В мае 1927 года в рижской эмигрантской газете “Сегодня” было напечатано письмо некоего А. Штауница-Опперпута. В нем он писал, что уже несколько лет был секретным агентом ГПУ и как таковой являлся одним из руководителей созданного ГПУ “Монархического объединения Центральной России” (МОЦР). Сегодня речь пойдёт об операции 1920-х годов, вовлекшей в свою орбиту большое число людей в разных странах, которая может считаться одной из самых успешных у советской контрразведки наряду с "Монастырём".
После Гражданской войны на территории СССР ещё оставались многочисленные контрреволюционные элементы. Провал Белой армии показал, что идти против Советской власти напрямую — большая ошибка. Поэтому в стане контрреволюции было решено перейти к следующей тактике - скрытная подрывная работа против Советской власти, срыв её планов, в том числе и хозяйственных, обращение за помощью к капиталистическим странам, создание мощного альянса антибольшевистских сил, в который вошли бы самые консервативные и контрреволюционно настроенные силы. Активно это подполье поддерживалось церковью, кулаками и подкулачниками, белоэмигрантами.
Капиталистические государства отреагировали мгновенно — вся мощь агентуры Запада, которая не сумела помочь белым во время Гражданской войны, теперь была направлена на подрыв победившей Советской власти и поддержку антибольшевистского движения.
Ликвидация лидеров и организаторов подпольного белого движения, нейтрализация агентов иностранного влияния - вот лишь малый комплекс мероприятий, которые было необходимо провести в стране для гарантии её мирного развития. Второй Гражданской войны страна бы уже не выдержала - не было сомнений, что в этот раз интервенция будет куда решительнее. Если в период Гражданской войны перед концом Первой Мировой войны коммунисты всех стран делали всё возможное для помощи большевикам и ради победы над белой армией, не встречая должного отпора, то после окончания Первой Мировой на них обрушилась вся мощь репрессивного аппарата капиталистических государств и одновременно пропаганда местных меньшевистских партий. Поэтому Англия и другие крупные капиталистические государства теперь могли не беспокоится о внутреннем фронте, и всей мощью нанести удар по Советской России.
С чего всё начиналось?
Основное отличие операции, о которой идëт речь, от большинства других, состоит в том, что ее основные авторы не «придумали» ее, а воспользовались сложившейся обстановкой.
А обстановка складывалась следующая – в 1921 году монархические эмигрантские организации в Европе активизировали свою работу, провели съезд и усиленно искали единомышленников в Советской России.
В ноябре 1921 года сотрудники внешней разведки перехватили письмо некоего Артамонова, направленное из Ревеля (Эстония) в Берлин члену Высшего монархического совета (ВМС) князю Ширинскому-Шихматову. В нем говорилось о встрече с А. А. Якушевым, ответственным работником Наркомпути, бывшим статским советником. В письме говорилось, что Якушев сообщил Артамонову о наличии в Москве и других районах России подпольных монархических групп, которые ищут контакт с Высшим монархическим советом.
Для того, чтобы всё выглядело как можно более правдоподобно, в руководство этой организацией были включены некоторые действительно монархически настроенные лица из "бывших", среди них: номинальный глава организации и профессор военной академии, генерал-лейтенант царской армии Зайончковский, генерал-лейтенант Потапов, который стал надежным помощником Якушева в агентурной работе, заместитель Якушева по финансовым вопросам, бывший царский офицер Опперпут-Стауниц-Касаткин (про него скажем несколько ниже), также в состав политического совета организации вошли черниговский помещик камергер Ртищев, балтийский барон Остен-Сакен, нефтепромышленник Мирзоев и тайный советник Путилов.
Ещё одним активным участником операции можно назвать Михаила Владиславовича Фастыковского. Бывший красный военспец во время инспекторской поездки в августе 1921-го бежал в Польшу, где вошёл в контакт со многими русскими эмигрантами. В 1923 году попросился обратно в РСФСР. Благодаря сотрудничеству с ОГПУ в июне 1924 года он получил разрешение на возвращение, с этого момента состоял секретным сотрудником под псевдонимом «Сержевский».
Ещё одним военспецом, ставшим участником операции, был Дмитрий Зуев (оперативный псевдоним «Аккуратный»).
Непосредственное руководство операцией осуществлял Артур Христианович Артузов — человек, не нуждающийся в представлении. Именно ему удалось склонить Якушева к участию в операции, по его приказам и указаниям Якушев очень часто выезжал за границу для встреч с ответственными деятелями ВМС и врангелевской "Организации русской армии" (ОРА). Основной задачей Якушева на этих встречах было создание у собеседников мнения о его организации как о наиболее способной объединить все антибольшевистские силы.
Вторым непосредственным куратором был не менее интересный человек — Владимир Андреевич Стырне. Он был крайне заинтересован в том, чтобы операция получила широкие масштабы. И благодаря нему мы знаем имя первого инициатора её проведения.
С марта 1923 года Владимир Андреевич переводится в контрразведывательный отдел ГПУ НКВД РСФСР. К этому времени начальником 4-го отделения КРО был Виктор Станиславович Кияковский.
Перешедший на службу к чекистам польский офицер, поручик Виктор Станиславович Стецкевич в прошлом состоял в кружках польской революционной молодежи, во время советско-польской войны был членом тайной военной организации, действовавшей на территории СССР в контакте с польским генеральным штабом. Арестованный агентами Чека, Стецкевич был «обработан» самим Дзержинским и вскоре, под фамилией Кияковского, стал одним из наиболее верных и деятельных работников КРО ОГПУ.
По окончании советско-польской войны, под именем Косинского, Стецкевич исполнял обязанности резидента КРО ОГПУ в Прибалтийских странах и Финляндии.
Именно он, пишет в своей записке Стырне, и предложил "смелый план организации крупной легенды, которая, подкупив штабы лимитрофных государств качеством сведений о Красной Армии, в последующем своем развитии должна подмять под себя все зарубежные монархические центры и навязать им тактику, разработанную ГПУ, которая гарантирует им разложение от бездействия на корню". Но инициатор операции вскоре отошел от участия в ней. После разрыва с женой неудачно стрелялся. В связи с этим куратором "Треста" стал помощник начальника КРО Владимир Стырне.
Второй малоизвестный факт не менее интересен. Отчет Стырне об операции "Трест" за 15 сентября 1931 года, что является важнейшим источником по данному вопросу, проливает свет на использование чекистами видного военачальника Михаила Тухачевского: "Неоднократно нам из-за рубежа рекомендовали вовлечь в "Трест" Тухачевского. Особенно монархическая молодежь хотела видеть в нем русского Бонапарта, предполагая, что он только прикидывается коммунистом. Поддавшись этим настроениям, за границу было написано, что Тухачевского удалось привлечь в "Трест". Это сообщение произвело эффект..."
По истечении определенного времени чекисты вывели Тухачевского из игры. Но читая отчет Стырне, остается стойкое ощущение, что работники ОГПУ загодя, еще в середине 1920-х годов, готовили компромат на "социально чуждого" Тухачевского – авось пригодится, когда надо будет остановить слишком быстро шагающего вверх по ступенькам военной иерархии полководца, что в действительности и случилось.
Следующим заметным участником операции стал латыш по национальности Александр Оттович О́пперпут — настоящее имя Александр Упениньш или Упелинц, Упенинц также известен как Павел Иванович Селянинов, Касаткин, Эдуард Стауниц). К 1920 году был помощником начальника штаба войск внутренней службы Западного фронта. Тогда же он вступил в организацию «Народный союз защиты Родины и свободы» и лично познакомился с Борисом Савинковым. Будучи повышенным в должности — назначен начальником Минского укрепрайона — был арестован ЧК. Находясь в тюрьме на Лубянке, согласился на сотрудничество с этой организацией. Выдал личный состав «Союза…» и по заданию ГПУ написал разоблачающую Савинкова брошюру — «Народный союз защиты Родины и свободы. Воспоминания», изданную ГПУ в 1923 году в Берлине под псевдонимом Павел Иванович Селянинов.
Ещё одним немаловажным участником был Роман Густавович Бирк. ВЧК, занимавшаяся в это время организацией каналов нелегальной переписки для организации «Трест», обратила внимание на его кандидатуру. В ноябре 1921 года с ним установили контакт члены этой организации Колесников и Опперпут и договорились о переправке с почтой миссии писем для представителя «Треста» в Таллине Щелкачева.
С этого времени они стали постоянными посетителями миссии. Один-два раза в месяц Бирк получал от них письма для переправки в Таллин. Переписка вначале носила частный характер, а с января 1922 года пошла разная военная и экономическая информация. Такая же информация поступала в ответных письмах, главным образом из Парижа. Колесников вскрывал в присутствии Бирка отдельные пакеты, и тот видел их содержимое: приказы по Красной Армии, другие военные документы.
Одновременно проводилось глубокое изучение Бирка с целью привлечения к сотрудничеству. В конце концов Колесников убедился, что Бирку можно доверять. Вскоре после соответствующих проверок, доказавших это, Колесников открыл Бирку, что является сотрудником ВЧК Кияковским. С этих пор началось сотрудничество Бирка с российскими органами безопасности, продолжавшееся 15 лет.
Бирк связывал Кияковского с представителями польской и английской разведок в Москве, которых снабжали специально подготовленной «информацией».
Бирк также передавал для вскрытия почту военного атташе Польши в Таллине Дриммера, направлявшуюся через эстонскую миссию. По словам Кияковского, от представителей «Треста» за границей и Бирка он получал такой объем разведывательной информации, что от нее ломились сейфы. С помощью Бирка осуществлялся нелегальный переход финской и эстонской границ руководителем «Треста» Якушевым и его курьерами. Бирка принимал Артузов, другие руководители спецслужб. За операцию «Трест» он был награжден золотыми часами.
Ход операции
Начиная контрразведывательную игру, чекисты ставили перед собой следующие задачи:
- Привлечь в организацию как можно больше сочувствующих Белому движению внутри страны и тем самым поставить их под контроль.
- Установить связь с эмигрантскими центрами за рубежом и попытаться разложить их.
- Выйти на контакт с иностранными разведками и выявить их агентуру.
С 1922 года «Монархическое Объединение Центральной России» (далее — МОЦР) установило регулярную связь с руководителями белоэмигрантских воинских формирований «великим князем» Николаем Николаевичем, царскими генералами Врангелем, Кутеповым и Миллером, а также с Марковым, Тальбергом, Араповым, Артамоновым, Лампе и многими другими ярыми контрреволюционерами, проживавшими во Франции, Германии и других буржуазных государствах.
Для придания за границей большей уверенности в «могуществе» МОЦР и в её «прямых связях» с крупными должностными лицами Красной Армии органы ОГПУ и Разведупр РККА передавали агентам иностранных разведок различные «документы» о боевой и мобилизационной готовности Красной Армии, дислокации, численности, штатах и боевой оснащенности частей и соединений, фамилии командиров и начальников штабов корпусов и дивизий, провозной способности железных дорог, мощности военной промышленности и ряд других военных сведений, интересовавших разведки буржуазных государств, в частности, Польши, Эстонии и др.
В обзоре «Трест» Стырне указал, что иноразведкам направлялись:
«1) агентурные донесения по заданиям иноразведок;
2) донесения, составляемые по собственной инициативе источника;
3) подлинные приказы или копии с них, поскольку таковые уже имелись у противников, или подлинные, передача которых вызывалась «тактическими» соображениями;
4) «подлинные», но переработанные приказы, документы или копии с них;
5) совершенно ложные приказы и другие равноценные документы;
6) официальные, неофициальные и секретные (устаревшие или потерявшие актуальное значение) военные издания;
7) инспирированные статьи и хроникерские заметки в печати».
Получение белоэмигрантами и иноразведками сведений за подлинными подписями должностных лиц РККА бесспорно убеждало их в том, что они имеют дело с антисоветской организацией, в состав которой входят видные военные руководители.
В феврале сотруднику эстонской миссии в Москве Бирку была передана дезинформация о наличии МОЦР на территории Советского Союза с тем, чтобы он, не подразумевая о фиктивном ее существовании, мог сообщить о ней белоэмигрантам и разведке буржуазной Эстонии. Позднее, 18 апреля 1922 г., Бирк был завербован советскими органами госбезопасности, после чего стал принимать активное участие в разработке легенды, которая и получила условное наименование «Трест».
Помимо Бирка с эстонской разведкой и штабом поддерживали связь под видом шпионской деятельности и другие агенты ОГПУ. Так, в мае 1922 г. в Эстонию от имени МОЦР был направлен для установки «шпионской связи» агент Александр Евгеньевич Флейшер — бывший полковник царской армии. Для передачи белоэмигрантам и разведке Эстонии Флейшеру был вручен ряд документов, в том числе «наказ», в котором говорилось:
«...МОЦР может взять на себя обязательство информировать эти государства о положении в России и предоставить в их распоряжение разведывательные материалы своего Военного штаба в пределах потребности именно тех государств, с которыми настоящие условия будут заключены».
Сообщая о беседе с начальником контрразведки эстонского штаба Лаурицем, состоявшейся 11 мая 1922 г., Флейшер донес:
«В 4 часа мы были у Лаурица, не вдаваясь в подробности относительно оружия и связи, я обещал давать ему сведения о русской Красной Армии, взамен чего он выразил согласие нам содействовать. Сведения, данные мною, составляли организацию штаба ГККЛ к новому году. Организация штаба округов, форма одежды и ГУВУЗ и протокол характеристики некоторых деятелей Троцкого, Каменева, Склянского. Очень интересуются они и Ткачевым, Каменевым, Слащевым и Лебедевым».
В октябре 1923 года агенты ОГПУ Якушев и Потапов также от имени МОЦР установили связь с польским генштабом и передали ему меморандум, в котором было указано:
«Организация существует уже почти три года, причем в стройной форме пребывает свыше полутора лет и имеет распространение по всей России.
Связь центра с местами поддерживается через местных уполномоченных по числу военных округов... Характер организации преимущественно военный и членами ее состоят в большинстве военные, благодаря чему организация может проникать во все воинские части, из коих некоторые целиком принадлежат к ней. Кроме того, организация имеет своих людей почти во всех центральных правительственных учреждениях и в большинстве местных, чем объясняется ее большая осведомленность. Целью организации является свержение большевиков путем производства военного переворота в России и восстановление в ней законности и порядка».
В начале 1923 года контрразведчиками ОГПУ был легендирован филиал МОЦР в Петрограде, который представлял специально направленный туда секретный сотрудник КРО ГПУ Е.Н. Онегин (Горский-Орлов) (к сожалению, фото найти не удалось). К нему на связь по команде из Варшавы вышел польский резидент в северной столице Чехович, действовавший под прикрытием делегации по репатриации. К сожалению, эту часть легенды чекистам довести до конца не удалось — летом 1923 г. пришлось начать реализацию разработки Чеховича в связи с его очень активной шпионской работой и наличием на связи многочисленной агентурной сети, не имевшей отношения к проводимой операции «Трест». Для поддержания легенды из Москвы была дана команда для вида арестовать и Горского-Орлова. Эту информацию через Опперпута довели до Вернера. Польскому разведчику было заявлено, что «неконспиративная» работа Чеховича в Петрограде поставила организацию на грань провала и последствия для «Треста» могли быть самые серьезные. Сделано это было с целью подавить имевшие место попытки диктата со стороны поляков в отношении действий организации по сбору разведывательной информации. Речь шла об ускорении процесса добывания полного варианта мобилизационного плана РККА.
Еще в конце января 1923 г. «Касаткин» по поручению чекистов предложил передать полякам план мобилизации за 25 000 долларов. Именно эта сумма фигурировала в донесении из Москвы от Э. Чижевского. В КРО, вероятно, полагали, что на такую большую сумму польская разведка не согласится. И действительно, резидент запросил 2-й отдел ПГШ и получил в ответ готовность заплатить только 3000 долларов. Уловка контрразведчиков сработала, но, как оказалось, ненадолго. Идея фикс захватила умы польских разведчиков в лице нового начальника 2-го отдела и его подчиненных. Им, вероятно, хотелось доказать, что если при Пилсудском не смогли достигнуть такой важной цели, то ныне вопрос будет так или иначе, но решен. Нажим на МОЦР нарастал, но «трестовики» под всякими предлогами не давали положительного ответа.
31 января 1924 года Якушев в очередной раз прибыл в Варшаву, где встретился с полковником Байером и капитаном Таликовским и передал им очередную порцию дезинформационных материалов. Однако идеолог МОЦР пожаловался на излишнее давление на «Трест» со стороны резидента в Москве ротмистра А. Недзинского и задержку им оплаты уже полученных материалов[664]. Это была вторая попытка затянуть вопрос о добыче мобилизационного плана.
В отчете от 21 января 1925 г. о проведенной работе по подготовке дезинформационных материалов начальник РУ Я. Берзин докладывал начальнику штаба Красной армии, что раздел «Мобилизация» удалось наполнить конкретными сведениями. Так, было решено в изготавливаемые 282 документы заложить ложный график провозоспособности железнодорожной сети СССР в военное время и увеличить ее по сравнению с реальной на 15%. Эта часть «мобплана» и была передана в некоторые штабы, в том числе и в польский.
Окончательно «мобилизационный план» был готов в 1926 году и был передан в условиях строжайшей конспирации в двух частях — подлинной устаревшей инструкции и далее — в ход пошел сам «мобилизационный план». Уверенно можно говорить о том, что польские разведчики, получив первые страницы «мобплана», оценили их очень высоко.
К этому же времени МОЦР под видом шпионских сведений направляла дезинформационные данные о Советской Армии и другим буржуазным разведкам.
Примерно в июне 1923 г. агент Бирк с ведома ОГПУ установил связь с английским разведчиком в Ревеле Миклиджоном и его помощником — работником английского паспортного бюро эмигрантом Жидковым, который от имени английской разведки стал вести нелегальную переписку с «Трестом».
По этому вопросу сотрудник ОГПУ Стырне 9 декабря 1924 года писал:
«Проводилась в этом отношении следующая дезин. работа: на средства от передачи сведений при Развед. отделе штаба РККА создано специальное отделение по работе Д. и по директивам Военного ведомства мы снабдили все штабы государств Центральной Европы (ибо хотя материалы фактически передавались только полякам, эстонцам, финнам и англичанам на основе взаимного обмена военными сведениями, документально установлено, что наши материалы имеются в латышском, французском, японском и немецком штабах); при этом мощь Красной Армии была показана значительно сильней фактической».
Из имеющихся в агентурном деле «Трест» документов видно, что органы ОГПУ с самого начала легендирования этой и других подобных организаций распространяли за границей и в СССР ложные мнения о том, что большинство бывших царских офицеров, служивших в то время в РККА, значительное число советских военнослужащих и даже воинских частей враждебно относится к Советской власти и ждут момента, чтобы принять участие в совершении контрреволюционного переворота в СССР.
Агенты с ведома ответственных сотрудников ОГПУ сообщали белоэмигрантам и иноразведкам заведомо ложные, порочащие сведения о Тухачевском, Каменеве С. С., Лебедеве и других видных военных деятелях, как о лицах, якобы враждебно относящихся к Советской власти.
Будучи в командировке, агент Якушев в декабре 1922 года имел встречи в Берлине с рядом белоэмигрантов, в том числе с председателем так называемого «Высшего Монархического Совета» (ВМС) Марковым. Во время этих встреч были выработаны для МОЦР «программа» и «тактика» борьбы с Советской властью.
Так, в документе, озаглавленном «Тактика русской монархической партии», сказано, что ближайшей целью МОЦР является:
«...ниспровержение правительства коммунистической партии и захват от нее власти организованной силой, способной сразу установить порядок и приступить к государственному строительству... Все партии и группы, стоящие на антисоветской платформе, должны быть использованы для достижения ближайшей цели — ниспровержения большевиков... Очередной задачей в России является подготовка рабочих и армии...».
Информируя Маркова о проделанной уже работе в СССР, Якушев заявил, что на их стороне в западных районах СССР стоит до 25% военнослужащих, в Москве и Ленинграде — от 15 до 18%, на Украине и в других районах СССР также много поддерживающих их лиц.
На вопрос Маркова, есть ли на Западном фронте старые генералы, Якушев ответил:
«...прежних генералов на Западном фронте почти нет вовсе, но на высших командных постах много бывших младших кадровых офицеров, которых и выдвигаем на ответственные посты по своей организации».
Далее Якушев сообщил Маркову:
«Вообще во всех крупных частях имеем своих людей или среди командного состава, или в штабах... Имеем очень сильные связи в центре. Можно сказать, что почти во всех центральных учреждениях, особенно в военных, имеются наши люди, вследствие чего всегда можно влиять на назначение и на отвод нежелательных лиц».
Из отчета Якушева видно, что из числа «руководителей» МОЦР он назвал Маркову служивших в РККА Зайончковского, Потапова и Саблера, которые в царской армии были крупными военачальниками. Маркова, как ярого контрреволюционера, естественно, интересовало, не принадлежит ли к МОЦР кто-либо из видных советских военнослужащих, занимающих высокое положение в РККА. Поэтому он спросил у Якушева: «...как Тухачевский, Каменев, Лебедев, Брусилов?».
На это Якушев ответил:
«Они не входят официально в организацию, но первые трое безусловно наши, а четвертый слишком состарился и не представляет ничего интересного».
Из этого донесения Якушева видно, что им уже в 1922 году было создано за границей мнение о нелояльном отношении Тухачевского, Каменева С. С., Лебедева и других крупных военачальников к Советской власти, чего так желали и ждали белоэмигранты и буржуазия.
Естественно, что после этого белоэмигранты и представители зарубежной разведки, связанные с МОЦР, стали особенно пристально интересоваться Тухачевским, Каменевым С. С. и другими.
Так, в 1923 г. польская разведка ставила перед мнимыми участниками МОЦР следующие вопросы:
«1) Сведения Высшей Аттестационной Комиссии.
2) Круг знакомых Троцкого, Склянского, Каменева, Лебедева, Шапошникова и др.
3) Штаты Разведупра.
4) Сведения по Западному округу...».
«Точный маршрут поездки Главкома Каменева. 30 мая он выехал в Туркестан... Из Варшавы получены сведения, что Фрунзе и Тухачевский находятся в данное время в Штеттине. Просит срочно проверить...».
Эстонская разведка требует от МОЦР:
«Владимирову. Тульский просит сообщить:
1. Верно ли, что Лебедев получил или получает новое назначение куда-то на Восток.
2. Верно ли, что уходит со своего поста Якир.
3. Какую должность сейчас занимает Левичев».
На этом документе кем-то от руки написано: «Ввиду отъезда Тульского ответить прошу сегодня».
По мере разрастания сведений о «деятельности» МОЦР из-за границы все чаще и чаще стали поступать требования к его «руководителям» о вовлечении Тухачевского в эту организацию. Желая придать организации более «авторитетный» и «могущественный» характер, органы ОГПУ «выполнили» это требование белоэмигрантских кругов и, пойдя фактически на дальнейшую компрометацию Тухачевского, сообщили за границу о «вовлечении» его в МОЦР.
Однако представители ОРА хотели убедится в том, что организация реально существует и действительно может представлять из себя надёжного союзника. В Россию направилось сразу несколько агентов. Так в Петроград прибыл полковник Жуковский, а в Москву приехала супружеская пара — Мария Захарченко-Шульц и её муж, Радкович. Жуковский сразу вышел на контакт с двумя офицерами - агентами ОГПУ, которые дали ему возможность выполнить свою миссию и вернуться в Париж. Супружескую пару, получившею кличку «племянники» за то, что Мария действительно являлась племянницей одного из руководителей РОВС — «Российского общевоинского союза» — Кутепова, встретили очень тепло и поручили установить более тесные контакты с иностранными разведслужбами. Жуковский же вернулся в Париж и доложил о дееспособности МОЦР.
Врангель послал к МОЦР своего представителя, гардемарина Бурхановского. В дороге он отстал от боевиков Кутепова и застрял в болоте. Однако поскольку этот переход не был согласован, едва выбравшись, Бурхановский натолкнулся на пограничников и в завязавшейся перестрелке был убит. На деятельности же МОЦР это особым образом не отразилось.
К тому времени, в самом РОВС начались разногласия между Врангелем и Кутеповым. Победил в итоге Кутепов — Врангель был отстранен от руководства РОВС, и Кутепов занял его место. Якушеву была организована встреча с Кутеповым, после которой они вместе встретились с претендентом на царский престол — великим князем Николаем Николаевичем. Якушев смог воспользоваться этой возможностью, дабы внести охлаждение в отношения между великим князем и ВМС. Отчасти ему это удалось.
В обзоре «Трест», составленном 15 сентября 1931 года сотрудником особого отдела ОГПУ Стырне, по этому вопросу сказано:
«Затем на некоторое время Трест занял зарубежных монархистов якобы происходящими внутри самого Треста недоразумениями на почве привлечения к работе М. Н. Тухачевского. Дело в том, что неоднократно нам из-за рубежа рекомендовали вовлечь в Трест Тухачевского. Особенно монархическая молодежь хотела видеть в нем русского Бонапарта, предполагали, что он только прикидывается коммунистом, в действительности же монархист. «Поддавшись» этим настроениям, за границу было написано, что Тухачевского удалось привлечь в Трест. Там это сообщение произвело эффект...».
Из этого же обзора видно, что нелегально прибывшие осенью 1923-го в Советский Союз из Франции от генерала Кутепова его агенты Захарченко-Шульц и Радкович, введенные в заблуждение агентами и сотрудниками ОГПУ, выдававшими себя за участников МОЦР, в письмах из СССР к Кутепову подтверждали участие Тухачевского в этой антисоветской организации.
В заграничных белоэмигрантских кругах на основе дезинформации из ОГПУ создалось твердое убеждение о заговорщической деятельности Тухачевского. Правда, при написании в 1931 г. обзора «Трест» Стырне, как лицо непосредственно ответственное за распространение компрометирующих данных в отношении Тухачевского, представляет дело таким образом, что будто бы инициатива «вовлечения» Тухачевского в МОЦР исходила из-за границы, ибо там предполагали о его нелояльности к Советской власти. Однако Стырне умалчивает, что об этой «нелояльности» Тухачевского сообщил еще ранее за границу агент ОГПУ Якушев, что в распространении этой версии участвовали и другие агенты ОГПУ.
В середине 1923 года Якушев снова выехал в командировку в Берлин и Париж, где встречался с белоэмигрантами Лампе, Климовичем, Миллером, Кольмсеном, «великим князем» Николаем Николаевичем и др., с которыми обсуждал вопросы подготовки переворота в СССР, говорил с ними о Советской Армии и личном составе МОЦР.
Перед отъездом Якушева в эту командировку 26 июня 1923 года были подготовлены вопросы, которые он должен осветить при встречах с белоэмигрантами. В вопроснике сказано:
«Требуется:
1. Список генералов, находящихся в контакте с МОЦР и готовых выступить.
2. Список прежних крупных сановников, примыкающих к МОЦР.
3. Список воинских частей, в которых имеется организация, с указанием местонахождения части и по возможности разделение частей по степени готовности на несколько разрядов. (Указать %-ное отношение)...
5. Указать, не следует ли требовать скорейшего выступления.
6. Разрешить проводить мысль, что активная молодежь, томясь бездействием, все более начинает увлекаться фашизмом, почему, если пройдет еще некоторое время до решительных действий, все движение может принять иную форму и вылиться в фашизм...
8. Указать, на чье имя адресовать корреспонденцию.
9. Предупредить о приезде в Берлин и предложить ему принимать корреспонденцию для отправки по адресу».
Для информации (вернее — дезинформации) белоэмигрантских кругов Якушеву также были вручены «Резолюция по военному вопросу» и резолюция якобы собиравшегося съезда МОЦР.
В «Резолюции по военному вопросу», в частности, говорится:
«3. Считать, что основной задачей штаба и военной группы является упрочение монархических и национальных идей в Красной Армии, что должно привести к превращению последней в национальную Русскую армию.
4. Основными моментами работы признаются:
а) Завоевание кадровым офицерством командных постов.
б) Борьба за единоначалие в Красной Армии с упразднением комиссарского состава, причем в частях, где он упраздняется, кадровому офицерству предлагается для сохранения командных постов записываться в коммунистическую партию...
8. Направить все усилия к вхождению во все без исключения штабы и к созданию агитационных ячеек в частях.
9. Обратить самое серьезное внимание на насаждение наших людей во все арсеналы и склады боевых припасов и снаряжения...
13. Предложить штабу заняться изучением фашизма».
В этой резолюции указано также, что с ведома Совета и штаба МОЦР можно передавать шпионские материалы о Красной Армии разведкам иностранных государств.
Поездки Якушева не были напрасными. Он узнал о планах и замыслах монархистов, об их руководителях, раздорах и склоках в рядах антисоветской эмиграции. Но самой ценной была информация о намерениях совершения террористических актов и о конкретных лицах, засылаемых с этой целью в СССР. Сведения о внутренних делах белогвардейских организаций позволяли ссорить и сталкивать их между собой, лишать их даже подобия единства, открывать перед рядовыми эмигрантами неприглядное лицо тех, кто пытается стать их идейными вождями.
Разрабатывалось, хоть и недолго, евразийское направление «Треста». Весной 1924 года на переговоры с лидерами МОЦР прибыл евразиец Мукалов, нелегально перейдя советско-эстонскую границу. Побывал в Москве и Харькове. Все ему очень понравилось. Особенно встречи с командирами воинских частей, которые примут участие в грядущем перевороте. Уезжал он уже восторженным поклонником Якушева.
А тот не дремал. Во время своей следующей поездки в Берлин он предложил отправиться в Москву и двоюродному племяннику Врангеля П.С. Арапову, чтобы лично провести переговоры с лидером евразийской фракции «Треста» Александром Алексеевичем Ланговым.
Несмотря на отсутствие каких-либо талантов ученого или литератора, Арапов быстро занял положение ведущего члена евразийской организации (впрочем, превращение евразийства в организацию и произошло под его влиянием: в одном из публикуемых в этом томе писем Арапов сообщает Сувчинскому о своей работе над программой, считая, что наличие таковой облегчит переговоры с «Трестом»). Арапов занимался почти исключительно организационными и политическими делами евразийского движения, координируя работу его представителей, добывая средства на издательство.
Разумеется, тот с восторгом согласился. Уже вернувшись в Берлин, он рассказывал знакомым о первых минутах на Родине: «Границу перешли благополучно. Я отдохнул и на следующее утро сел в скорый поезд, идущий в Москву. Бумаги были в порядке. Бояться было нечего.»
Переговоры прошли на ура. Да ведь иначе и быть не могло. Чекисты долго готовили этот вечер и предусмотрели все возможные неожиданности. Выступавшие в тот вечер дружно поддерживали идеи советской монархии и требовали воспитывать новые поколения в верности евразийскому учению. Арапов был восхищен. Огромное впечатление на него произвела и встреча с главой «Треста» генералом Зайончковским, который настоятельно советовал гостю уяснить главное: монархическая организация Центральной России - серьезная сила, с которой эмиграции необходимо считаться.
19 января 1925 года в Берлине открылся первый евразийский съезд. Ланговой представлял на нем «Трест». Прочитал достаточно подробный доклад и был введен в состав совета евразийцев. Но на Лубянке прекрасно понимали: нельзя класть все яйца в одну корзину. Иначе говоря, не стоит делать ставку на евразийцев, ведь в руководстве «Русского общевоинского союза» и Высшего монархического совета таковых не было. А именно против этих двух организаций и создавался «Трест». В этой связи Якушеву поручили подкорректировать тональность своих выступлений.
Одной из акций, проведенных в ходе операции «Трест», стал вывод из-за рубежа в СССР известного международного разведчика Сиднея Рейли. Необходимость в этом появилась потому, что Рейли, ранее проявлявший умеренный интерес к деятельности МОЦР, вдруг усилил свое внимание к этой организации, а главное — стал высказывать террористические намерения, которые собирался осуществить с ее помощью. По предложению Якушева, Мария Захарченко-Шульц пригласила Рейли в Финляндию, чтобы обсудить возможность его участия в работе МОЦР. Представитель великого князя Николая Николаевича в Финляндии, Н. Н. Бунаков, и английский резидент в прибалтийских странах Бойс, с которым Рейли был знаком по совместной работе в России в 1918 году, поддержали эту идею. Одобрил ее и руководитель РОВС генерал Кутепов.
24 августа 1925 года Якушев встретился в Гельсингфорсе с Сиднеем Рейли, который изложил свои взгляды на положение в России, Европе и Америке, а также предложил, два пути финансирования МОЦР: покупка или кража художественных ценностей и продажа английской разведке сфабрикованной информации о деятельности Коминтерна. Якушев же заявил, что он один эти вопросы решить не может, после чего пригласил Рейли приехать в Москву для обсуждения этих мероприятий на Политсовете МОЦР. Это предложение поддержала и Захарченко-Шульц, которая опровергла страхи Рейли и заявила, что у МОЦР всё готово для такой встречи.
25 сентября Рейли направился в район Сестрорецка. Его сопровождал Радкович. На советской стороне Сиднея Рейли встретил начальник заставы Тойво Вяхя, выступавший как сторонник МОЦР, который на двуколке отвез его на станцию Парголово. Там его встретили Якушев.
27 сентября на даче в Малаховке состоялось сфабрикованное заседание Политсовета МОЦР. На нём присутствовали только чекисты. Рейли повторил им свои предложения. По пути с заседания на вокзал он был арестован и содержался во внутренней тюрьме на Лубянке. Среди прочих допрашивал разведчика Роман Александрович Пиляр.
Известно также, что основным следователем по делу английского разведчика Сиднея Рейли был Стырне. И именно он вынудил злейшего врага советской власти дать нужные показания. Под диктовку Владимира Андреевича Рейли написал заявление на имя Дзержинского: "После происшедших с В. А. Стырне разговоров я выражаю Вам свое согласие дать вполне откровенные признания и сведения по вопросам, интересующим ОГПУ относительно организации и состава великобританских разведок, а также известные такие же сведения относительно американской разведки и лиц из русской эмиграции, с которыми мне приходилось иметь дело".
И Рейли рассказал о всех планах и замыслах разведывательных органов империалистических государств против Советской России. Пять дней подряд длилась фиксируемая Стырне исповедь человека, имевшего доступ в святая святых своих хозяев.
3 ноября, в соответствии с приговором Революционного трибунала, вынесенным в ещë 1918 году, за участие в заговоре британского дипломата Локкарта, Рейли был расстрелян.
Чтобы скрыть факт ареста Рейли, 28 сентября на границе с Финляндией была произведена инсценировка: крики, выстрелы, «убийство» трех человек и "арест Вяхи". Несмотря на принятые меры, провал Рейли вызвал у руководителей эмиграции и разведок определенные сомнения в отношении МОЦР. Поэтому было принято решение оказать всяческое содействие следующему визитёру МОЦР. Таковым оказался бывший член Государственной думы, видный монархист В. В. Шульгин. Он направлялся в СССР в надежде найти своего сына, пропавшего в годы Гражданской войны, и рассчитывал на помощь МОЦР.
Шульгин воспользовался предоставленным «окном» на советско-польской границе в ночь с 22 на 23 декабря. В поисках сына он посетил Киев, Ленинград и Москву. Его сопровождали сотрудники ОГПУ – «члены МОЦР». Несколько дней Шульгин прожил на даче у уже знакомой нам Захарченко-Шульц. В Москве он наконец встретился с руководителями МОЦР. Поездкой остался доволен и подготовил рукопись книги "Три столицы", которая вышла в 1926 году. Руководители МОЦР дали ему совет направить книгу к ним в Москву, на рецензию. Благодаря этому книга приобрела более объективный характер и утверждала, что народ бывшей Российской империи в своем большинстве поддерживал советскую власть.
Однако многие деятели белого движения были недовольны отсутствием террористических актов в деятельности организации. Недовольство этим выражала и Мария Захарченко, поддерживаемая РОВС.
Чтобы держать Марию под контролем и избежать террористических актов, была создана"выступающая за террор" оппозиция в МОЦР, которую возглавили Захарченко-Шульц и Опперпут, имеющий возможность направлять ее действия. Марии была организована командировка в Париж, где состоялась её встреча с Кутеповым. В качестве одного из средств террора и создания хаоса в стране было предложено отравление ядовитым газом делегатов съезда Советов в Большом театре с одновременным захватом Кремля группой из 200 подготовленных за границей и постепенно переправленных в Москву офицеров.
Так как Якушев и Потапов не одобрили её плана, Мария попыталась выдвинуть на первый план Опперпута, организовав его встречу с Кутеповым. Но Якушев оказался в Париже раньше и встретился с генералом, убедив его в невозможности предложенной Марией операции. Захарченко была обвинена Якушевым в интриганстве. Однако Николай Николаевич, к которому Якушев отправился с теми же требованиями, не поддержал его. Претенденту хотелось быстрее заполучить трон, и он требовал активных действий.
Последние операции «Треста» осуществлялись чекистами под руководством Вячеслава Рудольфовича Менжинского.
Кутепов писал из Парижа: «Я считаю, что вам следует пригласить вождей нашей молодежи в Москву, обласкать, продемонстрировать силу и организованность „Треста“».
То есть он предлагал принять на советской территории самых отъявленных террористов. Ожидая, что «Трест» откажется от этого предложения, сославшись на отсутствие средств, Кутепов надеялся на американского миллионера Мак-Кормика. Вообще предполагалось попросить у него 15–20 миллионов на организацию переворота, пообещав ему в будущем торговые льготы.
Кутепов предлагал «Тресту» осуществить покушение «большого масштаба». По его мнению, только такое действие могло иметь резонанс в Европе. Он сам хотел возглавить террористическую группу. Этот акт, по его мнению, мог бы заставить раскошелиться Мак-Кормика.
В то же время шла оживленная переписка Гучкова с «Трестом» по «техническим» вопросам — о доставке снарядов и газов.
Об этих планах Кутепова и Гучкова, разумеется, хорошо знало руководство ОГПУ. Сомнительно, чтобы планы Кутепова могли осуществиться, но следовало принять меры и выяснить, насколько серьезна их подготовка. Поэтому деятелям «Треста» был предложен в качестве эксперта по газам слушатель академии Красной Армии Андрей Власов. Так привлекли к операции «Трест» еще одного «военного монархиста», на самом деле преданного Советской родине патриота.
Его направили в Париж вместе с Захарченко. Командировка была утверждена Менжинским, и 26 октября 1926 года Власов отправился вместе с Захарченко в Париж, через минское «окно».
В связи с тем, что МОЦР уже не могло сдерживать террористические стремления белых и продолжала терять авторитет, руководство ОГПУ в феврале 1927 года приняло решение о завершении операции «Трест». Последней фазой "игры" была встреча с Кутеповым в Финляндии, где было спланировано мероприятие по переброске на территорию СССР группы террористов из 28-30 человек. Кутепов требовал назвать дату проведения террористических актов этого отряда, приданного МОЦР, агент Потапов обещал доложить это предложение Политсовету МОЦР.
Вскоре появился стимул закончить операцию как можно быстрее — пьяный Радкович угодил в милицию, а оттуда и в ОГПУ. Его освободили, однако напуганная Захарченко-Шульц потребовала его немедленной отправки в Финляндию вместе с ней и Опперпутом. Кроме того, Опперпут завяз в долгах представителям эстонского посольства - более 200 тыс. рублей.
Марии и Опперпуту удалось пересечь советско-финскую границу, на конспиративной квартире Опперпут оставил письмо. В нём он говорил, что навсегда покинул СССР, а за неразглашение тайны «Треста» требовал 125 тысяч рублей.
Впрочем, терпения ему не хватило, и он сразу рассказал всем, кому только смог, что МОЦР — это специально созданная ОГПУ организация. Однако это было больше похоже на истерику, к тому же его и Захарченко подозревали в связях с советской разведкой и в том, что они засланы с целью скомпрометировать МОЦР.
Несмотря на провал, поставивший под удар судьбу всей операции, чекистам удалось обернуть ситуацию в свою пользу. По имеющимся каналам за рубеж была доведена информация, ставящая под сомнение искренность Опперпута. В частности, высказывались предположения, что его бегство специально организовано советской контрразведкой для дискредитации монархического подполья в СССР. Это еще более запутало и без того сложную и противоречивую для эмигрантов и западных разведок ситуацию.
В мае 1927 года в рижской газете «Сегодня» появилась заметка «Советский Азеф», в которой сообщалось, что Опперпут в свое время выдал ВЧК так называемую Таганцевскую группу. Речь шла о Петроградской боевой организации, которую якобы возглавлял профессор Таганцев. Он и связанные с ним по роду научной деятельности люди (более 60 человек, среди которых был и Николай Гумилев) были арестованы и расстреляны в августе 1921 года.
В ответ на эти обвинения Опперпут вынужден был написать письмо, напечатанное в той же газете «Сегодня» (май 1927 года). В нем он признавался, что несколько лет был секретным агентом большевиков, и как таковой являлся одним из руководителей созданного ОГПУ «Монархического объединения Центральной России» (МОЦР). «Тресту» удалось глубоко внедриться в высокие политические круги белой эмиграции и, в значительной степени, контролировать ее.
Эти сенсационные признания произвели впечатление разорвавшейся бомбы. От Опперпута потребовали доказать делом, что письмо – не новая уловка чекистов, иначе он мог поплатиться жизнью. Ведь если некоторые из лидеров белой эмиграции и раньше с подозрением относились к «Тресту», то теперь находилось немало и таких, кто не хотел доверять беглому чекистскому агенту и расставаться с иллюзиями.
Чтобы доказать обратное, Мария и Опперпут в сопровождении человека Кутепова Ю. С. Петерса (настоящая фамилия Вознесенский) возвращаются в СССР с целью проведения террористических актов, убийства руководителей операции «Трест» и подтверждения фальшивости МОЦР. По их плану, который был согласован с поддерживающей их организацией «Союз национальных террористов», цели у них были следующие: одна группа планировала заняться подрывом зданий в Москве, другая же должна была совершить диверсионные акты в Ленинграде.
В ночь с 3 на 4 июня 1927 года её группа, в составе Петерса и Опперпута, совершила неудачный поджог общежития чекистов на Малой Лубянке, дом 3/6. Попытка закончилась провалом — террористы были обнаружены охраной ранее, чем всё было подготовлено к диверсии. Привести в действие фугас не удалось, взорваться успела только одна мелинитовая шашка, что вызвало пожар, который был легко потушен.
Из официального сообщения о беседе с заместителем председателя ОГПУ Г. Ягодой (газета «Правда», 6 июля 1927 года):
«…Опперпут, бежавший отдельно, едва не был задержан 18 июня на Яновском спирто-водочном заводе, где он показался подозрительным. При бегстве он отстреливался, ранил милиционера Лукина, рабочего Кравцова и крестьянина Якушенко. Опперпуту удалось бежать. Руководивший розыском в этом районе зам. нач. особого отдела Белорусского округа т. Зирнис созвал к себе на помощь крестьян деревень Алтуховка, Черниково и Брюлевка Смоленской губернии. Тщательно и методически произведенное оцепление дало возможность обнаружить Опперпута, скрывавшегося в густом кустарнике. Он отстреливался из двух маузеров и был убит в перестрелке.
Остальные террористы двинулись в направлении на Витебск. Пробираясь по направлению к границе, Захарченко-Шульц и Вознесенский встретили по пути автомобиль, направлявшийся из Витебска в Смоленск. Беглецы остановили машину и, угрожая револьверами, приказали шоферам ехать в указанном ими направлении. Шофер т. Гребенюк отказался вести машину и был сейчас же застрелен. Помощник шофера т. Голенков, раненный белогвардейцами, все же нашел в себе силы, чтобы испортить машину. Тогда Захарченко-Шульц и ее спутник бросили автомобиль и опять скрылись в лес. Снова удалось обнаружить следы беглецов в районе станции Дретунь. Опять-таки при активном содействии крестьян удалось организовать облаву. Пытаясь пробраться через оцепление, шпионы-террористы вышли лесом на хлебопекарню Н-ского полка. Здесь их увидела жена краскома того же полка т. Ровнова. Опознав в них по приметам преследуемых шпионов, она стала призывать криком красноармейскую заставу. Захарченко-Шульц выстрелом ранила т. Ровнову в ногу. В перестрелке с нашим кавалерийским разъездом оба белогвардейца покончили счеты с жизнью. Вознесенский был убит на месте, Шульц умерла от ран через несколько часов.»
Как сообщал один из очевидцев смерти Захарченко-Шульц, красноармеец, присутствовавший в тот момент на стрельбище:
«На противоположной опушке леса, в интервале между мишенями, стоят рядом мужчина и женщина, в руках у них по револьверу. Они поднимают револьверы кверху. Женщина обращается к нам, кричит: — За Россию! — и стреляет себе в висок. Мужчина тоже стреляет, но в рот. Оба падают.»
Найденные при убитых террористах вещи подвели итог всему. При них, кроме оружия и запаса патронов, оказались гранаты системы „Леман“ (на подводе, которую террористы бросили во время преследования за Дорогобужем, найдены тоже в большом количестве взрывчатые вещества, тождественные с обнаруженными на М. Лубянке), подложные паспорта, в которых мы с первого же взгляда узнали продукцию финской разведки, финские деньги и, наконец, царские золотые монеты, на которые, видимо, весьма рассчитывали беглецы, но которые отказались принимать советские крестьяне.
Однако среди эмиграции не у всех была уверенность, что Опперпут был убит. Они видели в этом очередную, хитро сплетённую комбинацию. С. Л. Войцеховский утверждает, что Опперпут продолжал работать на ГПУ-НКВД, был послан на Восток — в Китай — и погиб только в 1943 году в Киеве, где был арестован гестапо, как организатор подпольной антифашистской группы.
Однако из иных источников известно, что Коваленко-Мантейфель был советским разведчиком Виктором Михайловичем Карташовым, и он не был расстрелян немцами (хотя и содержался в Дахау), однако после войны был репрессирован и умер в 1950 году во Владимирском централе. Однако нет достоверных фактов, указывающих на то что Опперпут и Карташов это совершенно разные лица.
Это и предстоит выяснить современным исследователям.
Итог
Так и завершилась операция «Трест», проводимая без малого 6 лет. Она серьёзно подорвала белое движение и влияние на территории СССР иностранных разведок, ограничило желание интервенции и возможность проведения террористических актов. На основе этих событий были созданы роман Л. В. Никулина «Мёртвая зыбь» и многосерийный приключенческий фильм.
Установление в ходе проведения «Треста» контактов с иностранными разведками позволило передавать за рубеж военно-политическую дезинформацию об СССР и его вооруженных силах, всячески преувеличивая мощь РККА. Столь важное значение, данное фабрикации дезинформации, объяснялось тем, что в ИНО ОГПУ поступали данные о подготовке интервенции. Передаваемые же за границу сведения в какой-то мере помогли остудить горячие головы потенциальных интервентов.
Оценить масштабы успеха дезинформации можно и в современных исследованиях. Автор монографии о межвоенном периоде деятельности военной разведки Польской республики А. Пеплоньский пишет: «Летом 1927 г. в работе реферата „Б-1“ Разведывательного отдела 2-го отдела наступил перелом. Компрометация большинства разведывательных резидентур после вскрытия аферы „МОР-Трест“ дала импульс для ревизии всей существовавшей тогда системы разведки. Размеры компрометации склонили тогдашнего руководителя реферата „Б-1“ ротмистра Александра Недзиньского к тому, чтобы сделать следующий вывод: „Разведка наша на Востоке полностью подавлена контрразведкой противника…“»
Или вот, к примеру, что утверждает автор монографии об истории польских спецслужб А. Мисюк: «В апреле 1927 г. в Разведывательном отделе 2-го отдела прошло совещание, в котором приняли участие руководители резидентур, действовавших на территории России. Целью встречи было определение последствий провала в работе с организацией “ М” и обсуждение сути начавшейся реорганизации всей восточной разведки... Оказалось, что вся восточная разведка была зависима от организации “ М” . Многим резидентурам подставлялись агенты, подготовленные ГПУ... Последствием провала стала ликвидация резидентур (“ Р-7/1” , “0-5” и “ Искатель” , ограничение деятельности эстонской резидентуры “ Балт” (бывшая “ Виттег” и “ Р-7” . - A3.), а также реорганизация или временное “замораживание” иных резидентур. В результате произошедших в 1927 г. событий были также поставлены под угрозу прекрасные отношения со спецслужбами прибалтийских государств».
Провалы стоили карьеры многим представителям вражеского лагеря. Руководитель советского направления польской разведки майор М. Таликовский ушел с занимаемой должности, как и начальник Разведывательного отделения 2-го отдела ПГШ майор Работницкий. Несмотря на то, что глава 2-го отдела подполковник Т. Шетцель являлся одним из ближайших сподвижников Пилсудского, он смог продержаться на должности лишь полтора года и то, наверное, лишь потому, что осуществлял общее руководство сотрудничеством польской разведки с МОЦР всего пять последних месяцев.
После успеха операции в рядах белогвардейцев вновь возникли разногласия. Старые лидеры решили припомнить более удачливым конкурентам, что именно последние «клюнули» на ловушки и многоходовые комбинации советской разведки. Начался новый виток противостояния Врангеля и Кутепова. Всё это вкупе с огромным уроном, нанесённой советскими разведчиками белогвардейцам во время операции, окончательно лишили контрреволюционную эмиграцию сил и единства.
Как писал политический консультант при военном представителе Врангеля Чебышев, белоэмигранты, не отличавшиеся единством, несмотря на, казалось бы, общую цель — свержение большевиков, из-за действий советской разведки теперь наивно ждали «не то «внутреннего взрыва», не то «внутреннего перерождения», а вся контрреволюция была в состоянии летаргии.
Многие считают, что годом окончания операции «Трест» является 1926 год. Именно в этот год Якушев в последний раз отправился за границу, и именно в этот год советской разведкой был сделан вывод о нецелесообразности продолжения операции. Однако финалом стоит считать именно 1927 год, когда к белогвардейцам перешёл Опперпут и был сделан окончательный вывод о завершении операции и соответствующие мероприятия.
Так или иначе, «Трест» получил свою известность по праву, как пример тщательно спланированной и безупречно проведённой операции. Настолько безупречно, что даже переход одного из главных действующих лиц на сторону противника не нанес планам советской разведки серьёзного урона. Пять лет ОГПУ водила за нос всё белоэмигрантское движение с престарелыми старорежимными генералами и отчаянными террористами.
Автор: Аврелий Мышев с паблика Диктатура Совести
Источники и примечания:
- Военные архивы России. Вып. 1. 1993. С. 85–96.
- Гаспарян, А. С. Операция «Трест». Советская разведка против русской эмиграции. 1921-1937 гг. — 1-е. — М.: Вече, 2008
- Зданович, А. А. Польский крест советской контрразведки. Польская линия в работе ВЧК-НКВД. 1918-1938/А.А. Зданович. - М.: Крафт+, 2017. - 480 с.
- История российской внешней разведки. Очерки / под ред. Е. М. Примакова. — М.: Международные отношения, 2014. — Т. II.
- Чебышев, Н. Н. «Трест». История одной легенды – “Возрождение” (Париж), июль – август 1935 г.