В начале четвёртого курса Федя совершено неожиданно по уши влюбился в Машу. Они учились в одной группе: Маша сидела на передней парте, Федя – на задней, откуда открывался прекрасный вид на ее стройную, как тополь, спину и соблазнительные кудряшки.
Теперь Федя уже не слушал лекции, а все занятия любовался на девушку, представляя, как обнимает её тонкий, гибкий стан… От этих грёз у него голова шла кругом, так что к концу учебного дня он буквально пьянел.
Однако Федя был зажатым молодым человеком и не решался признаться Маше в любви. Вместо откровенного объяснения он ночами напролёт строчил ей томные письма, любовные спичи и мутные сонеты, которые шокировали бы Данте, Петрарку и Шекспира вместе взятых. Впрочем, Федя был незаурядным воздыхателем: он не выбрасывал свои творения в помойку, как делают многие влюблённые, а бережно копил их в своём шкафчике, так что к концу первого семестра у него скопился архив.
Каждое утро, отправляя на полку очередной шедевр, молодой человек любовно стирал пыль с бумажных стопок, закатывал глаза в потолок и томно вздыхал: он надеялся, что рано или поздно Маша прочтёт их все и… и сойдёт с ума от восторга!
Наконец, наступила зима. Первые морозы отрезвили Федю, и он решил перейти от слов к действию. Правда, он не знал, как подступиться к Маше. Молодой человек не раз наблюдал, как она одной презрительной гримаской отпугивала незадачливых ухажёров. А ведь вокруг неё вились писаные красавцы, которым он в подмётки не годился. И Федя решил начать издалека. На свои последние сбережения с крошечной стипендии он купил шикарный букет цветов.
Рано утром, за полчаса до начала занятий, он поставил нарядную корзинку на её стульчик, а сам занял очередь в буфет. Не успел он продвинуться к заветному окошку, где сонная продавщица вяло обслуживала весёлых студентов, как на этаже появилась Маша под ручку со своей лучшей подружкой Светой. Обе, улыбаясь и о чём-то шушукаясь, зашли в аудиторию.
Федя покраснел, как бурак; его ноги приросли к полу, и сердце на мгновенье остановилось. Через секунду по коридору разнёсся звонкий девичий хохот. Маша со Светой, казалось, надрывались от смеха. На их весёлый дуэт сбежались ребята.
– У Маши появился поклонник!
– Тайный кавалер!
– Воздыхатель?
– Ловелас…
– Дон Жуан!
Последнее оскорбление подкосило бедного Федю: он зашатался и чуть не упал. К счастью, на него никто не обратил внимания: все были заняты Машей и её букетом. Не помня себя, Федя вышел из очереди и побрёл, куда глаза глядят. Он был, как во сне, не замечал, куда идёт, и очень удивился, когда вдруг «обнаружил себя» в комнатушке общаги. Всю ночь его лихорадило, перед глазами стоял красный туман, сердце бешено колотилось. Бедняга понял, что ещё не созрел до откровенного объяснения со своей платонической возлюбленной.
Однако сдаваться не собирался! Наш герой прогулял занятия и весь день метался по комнатке, придумывая самые невероятные способы ухаживания. К вечеру его план был готов. Несмотря на титанические усилия его автора, он оказался банален, как очередная серия плохой мыльной оперы. Но Федя был доволен и как ни в чём не бывало отправился в университет.
В группе всё ещё обсуждали цветочный «инцидент». По обрывочным шуточкам Федя понял, что Маша всё-таки забрала корзинку домой, но не скупилась на шутки в адрес «тайного воздыхателя». Света от неё не отставала. «Вот неугомонная болтушка», – выругался про себя Федя, у которого от обиды на глазах даже выступили слёзы.
Он украдкой наблюдал за Машей. Никогда она ещё не была так хороша, так упоительна! Он не удержался, снял свои большие квадратные очки и состроил ей глазки. Кажется, у него плохо получилось, потому что Маша не обратила никакого внимания на игривые подмигиванья своего обожателя. А Федя так старался, что к началу лекции чуть не окосел. К счастью, преподаватель явился со звонком и положил конец этой пантомиме.
***
Через неделю наступил Новый год. Федя едва дождался 31 декабря, на который запланировал любовную вылазку. Весь день он прихорашивался у зеркала и наводил марафет. Как только стемнело, он надел старое пальто, нацепил поношенную шапку, обул стоптанные сапоги и перекинул через плечо длинную чёрную сумку. Затем быстро вышел из общежития и направился к дому Маши.
Через час он был на месте. В дворике, где жила девушка, царила тишина, которая была ему на руку. Федя подкрался к балкону Маши и внимательно оглядел окна её квартиры. Они были плотно закрыты, а шторы – наглухо задёрнуты.
Федя знал, что Маша из принципа не встречает Новый год. «В знак протеста!» – как она не раз твердила Свете. За это Машу считали чудачкой, хотя многие находили её странный каприз свежим и оригинальным. Федя был уверен, что она спит. А как иначе объяснить темноту в квартире и отсутствие шума весёлого застолья?
Это был удобный момент для наступления. Федя выбрался из укрытия, открыл свою сумку и извлёк из неё… гитару (мы же говорили, что его план был банален). Потом выпрямился, закинул голову и запел арию принца Калафа из оперы «Турандот» – «Nessum dorma». Если по-нашему – «Никому не спать!».
Вряд ли обитатели маленького дворика поняли юмор. Несколько окошек медленно открылись, наружу высунулись усталые лица, которые, казалось, с изумлением внимали итальянским страстям бедного Феди. Молодой человек пел громко и вдохновенно. Дойдя до последнего «vinceró» («одержу победу!»), он из последних сил напряг голосовые связки и взял высоченную ноту, которая вряд ли существует на нотоносце.
На последней букве «о́» его прорвало. Голос сел и заглох. Федя закашлялся и полез в сумку за лимонадиком, чтобы промочить горло. Пока он в темноте шарил по кармашкам, на него вдруг сверху упал увесистый кошелёк. Федя уставился на него с изумлением: он тоже не понял юмора. Потом поднял голову, чтобы высказать шутнику в лицо всё, что он о нём думает. И вдруг обмер: он увидел, как медленно закрывается форточка в окне Маши! Значит, она ничего не поняла? И насмехается над ним?
При этой мысли в Феде взыграло ретивое. Он снова взял гитару, встал в позу трубадура и неспешно запел: «Луч солнца золотого…». Его голос хрипел, сипел и надрывался, но всё же он довёл песню до конца. Когда последние аккорды затихли в ночной тишине, Федя с ужасом и страхом уставился на форточку: он боялся падения второго кошелька. Он чувствовал, что не переживёт ещё одного такого оскорбления. К счастью, форточка осталась закрытой. То ли у Маши кончились деньги, то ли сорванный тенор Феди не долетел по назначению.
Правду говорят, что молчание – знак согласия; по крайней мере, – для влюблённых. Наш герой решил, что Маша, наконец, благосклонно вняла его вокалу и ждёт продолжения музыкального банкета. Но петь снизу наверх у него больше не было сил. И он решил перенести второе отделение в помещение – то есть в подъезд, где жила Маша.
Но дверь как назло была закрыта. Федя занял исходную позицию у стены и принялся ждать в слабой надежде, что кто-нибудь выйдет или зайдёт… В конце концов бывают же на свете чудеса, тем более, – в новогоднюю ночь! Наш герой на всякий случай прошептал волшебное «Сим-Сим, откройся!». Потом опять задрал голову, чтобы с падением звезды загадать желание.
В этот чудесный вечер судьба явно ему благоволила: не успела федина шея затечь, как на небе появилась светящаяся точка, которая медленно, лениво покатилась вниз. Молодой человек тут же загадал желание: чтобы дверь в подъезд немедленно открылась – ведь он уже начал замерзать!
Не успел он додумать эту мысль, как со стороны гаража показалась высокая фигура, которая, покачиваясь, быстро приближалась прямо к нему. Федя на всякий случай спрятал гитару и приготовился к худшему: ночной гуляка был явно пьян.
Через минуту он вынырнул из темноты и попал в полосу света фонаря. Это был здоровенный детина в чёрном свитере, зелёных шортах, шлёпках на босу ногу и в новогоднем колпаке. В одной руке он держал огромный апельсин, в другой – бутылку шампанского.
– С Новым годом! – рявкнул он, открыл домофон и исчез в подъезде.
Он так быстро проделал свой трюк, что Федя едва успел протиснуться в образовавшуюся после него щель. На всякий случай он дождался, пока детина зашёл в свою квартиру, после чего на цыпочках поднялся на третий этаж, где жила Маша. Молодой человек снова достал гитару, для вдохновенья встал на одно колено и снова запел, вернее, – засипел.
В этот раз он упростил (как ему казалось!) репертуар и исполнил «Let it snow». Потом прислушался. В квартире царила абсолютная тишина – если только таковая существует в природе. На четвёртом этаже тихонько скрипнула дверь; кто-то вышел на лестничную площадку, перегнулся через перила, и знакомый бас сокрушенно произнёс:
– Эх, ты отстал от жизни, старина… А жаль… Поёшь неплохо… Почти, как Козловский…
Федя был так расстроен, что не оценил комплимент. Он убрал гитару в сумку и медленно поплёлся обратно в общагу. Вернувшись в свою комнатку, он, не раздеваясь, упал на кровать. У него закружилась голова, а на лбу вдруг выступил горячий пот. В горле пересохло, но у Феди почему-то не было сил встать, чтобы выпить любимый лимонадик… Прошло немного времени, и он сам не заметил, как погрузился в тяжёлое забытье.
Наш герой проснулся от страшной боли в голове и горле. Он с трудом открыл, вернее, – разлепил глаза и почувствовал, что его тело как будто налилось свинцом. Теперь он не мог не только встать, но даже и пошевелиться. Однозначно, он заболел – причём всерьёз и надолго. При этой мысли он горестно вздохнул.
– Ты зачем вчера надрывался? – вдруг раздался над его головой весёлый голос Маши. – Почему не объяснился по-человечески?
Федя с испугом уставился на девушку, которая вдруг возникла перед ним, как из-под земли. В одной руке она держала раскрытый конверт, в другой – его любовное письмо. Наш герой тихонько застонал – в этот раз от радости – и закрыл глаза. Он не поверил своему счастью, которое теперь было так близко, так возможно…
---
Автор: Людмила П.