— Мам, это уже абсурд! — голос Кати был на пределе. — Мы с Колей живем в одной квартире, а такое ощущение, что я снимаю комнату в коммуналке на твоих условиях!
Свекровь, Валентина Петровна, восседала в центре кухни, словно генеральша на собрании. Вокруг нее выстроились контейнеры с «помощью» — домашние заготовки, которые якобы «облегчали жизнь молодой семьи».
— Катя, ты с утра до ночи работаешь, а я вам помогаю, — с достоинством возразила Валентина Петровна. — Ты представляешь, сколько труда в этих трехлитровых банках соленых огурцов? А замок на холодильник зачем поставила? Чтоб я случайно тебе полку не нарушила?
Катя вспыхнула. Замок был последней каплей в войне за личные границы, начавшейся с момента их переезда в эту квартиру — с Валентиной Петровной в комплекте.
— Мам, я поставила его не для вас! У нас дети, вы помните? Даша ночью умудряется украсть торт, а Маша заливает соком диван. Но давайте не будем. Сегодня у нас годовщина свадьбы, мы с Колей хотели вечером провести время вдвоем.
— Ах, годовщина! — Валентина Петровна закатила глаза. — А я как? Меня куда? На лестничную клетку, что ли?
Катя закрыла глаза, глубоко вздохнула и сказала сдержанно:
— Просто дайте нам немного пространства. Пожалуйста.
Катя всегда знала, что Валентина Петровна непростая женщина. Это сразу читалось в её четкой осанке, в манере говорить «как правильно» и во взгляде, который мог оценивать и раздавать непрошеные советы, словно учитель на контрольной. Гордость, уверенность в своей правоте и патологическая любовь к контролю делали Валентину Петровну не просто строгой — она была властной. Эту властность она обернула заботой, но так, что с ней приходилось считаться, как с дождем или снегом: избегать нельзя, можно только принять.
Коля, выросший под бдительным взором матери, привык жить по её указке. С детства он знал: возразить маме — значит нарваться на гнев. «Ты что, неблагодарный?» — была её любимая фраза, в которой скрывалось всё: и обида, и требование. Поэтому он не возражал. Когда Валентина Петровна приходила с «ценными» рекомендациями, Коля принимал их без вопросов. Он не считал это вмешательством.
Катя же была другой. Она считала, что семья — это равенство, уважение и свобода. Свобода ошибаться, пробовать, принимать свои решения. Когда она вышла замуж за Колю, ей казалось, что их маленькая семья станет их собственным миром, где они будут хозяевами. Но Валентина Петровна быстро дала понять, что она не собирается стоять в стороне.
Сначала Катя терпела. Она считала, что, возможно, это временно, что всё уляжется, как улаживаются мелкие бытовые трения. Но когда свекровь начала следить за расходами, пересчитывать памперсы, давать советы по воспитанию детей, будто у неё было два докторских в педагогике, Катя поняла: молчание не решит проблему.
— Свекровь в доме — это как визит инспектора из налоговой, — однажды сказала Катя своей подруге Оле. — Ты знаешь, что она придет, но не знаешь, на чем попадешься.
Оля засмеялась:
— Ты ей только напомни, что налоговый инспектор проверяет свои границы, а не чужие!
Но на деле было не так просто. Валентина Петровна умела переступать границы мягко, но настойчиво, оставляя за собой ощущение, будто всё сделано исключительно из заботы.
— Катюша, я тут купила вам десять пачек гречки, а то в магазинах нынче пусто.
— Катя, ты детям неправильно завязываешь шарфы. Они так могут шею натереть.
— Я записала вас к педиатру, того, что вы выбрали, я не одобряю.
Каждое «Катюша» звучало как сигнал, что следующая фраза будет очередным нарушением её границ.
Катя поставила границы, но для Валентины Петровны это было неприемлемо.
— Бунтарский дух, — как-то сказала свекровь сыну, пожимая плечами. — У твоей жены его слишком много.
Коля лишь кивал. Он понимал, что матери и жене никогда не найти общего языка, но был уверен: чем меньше он вмешивается, тем лучше. Для него молчание было инструментом выживания. Для Кати же — тревожным сигналом, что её муж попросту не готов бороться за их семью.
В тот вечер напряжение в квартире можно было резать ножом. Коля вошел, плотно закрыв за собой дверь, как будто хотел оставить за порогом весь внешний мир. Но Катя сразу почувствовала: что-то не так.
— Катя, я хотел с тобой поговорить... — начал он, словно собирался сообщить что-то ужасное.
Катя, отложив на стол полотенце, прищурилась.
— Ну давай, — села она напротив него, скрестив руки на груди.
Коля переминался с ноги на ногу, глядя куда-то в сторону.
— Мама сказала... В общем, в соседнем доме освободилась квартира. Ей нужно время, чтобы сделать там ремонт. Она попросила пожить у нас... пару недель.
Катя почувствовала, как волосы на затылке встали дыбом.
— Пару недель? — повторила она. — Она это сказала, или ты согласился?
Коля отвел взгляд.
— Ну, она мама. Ей некуда идти, — тихо проговорил он, словно заранее извинялся.
Катя вскочила:
— А мне куда? В сквер с детьми? Ты понимаешь, что два года я терплю её нравоучения, её критику, её бесконечные лекции? Теперь она будет устраивать ночные ревизии?
Коля попытался возразить:
— Катя, ну это же временно...
Но его голос потонул в потоке Катиных эмоций:
— Ты хоть раз скажешь мне прямо, кто для тебя главнее? Или мы так и будем жить под её диктовку?
Коля открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент дверь на кухню распахнулась, и в комнату, словно по сценарию, вошла Валентина Петровна.
— Я слышала! — объявила она с таким видом, будто ожидала аплодисментов. — И знаешь, что, Катя? Если бы не я, вы бы утонули в своих бытовых проблемах.
Катя вспыхнула.
— Если бы не вы, у нас этих проблем не было бы!
— Мама! — Коля поднял руки, будто пытаясь унять бурю. — Не надо сегодня…
— Молчи, Коля! — перебила его Катя.
Валентина Петровна вскинула голову:
— Ах, вот как? Я вам не нужна? Тогда кто будет готовить вам супы, стирать детские вещи и учить, как правильно жить?
Катя уже готова была сорваться на крик, но вдруг хмыкнула и сказала с сарказмом:
— Знаете что, Валентина Петровна? Ваша помощь — это как лейкопластырь на отрезанную руку. Удобно только вам.
Валентина Петровна прищурилась:
— Катя, ты неблагодарная.
Катя сделала шаг вперед, но в этот момент снова заговорил Коля:
— Мам, Катя права.
Эти слова прозвучали настолько неожиданно, что в кухне повисла гробовая тишина.
— Что ты сказал? — Валентина Петровна обернулась к сыну, не веря своим ушам.
— Я сказал, что Катя права, — повторил он, теперь уже тверже. — Мы взрослая семья. И если ты хочешь пожить здесь, тебе придется подчиняться нашим правилам.
Катя бросила на Колю быстрый взгляд, полным недоверия. Словно впервые видела своего мужа.
— Это что, попытка установить границы? — Валентина Петровна усмехнулась. — Дорогой, не смеши меня. Я вырастила тебя, я знаю, как на тебя влиять.
Коля шумно выдохнул:
— Мам, ты можешь знать обо мне всё, но это не даёт тебе права решать, как мне жить.
Валентина Петровна резко повернулась к двери:
— Хорошо, поживу-ка я у подруги! Посмотрим, как вы тут без меня!
Дверь хлопнула. Катя и Коля остались одни.
— Это было неожиданно, — тихо сказала Катя, чувствуя, как внутри всё дрожит.
— Я просто устал, — пробормотал Коля. — Надо что-то менять.
Катя села на стул, чувствуя себя одновременно победительницей и проигравшей. Она наконец увидела, что Коля может встать на её сторону. Но хватит ли ему сил сделать это и дальше?
Ночь, как всегда, началась спокойно. Дети наконец-то уснули после долгих уговоров, и Катя, завернувшись в плед, сидела на краю кровати с книгой в руках. Но мысли всё время возвращались к событиям дня. Разговор с Колей, очередные упрёки Валентины Петровны — всё это было, как затянувшаяся драма.
Коля уехал к подруге своей матери, чтобы обсудить ремонт. Катя понимала, что он сделал это только ради того, чтобы хоть немного снизить накал страстей. Но чувство несправедливости не отпускало.
Часы показывали два ночи, когда спальня наполнилась резким стуком.
— Коля? Ты уже дома? — спросила Катя, открывая глаза.
Дверь распахнулась, и в проёме появилась Валентина Петровна с подушкой и пледом под мышкой.
— Катя, мне нужна ваша кровать!
Катя резко села, не сразу понимая, что происходит.
— Зачем?
— Диван в гостиной ужасный, — произнесла свекровь с явным возмущением. — Завтра у меня может начаться радикулит, если я не высплюсь. А вы молодые, вам всё равно где спать.
Катя выпрямилась, ощущая, как в груди нарастает глухой гнев.
— Мам, это слишком, — сказала она, стараясь говорить спокойно. — Хватит!
Валентина Петровна скрестила руки на груди, словно ожидала объяснений.
— Это не обсуждается, Катя. Мы здесь временно, но вы же хотите, чтобы мне было комфортно?
В этот момент из соседней комнаты раздались шорохи, а затем в дверном проёме показались разбуженные девочки. Маша потирала глаза, а Даша, стоя с куклой в руках, тихо спросила:
— Мама, ты плачешь?
Катя глубоко вздохнула, чувствуя, как слёзы предательски подступают к глазам.
— Всё хорошо, Дашенька, — пробормотала она, но голос предательски дрогнул.
Валентина Петровна отступила назад, явно собираясь продолжить спор, но Катя вдруг резко встала, подняв руки.
— Всё! Хватит!
Она посмотрела на девочек, затем повернулась к Валентине Петровне.
— Мам, знаешь, что ты можешь? Жить как хочешь, но больше без нас!
Даша испуганно обняла Машу. Катя подошла к шкафу, вытащила из него несколько сумок и принялась складывать туда детские вещи.
— Ты что делаешь? — голос Валентины Петровны стал резким.
Катя не ответила. Её движения были быстрыми, почти механическими. Она собрала детские игрушки, запихнула в сумку пару пижам и мягкие тапочки.
— Катя, ты драматизируешь! — начала Валентина Петровна.
Но Катя резко повернулась к ней:
— Драма? Вы называете драмой то, что в этом доме не осталось ни грама уважения? Вы хотите, чтобы я уступила? Хорошо. Я уступлю. Уступлю всё это вам. Делайте, что хотите. Я с детьми ухожу.
Она подхватила сумки, взяла девочек за руки и повела их к выходу. Маша спросила:
— Мама, а куда мы идём?
— Туда, где нас будут уважать, — ответила Катя, открывая дверь.
За её спиной Валентина Петровна пыталась что-то сказать, но слова застревали в горле. Впервые она не смогла найти аргументы.
Катя закрыла дверь за собой, оставляя в квартире только тишину и растерянность.
На следующее утро Коля вернулся домой. Он открыл дверь и сразу почувствовал что-то не то: в квартире было странно тихо, почти гулко. Зашёл в гостиную — вещи на своих местах, но без обычного ощущения уюта. В спальне пустая кровать с аккуратно заправленным покрывалом выглядела чужой.
На столе в кухне лежала записка.
"Коля, решай сам. Семья — это не набор правил твоей мамы. Мы с детьми будем у Оли. Подумай, кто для тебя важнее. Катя."
Коля взял записку дрожащими руками, перечитал ещё раз, пытаясь осознать. Всё-таки Катя ушла. Ушла не на эмоциях, а обдуманно. Он сел за кухонный стол и опустил голову на руки.
В дверь заглянула Валентина Петровна, держа чашку с чаем.
— Где Катя?
Коля поднял на неё покрасневшие глаза.
— Она ушла.
— Ушла? Это ненадолго, — фыркнула Валентина Петровна, присаживаясь напротив. — Пройдёт пару дней — вернётся. Ты только скажи, чтобы больше так не драматизировала.
Коля медленно поднял голову.
— Мама, — начал он, — ты правда думаешь, что это она драматизирует?
— А кто же ещё? — удивилась Валентина Петровна. — Она всё время устраивает спектакли.
Коля смотрел на мать долго, почти пристально. Затем выдохнул и проговорил, тщательно подбирая слова:
— Мама, мне нужна семья.
— Так она у тебя есть, — отмахнулась Валентина Петровна. — Вот мы с тобой...
— Нет, — перебил Коля, и голос его стал твёрже. — Семья — это Катя, Даша, Маша. Это наш дом, наши правила, наш уют. И я их чуть не потерял. Из-за того, что не мог сказать тебе “нет”.
Валентина Петровна застыла.
— Ты ведь не серьёзно? — её голос дрогнул.
— Серьёзно, — подтвердил Коля. — Я помогу с ремонтом, буду звонить, приезжать. Но ты должна отпустить нас.
— Ты не можешь так со мной поступить! Я ведь твоё всё!
Коля медленно встал из-за стола, посмотрел на мать и сказал:
— Ты всегда будешь моей мамой. Но это не значит, что ты можешь быть хозяином моей семьи.
Катя вернулась через неделю. Она долго колебалась, но Коля каждый день писал ей сообщения и звонил, уверяя, что всё изменится.
Когда она открыла дверь их квартиры, дети сразу побежали к своим игрушкам, а Коля помог принести вещи. На кухонном столе лежал букет её любимых белых лилий.
— Спасибо, что вернулась, — сказал он. — Теперь у нас всё будет по-другому.
Валентина Петровна осталась жить одна. Первые дни она звонила сыну каждый час, но её звонки становились всё реже. Через месяц вместо звонка пришла короткая смс: "Спасибо, что дали мне время на размышления."
Катя, прочитав это сообщение, выдохнула. Она посмотрела на Колю, а он, заметив её взгляд, улыбнулся:
— Это хорошее начало.
Там, где есть границы, рождается уважение.