— Оля, ты ничего не забыла? — грозно спросила у меня свекровь.
Я непонимающе уставилась на нее. Что это еще за тон?
— Нет.
— Уверена?
— Абсолютно.
На некоторое время в комнате повисла тишина. Миша увлеченно-радостно говорил что-то на своем младенческом, разглядывая погремушку в своей руке, улыбался беззубым ртом и дергал ногой – в общем, жил полной жизнью.
— Я на тебя опеку натравлю, ты жутко нерадивая мать! — голос свекрови разнесся по всей квартире. — Ребенок должен есть строго по часам! А ты что устроила?
Я глубоко втянула носом воздух. Так, понятно. Сейчас опять начнет рассказывать мне, как в прошлом детей растили – и утверждать, что только так и правильно.
— Янина Викторовна, но сейчас современные методики говорят... — я попыталась объяснить свою позицию, но меня снова перебили.
— Методики? Какие еще методики? Я сорок лет в школе проработала, двоих детей вырастила! А ты мне будешь рассказывать про какие-то методики из интернета?
Маленький Миша, словно чувствуя накал страстей, захныкал в кроватке. Я бросилась к сыну, но свекровь оказалась быстрее.
— Иди, разогрей кашу, я сама возьму внука, — отодвинула она меня плечом. — Бедный мой мальчик, голодный сидит, а мама все по новым правилам живет. Сейчас позвоню твоему мужу на работу, расскажу, как ты издеваешься над ребенком.
Я вышла на кухню, пытаясь сдержать подступающие слезы. Три месяца назад мы с Сережей переехали в новую квартиру, всего в десяти минутах от его родителей. Казалось, это отличная идея — помощь с ребенком рядом, да и квартал спокойный. Кто же знал, что свекровь будет приходить по три раза на дню, проверяя каждый мой шаг?
— Оленька, ты где застряла? — донеслось из комнаты. — Ребенок голодный плачет!
— Иду-иду, — я поспешила с тарелкой каши.
Вечером, когда Миша наконец уснул, а свекровь ушла домой, я набрала номер мужа:
— Сереж, мы должны поговорить.
— Что-то случилось? — в его голосе появилось напряжение.
— Твоя мама сегодня снова...
— А, опять, — он вздохнул. — Оль, ну ты пойми, она желает нам добра. Просто старой закалки человек.
— Добра? Она грозится опеку на меня натравить из-за того, что я покормила Мишу на полчаса позже!
— Сереж, она каждый мой шаг контролирует. Я уже не могу спокойно с ребенком погулять - обязательно выйдет на балкон и начнет кричать, что я неправильно одела, неправильно коляску поставила.
— Давай завтра все обсудим, я сейчас занят. На работе аврал, — Сережа явно торопился закончить разговор.
— Нет уж, давай сейчас! Я целый день одна с этим справляюсь. Между прочим, твоя мама телефон на меня наставляет и снимает постоянно. Зачем - не говорит.
В трубке повисла тишина.
— Как это - снимает? — наконец спросил муж.
— Вот так. Достает телефон и записывает. Сегодня, пока я Мишу одевала на прогулку, она все на камеру снимала и приговаривала: «Так-так, очень интересно». А две недели назад, когда я суп варила, тоже ходила за мной с телефоном.
— Может, она просто...
— Что «просто»? Компромат собирает? Я не преступница, Сереж. Я просто мать, которая хочет растить своего ребенка нормально, без вот этого всего.
В этот момент в дверь позвонили. На пороге стояла Марина, сестра мужа.
— Представляешь, мама мне сейчас звонила, — с порога начала она. — Говорит, срочно приезжай, у нас в семье беда - твой племянник голодает.
— Что? — я чуть не выронила телефон. — Сереж, слышишь, что твоя мама вытворяет?
— Марин, ты правда из-за этого приехала? — голос мужа в динамике звучал растерянно.
— Ага. Бросила все дела, помчалась. Думала и правда что-то случилось. А оказывается, Оля посмела покормить ребенка не по маминому расписанию.
Я опустилась на диван. Марина присела рядом:
— Оль, не переживай так. Я же через это прошла. Когда Димка родился, мама чуть с ума меня не свела своими правилами. «Почему распашонку не поменяла? Почему не так гладишь? Почему коляску не туда поставила?»
— И что ты делала?
— Терпела поначалу. Потом психанула, уехала к маме на неделю. Представляешь, что было? Мама всем родственникам обзвонила - дочь неблагодарная, внука увезла, издевается над родной бабушкой.
В телефоне снова послышался голос Сережи:
— Так, женщины, давайте не нагнетать. Мама просто беспокоится.
— Беспокоится? — Марина повысила голос. — Сереж, очнись! Она не беспокоится, она контролирует. Ты же видел эти ее видеозаписи? Она их всем показывает, приговаривая: «Вот, полюбуйтесь, что невестка вытворяет».
— Каким всем? — я похолодела.
— Тете Вале, дяде Боре, нашей двоюродной тетке из Воронежа. Представляешь, и той уже отправила! Говорит: «Надо семейный совет собирать, спасать внука».
— Семейный совет? — я начала нервно смеяться. — Из-за того, что я изучаю современные методики развития детей и пытаюсь создать подходящий именно моему ребенку режим?
— Мам, ты чего там видео рассылаешь? — наконец подал голос Сережа.
— А ты не слышал? В воскресенье большой сбор у родителей. Всех родственников обзвонила, сказала - дело срочное, семейное. Будут обсуждать, как спасти внука от непутевой матери.
Я закрыла лицо руками. Когда-то я мечтала о дружной семье, о заботливой свекрови, которая поможет с первым ребенком. А получила тотальный контроль и угрозы опекой.
— Так, я завтра с мамой поговорю, — решительно заявил муж.
— Завтра? — Марина хмыкнула. — Братец, а ты в курсе, что она уже заявление в опеку написала? Лежит у нее в столе, ждет момента.
— Не может быть, — выдохнул Сережа.
— Может. Я случайно видела. Она его демонстративно при мне в стол положила и сказала: «Вот, пригодится, если невестка не одумается».
Мы с Мариной просидели до поздней ночи. Она рассказывала, как сама прошла через это восемь лет назад, когда родился ее первенец. Как плакала по ночам, как боялась лишний раз выйти с коляской во двор - вдруг свекровь увидит и снова начнет отчитывать. Как муж говорил: «Потерпи, мама желает добра».
— И что изменилось? Как ты справилась? — спросила я.
— Димке три года исполнилось, и я забеременела вторым. Вот тогда я мужу сказала - либо мы переезжаем в другой район, либо я рожаю и сразу подаю на развод. Потому что еще один декрет под маминым контролем я бы не выдержала.
— И вы переехали?
— Да, на другой конец города. Мама рыдала, валялась в ногах у Вовки, говорила, что мы ее предали. Но постепенно смирилась. Сейчас, конечно, тоже пытается командовать, но уже не так. Все-таки расстояние делает свое дело.
На следующее утро Янина Викторовна появилась на пороге ровно в восемь.
— Ты почему трубку не берешь? Я звоню-звоню! — возмутилась она.
— Миша спал, я телефон отключила.
— Что значит отключила? А если что-то случится? — она решительно прошла на кухню. — Так, показывай, что на завтрак готовишь?
Я молча открыла холодильник, достала кашу.
— Опять эти твои модные безмолочные каши? Ребенку кальций нужен! Вот я Сереженьке всегда манку варила.
— У Миши аллергия на коровий белок, педиатр запретил молочные каши.
— Ой, знаю я этих педиатров! Насмотрятся интернета и выдумывают. В наше время никаких аллергий не было.
В этот момент в кухню вошел Сережа. Он специально задержался дома, чтобы поговорить с матерью.
— Мам, нам надо серьезно поговорить.
— О чем, сынок? — голос Янины Викторовны сразу стал медовым.
— О твоем поведении. Зачем ты снимаешь Олю на телефон?
— Я? Снимаю? — она изобразила удивление. — Да что ты, просто память уже не та, записываю, чтобы не забыть, что внуку нужно.
— А зачем эти записи родственникам рассылаешь?
— Так посоветоваться хочу. Они же тоже беспокоятся. Вон, тетя Валя говорит...
— Мам, прекрати. Мы взрослые люди. У нас своя семья. Оля - хорошая мать.
— Хорошая? Да она ребенка голодом морит! Режим нарушает!
— Не нарушает, а подстраивает под Мишу. Мам, ну сама подумай - все дети разные. Я вот в детстве поздно ложился, а Маринка рано вставала.
— При чем тут это? Режим должен быть режимом! А у вас что творится? Вчера в шесть должен был есть, а поел в половину седьмого! А я сколько раз говорила: «Не корми ребенка позже шести - выйдет неуч!»
— Мам, а что ты будешь делать с заявлением в опеку? — внезапно спросил Сережа.
Янина Викторовна побледнела:
— Откуда ты знаешь?
— Марина видела. И знаешь, мам, если ты его подашь, мы с Олей и Мишей уедем. Насовсем. И ты внука вообще не увидишь.
— Как это уедете? — она в ужасе уставилась на сына. — Ты не посмеешь! Я тебя растила, ночей не спала!
— Посмею, мам. Потому что так нельзя. Нельзя третировать Олю, нельзя угрожать опекой, нельзя разрушать нашу семью.
— Я разрушаю? — Янина Викторовна схватилась за сердце. — Я вам добра желаю! Я опытный педагог! Я знаю, как правильно!
— Мам, — тихо сказал Сережа, — ты уже не педагог. Ты на пенсии. И методы воспитания меняются. То, что было правильным тридцать лет назад, сейчас может быть устаревшим.
— Ах так? — она встала. — Значит, я устаревшая? Ну хорошо. Но имей в виду - когда ваш ребенок вырастет неправильно воспитанным, пеняйте на себя!
Она направилась к выходу, но в дверях остановилась:
— В воскресенье жду всех на семейный совет. Пусть родственники решают!
В воскресенье мы с Сережей приехали к его родителям. В большой гостиной уже собрались родственники: тетя Валя с мужем, дядя Боря, даже двоюродная тетка из Воронежа приехала. Марина тоже пришла, села рядом со мной.
— Итак, — торжественно начала Янина Викторовна, — я собрала вас всех, чтобы обсудить важную проблему. Речь идет о моем внуке.
Она достала телефон:
— Вот, смотрите. Это съемка за последний месяц.
На экране появилось видео, где я одеваю Мишу на прогулку.
— Обратите внимание! — комментировала свекровь. — Комбинезон застегивает неправильно. А вот здесь — ребенок плачет, а она его пытается отвлечь игрушкой вместо того, чтобы покормить.
— И что не так? — подала голос Марина. — Нормально одевает, по погоде. А ребенок плачет не от голода, а потому что зубы режутся.
— Ты откуда знаешь? — возмутилась Янина Викторовна.
— Оттуда, что я тоже там была. И видела, что у Миши десны опухшие.
— Вот! — свекровь переключила следующее видео. — Здесь она его укладывает спать. Без режима! В три часа дня!
— Потому что он в два часа проснулся, — не выдержала я. — У него режим сдвинулся из-за зубов.
— Режим должен быть режимом! — отрезала свекровь. — Я помню, как Сереженьку воспитывала. Все по часам - кормление, сон, прогулки.
— Мам, — неожиданно подал голос Сережа, — а помнишь, как я в садик не хотел ходить? Орал каждое утро?
— Ну и что? Зато вырос приученный к дисциплине.
— Вырос с невротическим расстройством, — вдруг сказала Марина. — Помнишь, Сереж, как ты в первом классе в обмороки падал от страха, что домашку неправильно сделал?
В комнате повисла тишина.
— При чем тут это? — растерялась Янина Викторовна.
— При том, мама, что твои жесткие правила не всегда шли нам на пользу, — Марина встала. — Я молчала восемь лет. Но сейчас скажу. Знаете, — она обратилась к родственникам, — когда родился мой Димка, мама довела меня до депрессии своим контролем. Я боялась лишний раз выйти из дома. Боялась взять ребенка на руки, чтобы не услышать: «Не так держишь!»
— Преувеличиваешь! — возмутилась Янина Викторовна.
— Нет, мама. Не преувеличиваю. Я до сих пор помню, как ты кричала на меня при всех соседях, потому что я купила Димке комбинезон не того цвета. Как угрожала опекой, потому что я решила прикорм на неделю позже начать. Как звонила мужу на работу и жаловалась, что я неправильная мать.
— Маришка, — тетя Валя встала со своего места, — почему ты молчала?
— Боялась. Мама же авторитет. Директор школы. Всегда знает, как правильно.
— А сейчас чего не боишься? — прищурилась Янина Викторовна.
— Потому что вижу, как ты с Олей то же самое делаешь. И молчать больше не могу.
Тетя Валя подошла к Марине, обняла ее:
— Девочка моя, надо было раньше сказать. Мы бы помогли.
— Как помогли? — фыркнула Янина Викторовна. — Потакая всем этим новомодным глупостям?
— Яна, — тетя Валя повернулась к свекрови, — ты перегибаешь палку. Нельзя так давить на детей.
— Я не давлю! Я учу их правильному воспитанию!
— Нет, мама, — твердо сказал Сережа. — Ты не учишь. Ты заставляешь. И если ты не прекратишь, мы действительно уедем.
— Куда это? — Янина Викторовна снова схватилась за сердце.
— Далеко, — отрезал сын. — Туда, где ты не сможешь каждый день приходить и контролировать каждый наш шаг. — Он повернулся ко мне: — Собирай чемоданы, переезжаем подальше от этого контроля.
— Сереженька! — она заплакала. — Как ты можешь? Я же мать!
— Вот именно, мать. Не надзиратель. Не контролер. Мать, которая должна поддерживать, а не разрушать.
Дядя Боря, до этого молча наблюдавший за происходящим, встал:
— Янка, а ведь они правы. Ты совсем с катушек съехала со своим контролем. Видео снимаешь, компромат собираешь. На родную невестку! Совсем совесть потеряла?
— Я? Я совесть потеряла? — возмутилась свекровь. — Да я внука спасаю!
— От чего спасаешь, Яна? — спросила тетя Валя. — От любящей матери? От современных методов воспитания? От нормальной жизни без вечного страха?
— Вы все против меня! — Янина Викторовна картинно заломила руки. — Все предатели!
— Нет, мама, — тихо сказала Марина. — Мы не против тебя. Мы против твоих методов. Против того, что ты пытаешься сломать наши семьи.
— Я? Сломать?
— Да, мама. Именно сломать. Я молчала восемь лет. Страдала, терпела. А потом просто сбежала на другой конец города. И знаешь, что? Как только мы переехали, все наладилось. Дети перестали бояться бабушку, я перестала плакать по ночам.
В комнате повисла тяжелая тишина. Янина Викторовна обвела всех растерянным взглядом:
— Но я же как лучше хотела...
— Знаешь, мам, — Сережа подошел к матери, — все всегда хотят как лучше. Но иногда нужно просто остановиться и подумать - а действительно ли твои методы помогают? Или они только вредят?
Янина Викторовна опустилась в кресло. Впервые за все время я увидела ее такой — растерянной, потерявшей свою обычную уверенность.
— И что теперь? — спросила она тихо.
— Теперь, — я решилась подать голос, — мы можем попробовать начать сначала. Без угроз, без контроля, без видеосъемок. Просто как семья.
— Заявление, — вдруг сказала свекровь.
— Что? — не поняла я.
— Заявление в опеку. Надо порвать.
Она встала и медленно пошла к своей комнате. Вернулась с листком бумаги. Все молча смотрели, как она разрывает его на мелкие кусочки.
— Яночка, — тетя Валя подошла к ней, — ты правильно делаешь. Дети должны сами растить своих детей. А мы должны помогать, когда попросят. Только помогать, понимаешь?
Прошло три месяца. Многое изменилось. Янина Викторовна больше не приходит без звонка. Не контролирует каждый шаг. Иногда, конечно, пытается вставить свое «а вот в наше время», но быстро осекается.
Сегодня она впервые пришла не с претензиями, а с гостинцами:
— Я пирог испекла. Можно зайти?
Я открыла дверь. Миша, увидев бабушку, радостно заулыбался.
— А я тут подумала, — она присела на кухне, разливая чай, — может, расскажешь мне про эти ваши современные методики? Я почитала немного в интернете, вроде разумные вещи пишут.
Я чуть не поперхнулась чаем:
— Правда хотите послушать?
— Правда. Ты только не думай, что я совсем уж ретроград. Просто привыкла по-своему. А сейчас вижу — Мишка растет веселым, активным. Значит, что-то ты делаешь правильно.
Мы проговорили весь вечер. Она расспрашивала про режим сна, про прикорм, про развивающие игры. Иногда хмурилась, иногда удивленно поднимала брови, но не спорила.
Когда она собралась уходить, я решилась спросить:
— Янина Викторовна, а почему вы изменили свое отношение?
Она помолчала, потом ответила:
— Знаешь, после того разговора я много думала. Вспоминала, как Сережа в школе мучился. Как Маринка от меня сбежала. И поняла — я ведь тоже была неправа. Да, я хотела как лучше. Но лучше — не значит правильно.
Она погладила спящего Мишу по головке:
— Теперь вижу — каждое поколение растит детей по-своему. И это нормально. Главное, чтобы с любовью.
У двери она обернулась:
— Прости меня, Оля. Я была несправедлива к тебе. Ты хорошая мать.
Вечером я рассказала обо всем Сереже.
— А знаешь, — улыбнулся он, — мама ведь и мне звонила. Извинялась за то, что в детстве перегибала палку. Представляешь?
— Людям свойственно меняться, — сказала я. — Главное, что она нашла в себе силы признать ошибки.
Теперь, когда я вижу молодых мам во дворе, которые также страдают от гиперопеки свекровей, я рассказываю им нашу историю. И всегда добавляю — терпение и любовь творят чудеса. Даже самый строгий контролер может стать любящей бабушкой. Нужно только дать друг другу шанс.