Звонок в дверь раздался, когда я укладывала Мишеньку спать. Такой настойчивый, требовательный – только свекровь может так звонить. Сердце ёкнуло, но я постаралась взять себя в руки. В последнее время Лариса Петровна зачастила к нам без предупреждения, и каждый её визит превращался в изматывающее испытание.
– Оленька, открывай! Я знаю, что вы дома! – раздался из-за двери её командный голос.
Я осторожно высвободила руку из-под разморенного сына. Только-только начал засыпать, и тут... Мишка завозился, но, к счастью, не проснулся. На цыпочках, стараясь не скрипнуть ни одной половицей, я прокралась в прихожую.
Открыла дверь – и сразу отшатнулась. Лариса Петровна ворвалась в квартиру, как весенний ураган, – в распахнутом бежевом пальто, с растрепавшейся укладкой, от которой во все стороны торчали седые прядки.
– Почему трубку не берёшь? Я битый час звоню! – с порога начала она.
– Телефон на беззвучном, Мишу укладываю, – я старалась говорить тихо, но твёрдо.
– Укладываешь? В шесть вечера? – свекровь картинно всплеснула руками. – Весь режим ребёнку сбиваешь! Я в своё время...
– Лариса Петровна, – перебила я, чувствуя, как начинает пульсировать в висках, – мы уже обсуждали это. У нас свой режим, который прописал педиатр. Миша днём плохо спал, и...
– Педиатр! – фыркнула она. – Что они понимают, эти ваши современные врачи? Вот я троих вырастила...
Из детской донёсся плач. Я прикрыла глаза, считая до десяти. Разбудила всё-таки. Сейчас опять начнётся: "Дай я его успокою!", "Ты неправильно с ним обращаешься!", "В кого ты такая неумеха?"...
– Я сама, – отрезала я, видя, как свекровь уже дёрнулась в сторону детской. – Лариса Петровна, присядьте пока на кухне. Чай будете?
Но она уже протиснулась мимо меня в коридор:
– Мишенька, бабушка пришла! Иди к бабуле, солнышко!
Плач стал громче. Я решительно загородила проход:
– Нет. Сначала я его успокою. Потом поговорим.
– Что значит "нет"? – её глаза опасно сузились. – Я его бабушка! Имею полное право...
– Вы имеете право приходить в гости по договорённости, – мой голос дрожал, но я держалась. – А сейчас прошу вас подождать на кухне.
Лариса Петровна замерла, словно её ударили. Потом медленно процедила:
– Значит, так... Что ж, попомни мои слова: это не конец разговора. Я не позволю испортить жизнь единственному внуку!
Развернулась и, чеканя шаг, направилась к выходу. Хлопнула входная дверь. В детской надрывался Миша.
Я прислонилась к стене, чувствуя, как подкашиваются ноги. Это действительно было только начало.
Вечером, когда Миша наконец крепко уснул, я ждала Сергея на кухне. Чашка с остывшим чаем согревала озябшие пальцы, а в голове крутились обрывки сегодняшней перепалки со свекровью. Хлопнула входная дверь – муж вернулся с работы.
– Серёж, нам надо поговорить, – тихо позвала я, когда он заглянул на кухню.
Он замер в дверном проёме, привалившись к косяку. Усталый, с ослабленным узлом галстука, но всё такой же родной. Только в глазах промелькнуло что-то похожее на обречённость.
– Опять мама? – вздохнул он, присаживаясь напротив.
– Она сегодня снова приходила без предупреждения. Разбудила Мишу, устроила скандал...
– Оля, – он потёр переносицу, – давай не будем...
– Нет, будем! – я стукнула ладонью по столу, и чашка жалобно звякнула. – Твоя мать угрожает отобрать у нас сына. Ты понимаешь? О-то-брать!
Сергей поморщился: – Ну что ты драматизируешь? Мама просто очень любит Мишку. Она же не со зла...
– Не со зла?! – я почувствовала, как предательски задрожал голос. – А с чего тогда? С любви? Знаешь, что она мне сегодня заявила? "Это не конец разговора"! Серёжа, она же не остановится!
Муж встал, прошёлся по кухне. В жёлтом свете лампы его тень металась по стенам, как раненая птица.
– Что ты предлагаешь? Запретить маме видеться с внуком? – он резко развернулся ко мне. – Она же с ума сойдёт! После смерти отца Мишка – единственная её радость.
– Я не предлагаю запрещать, – я сцепила пальцы, чтобы унять дрожь. – Я прошу тебя поговорить с ней. Объяснить, что есть границы. Что нельзя вот так врываться в нашу жизнь...
– Оля, она просто не умеет по-другому, – Сергей опустился обратно на стул, ссутулился. – Она всегда была... такой. Командовала, решала за всех. Папа её этим и любил – за характер.
– А я не папа, Серёж. И Миша – не ты в детстве. У нас своя семья, свои правила.
Муж молчал, изучая царапины на столешнице. Потом тихо произнёс:
– Дай мне время, ладно? Я... я поговорю с ней. Только не сейчас. Пусть немного успокоится.
Я смотрела на его опущенную голову и чувствовала, как внутри растёт холодная пустота. Сколько раз я уже слышала это "дай время"? Сколько ещё придётся ждать, пока он найдёт в себе силы противостоять матери?
– Знаешь, – я встала, – иногда мне кажется, что в нашей семье трое детей. Ты – самый младший.
Развернулась и вышла из кухни, оставив мужа наедине с остывшим чаем и своей нерешительностью. В детской посапывал Миша, и я прилегла рядом с его кроваткой, вдыхая родной запах детских волос. Засыпая, подумала: если муж не может защитить свою семью, придётся брать всё в свои руки.
Прошла неделя. Звонок в дверь снова застал меня врасплох, но на этот раз я была готова к визиту свекрови. За эти дни я собрала всю свою решимость в кулак, прокрутила в голове десятки вариантов разговора. Но открыв дверь, я застыла на пороге.
Рядом с Ларисой Петровной стоял незнакомый мужчина – подтянутый, в строгом сером костюме, с кожаным портфелем в руках. От его цепкого, оценивающего взгляда по спине пробежал холодок.
– Добрый день, Ольга Александровна, – произнёс он с холодной вежливостью. – Я адвокат Виктор Степанович Краснов. Мы можем войти? Нам нужно обсудить важный вопрос.
У меня внутри всё оборвалось. Значит, не пустые угрозы... Руки задрожали, но я заставила себя выпрямиться:
– Извините, но я не была готова к визиту. Мой муж на работе, и...
– О, Сергей в курсе, – перебила Лариса Петровна с торжествующей улыбкой. – Я ему звонила. Он не возражает.
Я почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Сергей знал? И не предупредил меня?
– Проходите, – процедила я сквозь зубы, отступая в сторону.
В гостиной Миша увлечённо играл с конструктором. Увидев бабушку, он вдруг съёжился и попятился к стене – её последние визиты явно оставили след. У меня защемило сердце.
– Мишенька, солнышко! – бросилась к нему Лариса Петровна. – Иди к бабуле!
Сын с испугом посмотрел на меня. Я решительно встала между ним и свекровью:
– Миша, детка, поиграй пока в своей комнате. Мама скоро придёт.
– Вот! – торжествующе воскликнула свекровь, поворачиваясь к адвокату. – Вы видите? Она постоянно препятствует нашему общению! Настраивает ребёнка против бабушки!
Виктор Степанович достал из портфеля какие-то бумаги:
– Ольга Александровна, ваша свекровь обратилась ко мне с просьбой урегулировать вопрос об участии в воспитании внука. Есть прецеденты, когда суд...
– Что?! – я почувствовала, как внутри поднимается волна ярости. – Вы серьёзно? Вы пришли угрожать мне судом за то, что я защищаю своего ребёнка от травмирующего поведения?
– Никто вам не угрожает, – елейным голосом протянула Лариса Петровна. – Мы просто хотим установить график посещений. Чтобы всё было... цивилизованно.
– Цивилизованно? – я горько рассмеялась. – Это называется цивилизованно? Врываться в чужой дом с адвокатом? Пугать ребёнка?
– По закону, – начал было адвокат, но я его перебила:
– Вон из моего дома. Оба. Немедленно.
– Как ты смеешь... – задохнулась от возмущения свекровь.
– Я смею защищать своего сына. И если вы не уйдёте прямо сейчас, я вызову полицию.
Виктор Степанович оценивающе посмотрел на меня, потом повернулся к Ларисе Петровне:
– Давайте продолжим разговор в другой обстановке. Когда все немного успокоятся.
Они ушли. Я закрыла дверь и сползла по стене на пол. Руки тряслись, в висках стучало. Из детской донёсся тихий всхлип.
– Мама...
Миша стоял в дверях, прижимая к груди любимого плюшевого зайца. Я протянула к нему руки, и он бросился ко мне, уткнулся в плечо. От его слёз намокла блузка, но я только крепче прижимала его к себе.
– Всё хорошо, малыш. Всё будет хорошо. Мама никому тебя не отдаст.
Я достала телефон и набрала номер мужа. Гудки... гудки... "Абонент не отвечает". Что ж, значит, пришло время принимать решения самой. Я открыла браузер и набрала: "Семейный психолог".
Кабинет семейного психолога оказался неожиданно уютным – мягкий свет, пастельные тона, живые цветы на подоконнике. Елена Викторовна, женщина лет пятидесяти с внимательными карими глазами, располагала к себе с первых минут общения. Я не ожидала, что приведу сюда свекровь так скоро, но события закрутились сами собой.
После истории с адвокатом Сергей наконец очнулся. Тот вечер я помню, как в тумане – его растерянное лицо, сбивчивые извинения, мои слёзы... А потом я выложила на стол визитку психолога и сказала: "Или мы решаем это вместе, или я подаю на развод". Он позвонил матери в тот же вечер.
И вот теперь мы сидим здесь – я, Сергей и Лариса Петровна. Такие разные и такие связанные друг с другом.
– Давайте начнём с главного, – мягко предложила Елена Викторовна. – Что привело вас сюда?
– Моя невестка не даёт мне видеться с внуком, – тут же выпалила Лариса Петровна. – Настраивает его против меня! А я имею право...
– Подождите, – прервала психолог. – Давайте сначала поговорим не о правах, а о чувствах. Что вы испытываете, когда не можете увидеть внука?
Свекровь запнулась. На её лице промелькнуло что-то... беспомощное?
– Я... – она сжала руки на коленях. – Я боюсь, что он меня забудет. Что вырастет – и даже не вспомнит свою бабушку.
– Мама, – тихо произнёс Сергей, – но ведь никто не говорит, что ты не сможешь видеться с Мишей...
– А разве не об этом речь? – она резко повернулась к нему. – Ты же слышал, как твоя жена...
– Лариса Петровна, – мягко перебила психолог, – скажите, а что изменилось в вашей жизни за последний год?
Свекровь замолчала. В кабинете повисла тяжёлая тишина.
– Коля умер, – наконец произнесла она, и её голос дрогнул. – Мой муж... он умер год назад. Инфаркт.
Я почувствовала, как у меня защемило сердце. Конечно... Как я раньше не поняла? Все эти внезапные визиты, истерики, попытки контролировать начались именно тогда.
– Тяжело остаться одной, – кивнула Елена Викторовна. – Особенно когда прожили вместе столько лет. И внук стал для вас...
– Единственной радостью, – Лариса Петровна достала платок, промокнула глаза. – Когда я с Мишенькой, мне легче. Не так пусто дома. Не так... страшно.
– Мам, – Сергей подался вперёд, – почему ты нам не сказала? Мы бы поняли...
– Что бы вы поняли? – горько усмехнулась она. – Что старуха с ума сходит от одиночества? Что не может справиться без мужа?
– Что вам больно, – тихо сказала я. – Что вам нужна поддержка.
Лариса Петровна посмотрела на меня – впервые за долгое время без враждебности. В её глазах стояли слёзы.
– Знаете, – продолжила психолог, – страх потери часто заставляет нас действовать... неразумно. Мы пытаемся удержать то, что боимся потерять, но только отталкиваем ещё больше.
– Я не хотела, – прошептала свекровь. – Я просто... я так испугалась, что потеряю и вас тоже.
Сергей пересел к матери, обнял её за плечи. Она прижалась к нему, как маленькая девочка, и заплакала – глухо, надрывно, выплёскивая наконец всю боль этого страшного года.
А я смотрела на них и чувствовала, как внутри тает ледяной ком. Может быть, теперь мы сможем начать всё сначала? Не как свекровь и невестка, а как две женщины, которым не чужды страх и боль. Как люди, которые могут понять и поддержать друг друга.
Прошло два месяца. Воскресное утро выдалось на удивление тёплым для поздней осени. Я колдовала на кухне над пирогом с яблоками – по рецепту Ларисы Петровны, между прочим. Кто бы мог подумать, что мы будем обмениваться кулинарными секретами?
– Мама, смотри, что мы с бабулей нашли! – в кухню влетел Миша, размахивая потрёпанным фотоальбомом. За ним, улыбаясь, вошла Лариса Петровна.
– Представляешь, разбирала старые вещи и нашла альбом со студенческих времён, – она присела к столу, бережно погладила обложку. – Здесь мы с Колей только познакомились...
Я оставила пирог и подсела к ним. Миша забрался ко мне на колени – уже такой большой, но всё ещё любит посидеть с мамой.
– Ой, а это папа маленький? – он ткнул пальцем в чёрно-белый снимок, где худенький мальчишка с оттопыренными ушами гордо демонстрировал сачок для бабочек.
– Да, – засмеялась Лариса Петровна. – Твой папа в детстве мечтал стать энтомологом. Ловил всех бабочек в округе, составлял коллекцию...
– А почему не стал?
– Передумал, – она вздохнула. – Знаешь, иногда мы слишком сильно давим на своих детей, пытаемся решать за них. Я тогда настояла, чтобы он пошёл в экономический... – она подняла на меня виноватый взгляд. – Много глупостей мы совершаем, думая, что знаем, как лучше.
Я накрыла её руку своей: – Главное, что мы учимся понимать друг друга.
В прихожей хлопнула дверь – вернулся Сергей из магазина.
– Как вы тут? – заглянул он на кухню, принюхиваясь. – М-м, пахнет обалденно!
– Пап, иди к нам! – позвал Миша. – Бабуля показывает, какой ты был маленький!
Сергей подошёл, приобнял мать за плечи, заглянул в альбом: – О, помню этот сачок! Им ещё можно было доставать мяч, который застревал на крыше гаража...
– Безобразник! – шутливо возмутилась Лариса Петровна. – Так вот почему он так быстро сломался!
Мы все рассмеялись. В духовке тихонько позванивал противень с пирогом, за окном шелестели последние осенние листья, а в квартире пахло корицей, яблоками и уютом.
– Кстати, – Лариса Петровна достала из сумки большой конверт, – я тут подумала... У меня ведь целая коробка со старыми фотографиями. Может, разберём их вместе? В следующее воскресенье, например?
Мы с Сергеем переглянулись. Раньше такое предложение прозвучало бы как требование, но теперь...
– С удовольствием, – улыбнулась я. – И знаете, у меня есть идея. Давайте сделаем большой семейный альбом? Там будут и ваши старые фотографии, и наши новые...
– И мои рисунки можно? – тут же встрепенулся Миша.
– Конечно, солнышко, – Лариса Петровна обняла внука. – Это же будет наша общая семейная история.
Я смотрела на них – таких родных и близких – и думала: иногда нужно пройти через боль и непонимание, чтобы научиться ценить друг друга. Чтобы понять: семья – это не борьба за власть и контроль, а умение слышать, прощать и принимать. И пусть у нас не всё идеально – мы учимся. Учимся быть семьёй.