Знаете, говорят, что дружба проверяется годами. Враньё. Иногда достаточно одной фразы, одного момента – и человек, которого ты считала лучшей подругой, превращается в чужака с холодными глазами и змеиной улыбкой.
Ира смотрела на Юлю и не узнавала её. Пятнадцать лет дружбы рассыпались, как игрушечный домик, от этих слов.
– Что ты несешь? – голос дрожал, чашка с недопитым чаем звякнула о блюдце.
– Брось, Ириш. – Юля откинулась на спинку кресла, закинув ногу на ногу. – Думаешь, я не знаю про тот корпоратив? Про Игоря из отдела продаж?
Ира похолодела. Тот вечер. Новогодний корпоратив два года назад. Медленный танец, тёмный коридор...
– Это... это было один раз. И Миша – сын Серёжи!
– Да? – Юля изогнула бровь. – А ты уверена? Совсем-совсем уверена?
Нет. Конечно нет. Эта мысль преследовала её все эти месяцы, все бессонные ночи с новорожденным...
– Знаешь, – Юля наклонилась вперёд, – генетический тест сейчас стоит копейки. Любой может заказать...
– Зачем ты это делаешь? – Ира с трудом сдерживала слёзы. – Мы же... мы же подруги.
– Были подругами. До того, как ты увела у меня повышение.
Ах вот оно что.
– Я не уводила! Просто...
– Просто ты всегда была хорошей девочкой. – В голосе Юли звенела сталь. – Правильной. Успешной. С идеальным мужем, карьерой... Но теперь выясняется, что ты такая же, как все. Даже хуже.
Ира молчала. За окном шумел дождь, по стеклу стекали капли – как слёзы по её щекам.
– Сколько? – наконец выдавила она.
– Для начала – пятьсот тысяч.
– Пятьсот?! Откуда...
– У тебя три дня, – Юля встала, поправляя дорогую блузку. – Иначе Серёжа получит очень интересное письмо. С фотографиями, датами и всеми подробностями.
Она направилась к выходу, но у двери обернулась:
– И да, это только начало. Материнство – дорогое удовольствие, правда?
Дверь захлопнулась. Ира сидела в оцепенении, глядя на остывший чай. В детской заплакал Миша.
Миша...
Она бросилась к кроватке. Годовалый малыш стоял, держась за перильца, и хныкал. Тёмные кудряшки, курносый нос, ямочки на щеках – копия отца.
Но, которого отца?
– Маленький, – она прижала сына к груди. – Всё хорошо. Всё будет хорошо...
Правда?
Телефон в кармане завибрировал. Серёжа:
– Привет, солнышко! Как вы там?
Такой родной, любимый голос. Она помнила их первое свидание, первый поцелуй, его слёзы счастья в роддоме...
– Мы... мы хорошо.
– Точно? Голос какой-то странный.
– Просто устала. Миша капризничает.
– Бедная моя. Слушай, может, возьмём завтра няню и сходим куда-нибудь? Давно не были вдвоем.
Ира закрыла глаза. Вдвоём. Как она посмотрит ему в глаза?
– Давай... давай в другой раз? Миша что-то температурит...
– Конечно, родная. Целую вас обоих!
Ира отключила телефон и сползла по стенке на пол. Миша в кроватке что-то лепетал на своём, только ему понятном языке.
Пятьсот тысяч. У них были накопления – на отпуск, на новую машину... Но не такие большие.
Продать украшения? Взять кредит? Занять у родителей?
А потом что? Платить и платить, пока Юля не потребует чего-то большего?
Телефон снова завибрировал. Сообщение:
"Время пошло. Тик-так."
Ира швырнула телефон об стену. Миша, испугавшись грохота, заплакал.
– Прости, маленький, прости...
Она качала сына, вытирая слезы. За окном сгущались сумерки, в соседней квартире кто-то включил музыку. Обычный вечер, перечеркнувший всю её жизнь.
– Ты какая-то странная последние дни, – Серёжа обнял её со спины, когда она готовила ужин. – Что-то случилось на работе?
Если бы только на работе...
– Нет, всё... всё нормально.
– Точно? – он развернул её к себе. – Ира, я же вижу...
Она уткнулась ему в плечо, вдыхая родной запах. Десять лет вместе. Десять лет любви, доверия, счастья...
И одна ночь, которая может все разрушить.
– Серёж... – она подняла голову. – А ты... ты любишь нас? Меня и Мишу?
– Что за вопрос? – он нахмурился. – Вы – моя жизнь. Ты же знаешь.
– А если... – голос дрогнул. – Если бы...
«Скажи. Скажи сейчас. Пусть лучше он узнает от тебя.»
Телефон на столе звякнул. Новое сообщение от Юли:
"Два дня. Тик-так."
– Если бы что? – Сережа все еще ждал продолжения.
– Если бы я... я потеряла работу?
– Глупая, – он поцеловал её в макушку. – Прорвёмся. Главное, что мы вместе.
Вместе. Пока что.
Утро третьего дня началось с дождя. Ира сидела в кафе напротив банка, глядя на конверт с деньгами. Все их сбережения, кредит, занятые у мамы "на ремонт"...
– Привет, подруга.
Юля опустилась на стул напротив – идеальный макияж, новый костюм, победная улыбка.
– Вот, – Ира пододвинула конверт. – Здесь всё.
– Умница, – Юля даже не стала проверять. – Я знала, что ты сделаешь правильный выбор.
– Теперь всё? Ты...
– Всё? – Юля рассмеялась. – О нет, дорогая. Это только первый взнос. Материнство – это ведь надолго, правда?
Что-то сломалось в этот момент. Внутри. Как будто лопнула натянутая струна.
– Нет.
– Что?
– Я сказала – нет. – Ира поднялась, чувствуя странное спокойствие. – Можешь делать что хочешь. Рассказывать. Показывать. Что угодно.
– Ты с ума сошла? – Юля тоже встала. – Я уничтожу твою семью!
– Нет, – Ира покачала головой. – Ты ничего не уничтожишь. Потому что я сама всё расскажу Сереже. Прямо сегодня.
– Он бросит тебя!
– Может быть. – По щеке скатилась слеза. – Но лучше уж так, чем жить во лжи. Чем бояться каждого твоего сообщения. Чем смотреть в глаза любимому человеку и врать, врать...
Она забрала конверт с деньгами и направилась к выходу.
– Стой! – Юля схватила её за руку. – Ты не посмеешь!
– Посмею. – Ира стряхнула её пальцы. – Знаешь, что я поняла? Страшно не то, что я могу потерять семью. Страшно то, что я уже теряю себя. Каждый день, когда молчу. Каждый раз, когда вру. И это... это страшнее всего.
Вечером, уложив Мишу, она сидела на кухне и ждала мужа. На столе стояли две чашки чая и конверт с распечатанными фотографиями того корпоратива.
Хлопнула входная дверь.
– Я дома! – голос Серёжи, такой родной. Может, в последний раз.
– Мы можем поговорить?
– Конечно, – он сел напротив, улыбаясь. – Что-то случилось?
Ира глубоко вдохнула:
– Помнишь, ты спрашивал, что со мной в последние дни?
Она достала телефон, открыла сообщения от Юли. Положила рядом с конвертом.
– Мне нужно тебе кое-что рассказать. Про новогодний корпоратив. Про Мишу. Про... про всё.
Серёжа молча смотрел на неё. Где-то в детской тихо сопел их сын. Их сын – неважно, что показал бы тест.
– Я... я очень боюсь тебя потерять. Но ещё больше я боюсь потерять себя.
И она начала говорить. Наконец-то начала говорить правду.
Серёжа слушал молча. Только желваки ходили на скулах, да пальцы сжимали чашку так, что костяшки побелели.
– И вот... вот и всё, – голос Иры сорвался. – Я пойму, если ты...
Он встал так резко, что чашка опрокинулась. Чай растекся по столу, капая на пол.
– Мне нужно подумать.
Хлопнула входная дверь. Ира сидела в оцепенении, глядя на мокрое пятно на скатерти. Где-то тикали часы – *тик-так, тик-так*. Как в сообщениях Юли.
Она не помнила, сколько просидела так. Час? Два? Три? За окном стемнело...
Звук ключа в замке заставил её вздрогнуть. Серёжа вернулся – помятый, небритый, с покрасневшими глазами.
– Я ходил к Игорю.
Ира похолодела:
– Что?..
– Врезал ему. – Он потёр костяшки пальцев. – Потом мы долго говорили. Он... он рассказал свою версию той ночи.
Серёжа сел напротив, глядя ей в глаза:
– Знаешь, что было самым паршивым? Не сам факт измены. А то, что ты молчала. Два года молчала.
– Я боялась...
– Я знаю. – Он протянул руку через стол, накрывая её ладонь своей. – И я... я не святой, Ир. У меня тоже были моменты слабости. Помнишь ту командировку в Питер?
Она кивнула. Три года назад, когда они сильно поссорились перед его отъездом...
– Там была девушка. Ничего не было, но... могло быть. Я остановился. Но мысли, желание – они были.
В детской заплакал Миша. Они оба дернулись к двери.
– Сиди, – Серёжа встал. – Я сам.
Он вернулся через пять минут, держа сына на руках. Заспанного, встрёпанного, с отпечатком подушки на щеке.
– Смотри на него, – тихо сказал Сережа. – Он – наш сын. Мой сын. Неважно, что там было.
– Ты... ты правда так думаешь?
– Я его отец. – В его голосе зазвенела сталь. – Я был рядом, когда он делал первый шаг. Когда болел. Когда сказал первое слово. Я люблю его. И никакие тесты этого не изменят.
Миша потянулся к маме, и Серёжа передал его Ире.
– Нам будет непросто, – он сел рядом. – Очень непросто. Я... я всё еще злюсь. И, наверное, буду злиться ещё долго.
– Я понимаю...
– Но мы справимся. – Он обнял их обоих. – Потому что ты наконец сказала правду. Потому что мы – семья.
Через неделю Юля получила увольнение. Оказалось, шантаж коллеги – не лучшая строчка в резюме. Особенно когда есть свидетели и записи разговоров.
А ещё через месяц Ира узнала, что беременна. Когда тест показал две полоски, она впервые за долгое время расплакалась – от счастья.
– У Миши будет братик или сестричка – сказал Серёжа, обнимая её. – И знаешь, что? В этот раз – никаких корпоративов.
Она рассмеялась сквозь слёзы:
– Никаких. И никакой лжи. Никогда.
Говорят, правда лечит. Но никто не говорит, как больно бывает это лечение. И как тяжело набраться смелости и сделать первый шаг.
Но когда я смотрю на своих детей – Мишу и маленькую Алису, родившуюся через восемь месяцев – я знаю, что оно того стоило. Потому что семья строится не на идеальном прошлом, а на честном настоящем. И на смелости быть собой – со всеми ошибками, страхами и надеждами.
А Юля? Говорят, она уехала в другой город. Надеюсь, она тоже нашла своё счастье. И свою правду.
Потому что у каждого она своя. Главное – найти в себе силы её принять.
