— Ты не можешь просто взять и отказаться от меня! — голос Ани дрожал, срываясь на крик. — Я твоя единственная сестра!
Алина молча смотрела в окно кухни. Октябрьский вечер медленно опускался на город, зажигая окна в соседних пятиэтажках. Где-то вдалеке лаяла собака. Привычная картина, которая теперь казалась чужой и холодной.
— Мне больше не к кому пойти, — в голосе Ани появились знакомые нотки, те самые, от которых у Алины всегда сжималось сердце. — Ты же знаешь, что тётя Оля не сможет нас держать вечно.
"Как же я устала", — подумала Алина, машинально поправляя занавеску. Старая тюль, ещё мамина, пожелтела от времени. Надо бы купить новую, да всё руки не доходят. То деньги нужны Ане на очередной "последний раз", то время уходит на решение её проблем.
— Сядь, — наконец произнесла Алина, поворачиваясь к сестре. — Нам нужно серьёзно поговорить.
Аня плюхнулась на табуретку, демонстративно скрестив руки на груди. В свои двадцать два она всё ещё вела себя как обиженный подросток. Только теперь у неё на руках был трёхмесячный Кирюша, который мирно спал в коляске в прихожей.
— Я знаю про дачу, — тихо сказала Алина.
Аня вздрогнула, но быстро взяла себя в руки: — Не понимаю, о чём ты.
— Всё ты понимаешь. Мне звонил Михаил Петрович с улицы Садовой. Спрашивал, правда ли мы продаём дачу за такую смешную цену.
Повисла тяжёлая пауза. В тишине отчётливо слышалось тиканье старых настенных часов — ещё одна вещь, оставшаяся от родителей.
"Мама бы знала, как поступить", — в который раз подумала Алина. Но мамы не было уже пять лет. Как и папы. Осталась только она, тридцатичетырёхлетняя учительница, которая должна была стать для младшей сестры и матерью, и отцом, и лучшей подругой.
— Ну да, хотела продать, — наконец выпалила Аня. — И что? Это ведь и моя дача тоже! Мне нужны деньги.
— На что? — устало спросила Алина. — На новый телефон? Или может, на поездку к морю, о которой ты говорила на прошлой неделе?
— Я хотела снять квартиру! — Аня вскочила, едва не опрокинув табуретку. — Нормальную квартиру, а не эту конуру у тёти Оли! Ты хоть представляешь, каково это — жить с ребёнком в однушке, где из кухни пахнет кошками?
Алина представляла. Она бывала у тёти Оли достаточно часто, чтобы знать все особенности её жилища. Но она также помнила, как Аня сама напросилась туда жить, заявив, что ей "невыносимо находиться под одной крышей с занудной старшей сестрой".
— А ты представляешь, каково это — узнать, что родная сестра пытается втайне продать единственное, что осталось от родителей? — Алина почувствовала, как дрожит её голос. — Причём за половину реальной стоимости?
— Ой, началось! — Аня закатила глаза. — Опять ты про родителей! Вечно ты меня попрекаешь тем, что я их недостаточно помню, недостаточно ценю...
— Я не об этом! — Алина с силой сжала край столешницы. — Дело не в памяти. Дело в том, что ты не думаешь о последствиях. Никогда не думала.
В прихожей заплакал Кирюша. Аня дёрнулась было к двери, но остановилась: — Вот именно об этом я и говорю! У меня ребёнок, мне нужны нормальные условия. А ты меня попрекаешь какой-то дачей!
— "Какая-то дача" стоит больше миллиона, — жёстко сказала Алина. — И ты прекрасно это знаешь. Как и то, что она принадлежит нам обеим, и ты не имеешь права распоряжаться ею в одиночку.
Плач в прихожей усилился. Алина машинально шагнула к двери, но остановила себя. Нет, хватит. Пусть хоть раз сама позаботится о своём ребёнке.
Аня, видимо, поняла её манёвр по-своему: — Ну конечно! Тебе ведь плевать на племянника! Тебе вообще на всех плевать, кроме твоего драгоценного Кости!
Это было уже слишком. Алина резко развернулась к сестре: — Да как ты смеешь? Кто возился с тобой всю беременность? Кто сидел с тобой в роддоме? Кто каждые выходные приезжает, чтобы дать тебе выспаться?
— А кто обещал мне помогать? — парировала Аня. — Кто клялся маме перед смертью, что никогда меня не бросит?
"Вот оно", — подумала Алина. Главный козырь, который Аня всегда приберегала напоследок. Обещание, данное умирающей матери, — идеальное оружие против старшей сестры с обострённым чувством долга.
— Я не бросаю тебя, — медленно произнесла Алина. — Я просто больше не буду решать за тебя все проблемы. Ты взрослый человек, Аня. У тебя есть ребёнок. Пора научиться отвечать за свои поступки.
— Да что ты знаешь о проблемах? — Аня снова повысила голос. — У тебя всё хорошо: муж, работа, квартира! А я одна с ребёнком!
— Ты не одна, — Алина покачала головой. — Ты сама выбрала уйти к тёте Оле. И сама решила не говорить Сергею о ребёнке.
— А что толку было говорить? — Аня горько усмехнулась. — Он же сразу сказал, что не готов к семье.
— Зато теперь ты готова продать дачу, даже не посоветовавшись со мной. И куда бы ты дела эти деньги? Они бы разлетелись за пару месяцев, и что дальше?
Кирюша в прихожей заходился криком. Аня наконец направилась к коляске, но остановилась в дверях: — Значит, так? Бросаешь нас на произвол судьбы?
— Нет, — твёрдо ответила Алина. — Я просто перестаю быть твоей персональной службой спасения. Хочешь продать дачу — давай обсудим это спокойно, как взрослые люди. Хочешь съехать от тёти — найди работу, сними квартиру. Я помогу советом, присмотрю за Кирюшей, пока ты будешь на собеседованиях. Но решать за тебя и платить по твоим счетам я больше не буду.
— Ты... ты просто... — Аня задохнулась от возмущения. — Знаешь что? Подавись своей дачей! И не звони мне больше!
Она выскочила в прихожую, трясущимися руками начала одевать всё ещё плачущего Кирюшу. Алина молча наблюдала за этой суетой, чувствуя странное опустошение. Ни злости, ни обиды — только усталость и какое-то мутное облегчение.
Входная дверь хлопнула так, что зазвенела посуда в серванте. Алина медленно опустилась на табуретку и закрыла лицо руками. Из глаз текли слёзы, но она даже не пыталась их вытереть.
Щёлкнул замок входной двери — вернулся с работы Костя. Алина торопливо провела рукавом по лицу, но муж уже стоял в дверях кухни, хмуро глядя на жену: — Опять?
Она кивнула, не в силах говорить. Костя тяжело вздохнул, прошёл к плите и включил чайник: — Рассказывай.
И она рассказала. Про дачу, про звонок соседа, про истерику Ани. Костя слушал молча, только желваки ходили на скулах. Когда она закончила, он долго молчал, потом произнёс: — Знаешь, я давно хотел тебе сказать... В общем, Серёга знает про ребёнка.
— Что? — Алина растерянно моргнула. — Откуда?
— Город маленький, — Костя пожал плечами. — Кто-то увидел, кто-то рассказал. Он приходил ко мне на работу месяц назад. Спрашивал, правда ли.
— И что? — Алина затаила дыхание.
— Сказал, что хочет помогать. Деньгами, я имею в виду. Но Аня его послала, когда он пытался с ней связаться.
Алина откинулась на спинку стула, пытаясь осмыслить услышанное. Значит, Сергей знал. Хотел помогать. А Аня...
— Почему ты мне не сказал раньше?
— А что бы это изменило? — Костя посмотрел ей прямо в глаза. — Ты бы всё равно продолжала её выгораживать, искать ей оправдания. Лин, она использует тебя. Использует твоё чувство вины, твою доброту. И будет использовать, пока ты ей позволяешь.
Алина молчала. Что тут скажешь, если он прав? Всегда был прав, просто она не хотела этого видеть.
— Знаешь, что самое страшное? — тихо спросила она. — Я ведь правда чувствую себя виноватой. Всё время. За то, что у меня есть муж, работа, свой дом. За то, что я могу спокойно спать по ночам, пока она возится с ребёнком. За то, что я... счастлива.
— Глупая, — Костя встал, подошёл и обнял её за плечи. — Ты не виновата в том, что живёшь нормальной жизнью. И уж точно не обязана расплачиваться за это.
В кармане завибрировал телефон. Алина достала его — сообщение от тёти Оли: "Как ты могла? Она же твоя сестра! Приезжай немедленно, она тут рыдает!"
Алина показала сообщение мужу. Тот хмыкнул: — И что будешь делать?
Она помедлила, глядя на экран телефона. Потом решительно нажала кнопку выключения: — Ничего. Пусть хоть раз справится сама.
Костя молча поцеловал её в макушку.
Следующая неделя далась Алине нелегко. Телефон разрывался от звонков — тётя Оля была настойчива в своём желании "помирить сестёр". Алина не отвечала, но каждый пропущенный вызов отзывался болью в сердце. Особенно тяжело было по вечерам, когда она представляла, как Аня укладывает Кирюшу одна, без её помощи.
"Справится", — говорила она себе. — "Должна справиться".
На работе она старалась загрузить себя по максимуму, чтобы меньше думать. Как школьный психолог, она прекрасно понимала, что делает — классический уход в работу. Но лучше так, чем сидеть дома и прислушиваться к звонкам телефона.
В пятницу вечером, когда она собирала сумку после рабочего дня, в кабинет постучали. На пороге стоял Сергей — осунувшийся, небритый, с кругами под глазами.
— Можно? — спросил он хрипло.
Алина молча кивнула, указывая на стул для посетителей. Сергей неловко переминался у двери, явно не зная, с чего начать.
— Я знаю про Кирилла, — наконец выдавил он. — Костя сказал, ты в курсе, что я приходил...
— Да, — Алина села за свой стол. — И что ты хочешь?
— Помочь. Я пытался с ней связаться, но она не берёт трубку. Заблокировала меня везде. Я даже не видел его ни разу... своего сына.
Алина внимательно посмотрела на него. В свои двадцать восемь Сергей всегда казался ей легкомысленным, но сейчас в его глазах читалась настоящая боль.
— Почему ты сразу не пришёл, когда узнал о беременности?
— Испугался, — честно признался он. — Мы встречались без обязательств, я думал... В общем, я был идиотом. Но теперь хочу всё исправить.
В коридоре послышались шаги — школа пустела. Алина взглянула на часы: — Что конкретно ты предлагаешь?
— Я готов платить алименты. Официально. И помогать сверх того... чем смогу. Хочу видеться с сыном. Участвовать в его жизни.
Алина покачала головой: — Это не ко мне. Решать должна Аня.
— Но ты можешь с ней поговорить? — в его голосе прозвучала надежда. — Объяснить...
— Нет, — твёрдо ответила Алина. — Больше не могу. И не буду.
Видя его растерянность, она добавила мягче: — Понимаешь, Серёжа, все эти годы я пыталась решать за сестру её проблемы. Защищать, оберегать, создавать тепличные условия. И что в итоге? Она так и не повзрослела. Пора это прекращать.
— И что мне делать?
— То же, что должна сделать она — принимать взрослые решения и отвечать за свои поступки. Хочешь быть отцом — действуй. Подавай на установление отцовства, требуй свои права. Только так.
Он долго молчал, потом кивнул: — Ты права. Спасибо.
Когда за ним закрылась дверь, Алина ещё несколько минут сидела неподвижно, глядя в окно. На душе было тяжело, но где-то глубоко внутри крепла уверенность — она поступает правильно.
Прошёл месяц. Аня по-прежнему жила у тёти Оли, но звонки и истеричные сообщения постепенно сошли на нет. Через общих знакомых Алина узнала, что сестра устроилась продавцом в магазин одежды. Платили немного, но это было началом.
А потом случилось неожиданное: Сергей действительно подал заявление об установлении отцовства. Аня позвонила Алине впервые за всё это время — голос у неё был растерянный и немного испуганный: — Что мне делать?
— А что ты хочешь сделать? — спокойно спросила Алина.
— Не знаю... — Аня помолчала. — Может, встретимся? Поговорим?
"Вот и всё", — подумала Алина. — "Первый шаг".
— Приходи в воскресенье, — сказала она. — С Кирюшей.
В это воскресенье они впервые за долгое время говорили как взрослые люди. Без истерик, обвинений и манипуляций. Аня призналась, что работа даётся тяжело, что очень устаёт, но... чувствует какое-то странное удовлетворение от того, что сама зарабатывает деньги.
— Я решила пойти в суд, — сказала она, качая уснувшего Кирюшу. — Пусть установят отцовство. Кирюшке нужен папа, ты права.
Алина молча кивнула, разливая чай. На столе стояла ваза с печеньем — таким же, какое пекла когда-то мама. Алина научилась готовить его совсем недавно, по старому рецепту из потрёпанной тетрадки.
— Знаешь, — вдруг сказала Аня, глядя на печенье, — я часто вспоминаю маму. Особенно сейчас, когда сама стала матерью. И... мне кажется, я начинаю понимать, почему ты всегда была такой правильной. Ты просто повзрослела раньше.
Алина почувствовала, как к горлу подкатывает комок. Протянула руку и сжала ладонь сестры: — Мы справимся. Теперь — сами.