугающей. Никто не сочувствовал ей, наоборот — облегчение читалось на каждом лице. Никто из своих не пойдёт в этот раз на ритуал.
Её отвели в хижину, где знахарка, принялась готовить её. Белая рубаха лежала на лавке, рядом венок из трав, пахнущий свежескошенным сеном. Знахарка говорила глухим голосом, словно приговаривала:
— Лес выбрал тебя. Это великая честь. Тебе не о чем жалеть. Отец леса примет тебя в свои объятия. Его лапы сильны, его дух велик. Тебя запомнят, как спасительницу деревни.
Девушка молчала, но в её глазах отражался неподдельный ужас. В глубине души она понимала, что никто не собирается её спасать. Этот лес — чужой, как и деревня. Здесь живёт другая правда, в которой зверь может быть богом, а человеческая жизнь — всего лишь частью жертвы.
*****
Когда старуха вышла, чтобы присоединиться к деревенским у костров, в хижине стало совсем тихо. Только слабый свет от лучины едва освещал грубые стены. Девушка сидела на лавке, обхватив колени руками. Страх и усталость накатывали волнами, мысли путались, а в груди пульсировала боль от пережитого.
Вдруг дверь тихо скрипнула, и в проёме появился молодой парень. Его волосы были светлыми, лицо простоватым, но взгляд — цепким и внимательным. Он шагнул внутрь и закрыл дверь за собой, осторожно осматриваясь.
— Ты что здесь делаешь? — прошептала она, с трудом сдерживая слёзы.
— Тише, — парень поднял руки, словно успокаивая её. — Я… Я хотел поговорить. Ты не такая, как наши. Говоришь иначе, одеваешься… красивая ты.
Девушка прищурилась, пытаясь понять его намерения, но вместо угрозы увидела в его глазах смятение и интерес.
— Я княжна Мария, дочь славного Велтасара — сказала она наконец, сев ровнее. — Ехала с прислугой через лес, когда разбойники напали. Меня унесли лошади… а потом — это.
Парень присвистнул, присев на корточки перед ней.
— Знал, что не такая. Княжна… А тут решили, что ты подарок от леса. — Он посмотрел в сторону двери и замолчал на мгновение. — Знаешь, я сам в это не верю. Что этот медведь — дух леса. Он… — он замялся, подбирая слова. — Он просто зверь. Огромный, жуткий, но зверь. Только вот деревня… все боятся, что если не принесут жертву, он всех разорвёт.
— Значит, он убивает? — спросила девушка, отстранившись. Её сердце сжалось.
— Всех. Ну, почти. Разок у нас девушка… — парень замолчал, почесав затылок. — В общем, жива осталась. Родила. Богатырь вырос. Все думают что это медведь её обрюхатил. Только вот чаще зверь жрёт и всё. Да и брат говорит что была она уже не невинна, когда к медведю повели ее уже чрево полно было…Правда за такой сказ у нас могут и наказать, вот и молчат все.
Они долго говорили шёпотом, боясь лишнего звука. Парень рассказал, что его самого тошнит от этого обряда.
— Пойдём со мной, — вдруг выпалила она, схватив его за руку. — Я не хочу умирать здесь. Ты же не веришь в это.
Парень замялся, но в его глазах промелькнуло что-то решительное.
— Ладно. Но если нас поймают, меня убьют.
Её охватила тревога, но она кивнула. Стук барабанов и пение за стенами сливались в единый, почти гипнотический ритм. Они выскользнули наружу через небольшое окно, спрятавшись в тени хижины. Тайные тропы, известные парню, вели вглубь леса.
Но далеко уйти не удалось.
Деревенские заметили пропажу. Голоса и треск веток раздались со всех сторон. Их догнали, когда они только добрались до болота. Трое мужчин навалились на парня, грубо сбили его с ног.
— Поганец! Ты что творишь? Деревню под злобу лесную подвести хочешь! — кричал один из мужчин, кулаками размахивая над его лицом.
— Оставьте его! — закричала девушка, но её схватили за плечи, грубо оттолкнув в сторону.
Парень, окровавленный и побитый, лежал на земле, почти не шевелясь.
— Девку назад, — хрипло приказал старший, бросив на неё тяжёлый взгляд. — А его — к старейшине. Пусть решает, что с ним делать.
Девушку силой увели обратно в деревню. Руки сжимали её так крепко, что она не могла вырваться. Вернувшись в хижину, её привязали к деревянной опоре железной цепью. Она дернулась, цепь звякнула, не поддаваясь.
— Никуда ты не денешься, — прошептала вернувшаяся знахарка. — Лес ждёт. Лес всегда ждёт.
Девушка почувствовала, как отчаяние обрушилось на неё с новой силой. Вдалеке, за деревней, раздался утробный рёв.
******
Её вели вглубь леса, а она шла, запинаясь, спотыкаясь о корни, но не сопротивляясь — силы давно покинули её.
Они остановились на небольшой поляне, где стоял огромный сухой дуб, с кривой корой бороздами изъеденный временем. Один из мужчин достал крепкую верёвку, грубо схватил девушку за руки и привязал её к дереву. Запястья защипало от жёсткой верёвки, и девушка сжалась от страха.
— Всё будет, как надо, — тихо сказал один из них, глядя куда-то в тёмные глубины леса. — Лес примет её… Медведь примет.
Мужчины отошли, заняв укрытие за кустами. В воздухе повисла зловещая тишина. Даже звуки — трели птиц, шелест листвы — исчезли, будто лес замер в ожидании. Девушка закрыла глаза, молясь, чтобы это оказалось лишь дурным сном.
*****
Ночь опустилась внезапно, тёмная, безлунная. Вдруг издалека сквозь лес донёсся звук ломаемых веток, хруст, утробный гул будто кто сдерживал дыхание, что-то огромное двигалось в его глубинах. Девушка открыла глаза, изо всех сил стараясь разглядеть, что происходит.
Сначала показалась огромная тень. Потом шаг вперёд сделал он.
Медведь.
Зверь был гигантским, чересчур огромным даже для медведя. Его тёмная шерсть блестела в слабом свете, а глаза горели жёлтыми огнями, почти разумными. Морда — испещрённая шрамами, а из пасти капала слюна.
Он подошёл к девушке, медленно, с угрожающей грацией. Ноздри раздулись, он втянул её запах, обнюхивая от головы до ног. Девушка застыла, чувствуя, как холодный пот стекает по её спине. В его глазах только бездонная, первобытная ярость.
Медведь издал низкое рычание, почти утробное. Потом вдруг наклонил голову и мощными челюстями перегрыз верёвки, которыми её привязали. Девушка не успела понять, что произошло, как зверь схватил её своей пастью за платье, поднял, как куклу, и, развернувшись, потащил в чащу леса.
****
Зверь волок её долго. Кусты и ветки хлестали её по лицу и телу, боль была острой, но страх парализовал. Она не могла сопротивляться, её сердце бешено колотилось, и в голове была только одна мысль: это конец.
Вскоре они добрались до странного места. Посреди заросшего мхом участка стоял старый, заброшенный сруб. Дом выглядел так, будто был покинут десятки лет назад. Мох облепил крышу, брёвна потемнели от сырости, окна зияли чёрными дырами.
Медведь, не сбавляя хода, прорвался через сломанную дверь и затащил её внутрь.
Внутри стоял тяжёлый запах гниения и мокрой шерсти. Пол был завален останками: кости животных, обрывки тканей, остатки человеческих тел. В углу лежала куча веток и мха — логово зверя. Девушка почувствовала, как её бросили на пол, а затем огромный силуэт заслонил свет, полностью заполняя собой пространство.
Медведь смотрел на неё. Его дыхание было тяжёлым, горячим, и каждый выдох отдавался низким рёвом, будто из глубин самого леса.
Она попыталась отползти, но лапа зверя тяжело опустилась рядом, не давая ей шанса.
*****
Сквозь прогнившие щели в стенах заброшенного сруба пробивались слабые лучи рассвета. Тусклый свет ложился пятнами на грязный пол, покрытый мхом, костями и запёкшейся кровью. Маша проснулась от холода, съёжившись в углу на грубой подстилке из веток. Её тело ломило, а каждый вдох был болезненным.
Лес за стенами молчал, и это молчание было пугающим. Ни птицы, ни звука насекомого. Она огляделась, ожидая увидеть огромную тень медведя, но в помещении было пусто. Маша почувствовала слабое облегчение, пока не услышала скрип двери.
Фигура вошла в дом — высокая, мощная, с грубым лицом и широкими плечами. Мужчина. Он шагнул внутрь босыми ногами, стукнувшись головой о низкий косяк. В руке он держал медвежью шкуру, которую небрежно бросил в чулан. Запах зверя, свежей крови и сырости усилился.
Он остановился, смотря на неё сверху вниз. Глаза, жёлтые, как у медведя, сверкали холодным светом.
— Проснулась, — сказал он низким, хриплым голосом. Его слова, произнесённые медленно, звучали так, будто их выталкивали из глубины груди.
Маша прижалась к стене, не отводя взгляда.
— Ты… кто ты? — её голос дрожал, но она заставила себя спросить.
Мужчина рассмеялся коротко, с хриплым смешком.
— Кто я? Ты знаешь. Я тот, кого твои деревенские боятся больше всего. Отец леса, как они зовут. А ты, девка, теперь моя. — Он сделал шаг ближе, и Маша невольно съёжилась.
— Ты… зверь… Ты медведь. Я видела. — Её голос ослабел.
— Видела? — Он усмехнулся, обнажая кривые, острые зубы. — Ты не видела ничего. Ты слышала мои шаги, чувствовала мой запах, но не поняла. Теперь ты поймёшь. Ееесть еще переворотни.
Он сел напротив неё, вытащив нож из-за пояса, и начал медленно точить его о край камня на деревянной лавке.
— Слушай меня внимательно, — сказал он, произнося последнее слово с насмешкой. — Ты теперь живёшь здесь. Это твой новый дом. Ты будешь готовить мне еду. Кашу, много каши. Хорошо проваренную. — Он поднял взгляд. — У меня желудок слабый, я не могу есть всё подряд. И мясо. Мясо должно быть мягким, понимаешь?
Маша не ответила, только сжала руки в кулаки, глядя на него с ненавистью.
— И ещё, — он наклонился ближе, его лицо оказалось совсем рядом. — Ты будешь ублажать меня. Как мужчину. Каждую ночь, пока мне не надоест.
Маша задохнулась от его слов.
— Никогда! — выпалила она, гнев и ужас в её голосе звучали одновременно.
Мужчина рассмеялся.
— Никогда? — Он поднялся, нависая над ней. — Здесь нет «никогда», «не хочу». Здесь есть только «сейчас». Ты моя. Ты слышишь меня?
Маша хотела закричать, броситься на него, но её тело было слабым, а страх сковывал каждое движение.
— Беги, если хочешь, — сказал он, отходя к окну и выглядывая наружу. — Но знай, лес — мой. Каждая ветка, каждый зверь. Ты далеко не уйдёшь.
Он повернулся, взглянул на неё ещё раз, и его глаза сверкнули дикой, животной яростью.
— Начни варить кашу. Я голоден.
Он ушёл в другую часть дома, оставив Машу на полу. Её плечи затряслись от беззвучных рыданий.
******
Дни тянулись нескончаемой чередой боли и унижения. Каждое утро начиналось с холода и страха. Маша просыпалась на грязной подстилке из веток и мха, чувствуя, как влажность и холод пробирают её до костей. В углу лежала груда вещей, которые мужчина называл «припасами»: мешок крупы, глиняный горшок с ягодами, несколько кусков мяса. Запах мяса был странным, сладковато-тошнотворным, но она боялась спрашивать, откуда он это берёт.
Каждое утро он возвращался из леса с добычей. На этот раз он вошёл с небольшой связкой ягод и двумя кровавыми кусками мяса.
— Сегодня будет пир, — сказал он с усмешкой, бросив добычу на стол.
Маша, дрожа, встала, чтобы приступить к готовке. Она знала: любое промедление — это удар.
— Варить кашу! — рявкнул он, усаживаясь на лавку и наблюдая за ней, как хищник.
Её руки дрожали, когда она раздувала слабое пламя в очаге. Она бросила крупу в воду, стараясь не думать о мясе, которое нужно было обжарить.
— Быстрее, — сказал он, медленно вставая. Его тень накрыла её. — Ты думаешь, я буду вечно ждать, пока ты копаешься?
Она оглянулась. Его лицо было холодным, жёстким, а в руках он уже держал хворостину.
— Прости, я… я почти… — прошептала она, но не успела закончить. Удар обрушился на её плечо.
— Молчи! Готовь!
Боль была острой, раздирающей. Она закусила губу, чтобы не закричать, и продолжила работать. Наконец каша была готова. Он ел, шумно прихлёбывая, и раз за разом заставлял её подливать. Затем схватил кусок мяса, яростно вонзился в него зубами и вдруг остановился.
— Ты ведь знаешь, что это? — спросил он, жуя и глядя на неё своими жёлтыми глазами.
Маша отрицательно покачала головой.
— Это человек, — сказал он, ухмыляясь. — Тот, кто охотился на меня в прошлом году. Теперь он кормит нас.
Она почувствовала, как желудок сжался, но она не могла ничего сказать.
— Ешь, — приказал он, бросая кусок на её тарелку.
— Я… я не могу…
Его лицо исказилось гневом.
— Ты будешь есть, или я заставлю тебя.
Он схватил её за волосы, грубо поднял с места и ткнул лицом в тарелку. Маша закричала, но крик утонул в звуке его яростного рёва.
Каждый вечер заканчивался одинаково. Он наедался до отвала, откинувшись на лавку, и, хлопнув себя по животу, требовал:
— Танцуй!
Маша вставала, измождённая, и начинала двигаться под его пристальный взгляд. Её ноги едва держали, но она знала: остановится — получит удар. Он следил за каждым её движением, ухмыляясь и издавая одобрительные рыки.
— Вот так, девка Веселись! Улыбнись!
Она продолжала танцевать, пока он не вставал и не подходил к ней. Его рука обхватывала её талию, холодная и грубая.
— Теперь ты порадуешь меня, как положено, — говорил он, утаскивая её в кровать.
Она пыталась сопротивляться, но он был слишком силён. Боль и унижение становились её постоянными спутниками.
*****
Дверь сруба с грохотом распахнулась, ударившись о стену, и в дом ввалился он. Лицо его было красным от возбуждения, глаза горели жёлтым, диким блеском, будто он только что вернулся с охоты. Широкая грудь вздымалась, а шаги, тяжёлые, гулко отдавались по полу.
— Эх, Маша! — выкрикнул он, бросив свою шкуру на лавку. — Радуйся! У меня для тебя новости.
Она, сидя в углу, подняла голову, стараясь скрыть страх. Он шагнул ближе, с лёгкой усмешкой наблюдая, как она напряглась.
— Деревенские, трусливые мыши, решили меня задобрить, — продолжил он, скаля зубы. — Ха, а то что? Думают, я зря их охотников ел? Теперь вот двух девок мне отдадут.
Он поднял два пальца, будто показывая трофей, а затем бросил на Машу взгляд, полный издёвки.
— Двух! Понимаешь, Маша? Две красавицы. И всё для меня. Это тебе не каша твоя несолёная.
Маша смотрела на него, сжимая пальцы в кулаки.
— Они что, просто… отдадут их тебе? — выдавила она, стараясь, чтобы её голос звучал ровно.
— А то! — ухмыльнулся он, садясь на лавку и развалившись. — Боятся. Ха! Говорят, мол, это примерение. А то вдруг я совсем их ряды прорежу. А знаешь, почему последнее время мяса так много? Это всё они. Охотники ихние.
Её передёрнуло, но она заставила себя не отвести взгляд.
— Но я не злой. Я добрый. Я их щедрость щедростью отплачу. Видела торбы в чулане? Набьёшь их ягодами, травами. Пусть знают, какой я великодушный. Ночью отнесу.
Он встал, лениво потянулся, скрипнув суставами, и окинул её взглядом.
— Ну что застыла? За дело!
Её руки дрожали, когда она подошла к чулану. Торбы были огромные, плотные, каждая могла вместить не меньше пары мешков крупы. Маша ощупала грубую ткань, чувствуя, как в голове начинает рождаться отчаянный план.
Всю ночь она работала, заполняя одну из торб ягодами и сушёными травами. Другую оставила пустой, готовясь сама скрыться в её глубине. Ткань была прочной, а запах ягод и трав мог прикрыть её присутствие. Она знала: это её единственный шанс.
Когда всё было готово, она залезла в торбу, подтянула за собой лямки, чтобы закрыться, и затаила дыхание. Вскоре из другой комнаты донёсся тяжёлый хруст костей. Звук был настолько жутким, что сердце Маши замерло.
Он оборачивался.
Его стоны переходили в рычание, хруст суставов сменился глухими ударами лап о пол. Она знала, что не должна смотреть, но любопытство было сильнее. Через маленькую щель она увидела, как вместо человека в комнате появился огромный медведь. Его тёмная шерсть блестела в слабом свете, а желтые глаза светились, будто угли.
Он подошёл к торбам. Одна лапа подняла первую с лёгкостью, затем другую, ту, в которой пряталась Маша. Ткань натянулась, но выдержала.
Дверь распахнулась, и он вышел наружу.
*****
Лес был тёмным, угрюмым. Звук его шагов — глухое, ритмичное биение — разносился между деревьями. Торба качалась у него на плече, и каждый раз тело Маши ударялось , но она не издавала ни звука.
Лёгкий ночной ветер приносил запах мокрой земли и гниющих листьев. Крики сов и шорохи лесных животных создавали напряжённую симфонию. Страх был сильнее боли.
Когда шаги стали замедляться, Маша поняла, что они приблизились к деревне. Она услышала человеческие голоса, далёкие, но различимые.
Медведь остановился. Его дыхание стало тяжёлым, почти утробным. Он медленно опустил торбы на землю. Маша не видела, что происходит, но ощущала, как напряжение в воздухе нарастает.
Сначала раздался звон оружия и доспехов. Затем на поляну вышли вооружённые люди. Они шли строем, плечом к плечу, в кольчугах и с обнажёнными мечами, а впереди ехал князь на чёрном коне. Его лицо было мрачным.
— Вот вы где, нелюди, — проговорил он низким голосом. — Ваши злодеяния дошли до моих ушей.
Маша, всё ещё прятавшаяся в торбе, услышала его голос и почувствовала, как внутри зажглась искра надежды.
Деревенские закричали, кто-то попытался убежать, но дружина уже врывалась в деревню. Мечи взмыли в воздух, сверкая в лунном свете, и опустились на тех, кто ещё стоял. Крики смешались с ударами стали, а кровь брызнула на холодную землю.
Старейшины пытались умолять о пощаде, но их головы полетели на землю. Деревня погрузилась в хаос.
Медведь взревел так, что деревья задрожали. Его огромная лапа ударила по земле, и он бросился на князя. Лошади рванули в стороны, а воины с криками окружили зверя.
— Держать строй! — крикнул князь, спешившись.
Они обступили медведя, держа пики и копья. Каждый его удар сбивал людей с ног, рвал кольчуги, но круг сужался. Один из воинов вонзил пику в бок зверя, кровь хлынула, но медведь, казалось, стал только злее.
— Серебро! — закричал батюшка, появившись позади. В его руках блестел серебряный крест.
Князь бросился вперёд, рубанув мечом по звериной лапе. Медведь зарычал и ударил его, отшвырнув в сторону, но тут же получил в плечо сразу два копья.
— Сейчас! — прокричал батюшка, подходя ближе.
Зверь метнулся к нему, но был остановлен очередным ударом пики. Батюшка встал перед ним, держа крест обеими руками.
— Сгинь, нечисть! Господь не даст тебе более творить зло! — выкрикнул он, и серебряный крест с силой вонзился в голову зверя.
Медведь замер, вздрогнул всем телом, издал последний утробный рёв и рухнул на землю.
Маша слышала, как всё затихло. Торбу развязали крепкие руки, и перед ней появился князь.
— Ты жива!? — выкрикнул он, глядя на неё.
Маша кивнула, но слёзы потекли по её щекам.
— Жива… — прошептала она.
Её подняли, укутали в плащ и посадили на коня. Воины зачищали остатки деревни, сжигая хижины и идолов, чтобы ничего не осталось от этого места.
Эпилог
На следующий день Маша была в безопасности. Она стояла у реки, смотря, как пепел сожжённой деревни уносит вода.
— Всё кончено, — сказал князь, подходя к ней.
Она кивнула, чувствуя, как впервые за многие дни страх покидает её сердце.