Валя неожиданно проснулась от тихого разговора. Две ее сестренки Зина и Вера сопели рядом на печке, досматривая свои сны.
Вале шесть лет и она в семье самая младшая. А семья у них большая – у нее два старших брата и четыре сестры.
Отца своего Валя не помнила. Ей не было и двух лет, когда началась война и он ушел на фронт.
А разговор в комнате продолжался.
За окном занимался февральский рассвет. Валя узнала голоса их соседки тетки Аксюты и матери.
Мать читала какое-то письмо и они тихо разговаривали.
Валя ничего не поняла. Приподнялась, села и стала прислушиваться.
Вскоре проснулись сестренки. Увидев сидящую Валю, Зина шепотом спросила:
- Ты чего сидишь? Чего не спишь?
Валя мотнула головой.
-Там мама с теткой Аксютой говорят. Не пойму, о чем. Письмо какое-то читают. Мне кажется, оно от тяти.
Зина села рядом с Валей, приподняла занавеску и незаметно выглянула.
Мать сидела на табуретке с одной стороны самодельного кухонного стола, тетка Аксюта – с другой.
Перед матерью белел лист бумаги. Склонившись над ним, она читала, безмолвно шевеля губами, водя пальцем по строчкам письма.
- Тоня, ну что там пишут? Говори уже, не томи, - нетерпеливо спросила соседка.
Мать подняла на тетку Аксюту глаза.
- Аксюта, мой Павлик жив! Радость-то какая, – наконец произнесла она, не замечая, что по ее щекам текут слезы.
– Столько времени никакой весточки от него не было... Я уж и не знала, что думать. А тут вот пишут, что в госпитале он, ранен. И скоро выписывается.
Тетка Аксюта обрадовалась.
- Ну, слава Богу, а ты, Тоня, переживала. Вот и твой скоро вернется. Поди уж, после ранения отпустят его на побывку домой, не сразу отправят опять в часть. Что он там пишет – скоро приедет до дома?
- Ты знаешь, Аксюта, мне странно, что он не сам пишет, почерк не его, чужой. Наверное, ранение у него с рукой связано. Ну ничего, лишь бы живой вернулся, - сказала Антонина, успокаивая сама себя.
Девочки сидели на печке, замерев, и все обратившись в слух.
Потом Зина опустила занавеску и обернулась к сестрам.
- Письмо от тяти пришло, - обрадованно прошептала она. – Наверное, скоро тятя приедет домой с войны.
Потом вновь приподняла занавеску и стала прислушиваться.
Мать, тем временем, опять склонилась к письму и стала сосредоточенно вглядываться в строчки.
В доме стояла тишина, только слышно было громкое тиканье ходиков.
- Тоня, ну что там еще пишут? Да не томи ты, чего молчишь! – негромко возмутилась соседка. – Говори уже.
- Ой, Аксюта, беда-то какая, - наконец, подняв голову, тихо запричитала Антонина, стаскивая с головы платок.
Ее длинные темные волосы были заплетены в косу и закручены на затылке в узел.
Несмотря ни на что, она помнила о детях, старалась сильно не шуметь, чтобы не разбудить их.
- Господи, да что там уже случилось? - нетерпеливо воскликнула тетка Аксюта.
- Да пишут, что Павлик полностью потерял зрение, он совсем не видит. И спрашивают меня – будем ли мы забирать его домой?..
Антонина вновь плакала, но теперь уже от гopя. Муж был жив, но оказался cлeпым.
- Проклятая война! Что же ты наделала? - всхлипывала она.
Соседка немного посидела молча, подумала и встала.
- Знаешь, Тоня, что я тебе скажу, - начала она резко. – Может тебе это и не понравится, но я все равно должна сказать. Ты забыла, как жила все эти годы? Если забыла, то я тебе напомню. Как вы только и выжили... Хорошо, хоть люди помогали, чем могли. У тебя семь детей, семь ртов! Не забывай об этом.
- Ну и куда ты его себе возьмешь – восьмого, сама девятая? - возмущенно продолжила тетка Аксюта. - Как жить будете? Что есть будете ? И вообще, Тоня, - ты что, семижильная? Не выдюжишь, надорвешься и пойдут твои дети по детдомам…
А по стране тем временем уже шагал 1945 год… До Великой Победы оставалось несколько трудных военных месяцев.
Буду благодарна всем за лайки и подписку на мой канал..